Виктор и Денни Уилкинс давно оправились от пережитых волнений, и однажды у них произошел такой разговор. Денни Уилкинс сказал Виктору:
— Помнишь, когда мы плыли на плоту, я говорил тебе, что не хочу лететь на Марс и вообще заниматься астрогеографией?..
Виктор все отлично помнил.
— Давай забудем об этом!.. Я сам не могу понять, что происходило тогда со мной…
— Можно и забыть, — согласился Виктор. — Ерунды ты в самом деле наговорил порядочно. Но ты уверен, что тебе обязательно нужно заниматься астрогеографией?.. В конце концов на вкус и цвет товарища нет…
— Да, я совершенно уверен, что мне _обязательно нужно_ заниматься астрогеографией, — подтвердил Денни Уилкинс. — И я обещаю, что впредь, в какую бы переделку мы ни попали, буду держать себя как подобает…
Денни Уилкинс протянул руку, и Виктор пожал ее.
Домой Виктор не рискнул поехать сразу. Первую ночь он провел у Денни Уилкинса, а на следующий день прилетел Батыгин. И тогда произошло небывалое: Батыгин распорядился, чтобы Виктора Строганова пропустили к нему в кабинет в любое время, когда бы тот ни пришел, — даже утром.
Виктор пришел в десятом часу, и его тотчас позвали к Батыгину.
— Здоров, — говорил Батыгин, ласково ощупывая плечи, спину Виктора, — здоров и невредим! Вырос, окреп, возмужал!.. Если б ты мог представить, сколько я пережил тут из-за тебя!.. Я и сам-то места себе не находил, а тут еще родители твои строчили жалобы в высокие инстанции, закатывали мне сцены, чуть ли не убийцей называли… Ты у них живешь?.. Нет?.. Вот как. И еще не заходил к ним?.. Это зря. Они ведь любят тебя. Не стоит лишать людей радости, и если свидание может принести эту радость — доставь ее старикам. Кстати, тебе придется срочно бежать на свидание не только с родителями. Нагоняй мне был и еще от одного очень и очень симпатичного человека…
— Не может быть, — сказал Виктор и почувствовал, что краснеет.
— Не может? Было, уже было. Но это такие дела, в которых ты должен разобраться сам. Или уже разобрался?
Виктор покачал головой.
— Не виделся с ней?
Виктор снова покачал головой:
— Еще нет.
Он хмурился, и Батыгин, засмеявшись, заговорил о другом — о том, что подготовительные работы подходят к концу и наступает пора активных действий.
— Да, не позднее, чем через неделю, мы отправим на Марс подвижную астролабораторию — наш звездоход, а примерно через три месяца ландшафты Марса появятся на экранах астротелевизора в демонстрационном зале института… И Джефферс тоже должен вылететь через неделю. Видишь, какие события назревают, Виктор… Я был у Джефферса в институте и видел его астроплан. Это нечто великолепное! Нашему он, конечно, ни в чем не уступает. Просто сердце замирает от восторга, когда думаешь, какая техника теперь в руках у людей!.. С такой техникой чудеса творить можно, и мы будем творить эти самые чудеса!
— На Земле? — Виктор спросил это сухо, почти зло.
— Нет, не на Земле. И я должен огорчить тебя: у нас, будет очень мало времени, чтобы любоваться пейзажами Марса. Самое большее — неделю, две. А потом мы тоже покинем Землю и полетим на Венеру… Вот все, что я могу сказать тебе сейчас и то под большим секретом. Никому, — ни любимой девушке, ни самому лучшему другу, — ты не имеешь права говорить, куда мы полетим. Пункт назначения я объявлю участникам экспедиции во время полета. Если тайна эта станет достоянием всех, — полет на Венеру все равно состоится, но нечто иное, неизмеримо более важное станет невозможным или почти невозможным, а я рисковать не хочу. Ведь то, что я делаю сейчас, — это мое последнее большое дело… Да, — подтвердил он, заметив протестующий жест Виктора. — Я себя знаю. Годы уже не те, да и самочувствие порою прескверное. До Венеры я еще долечу. На нервах. А потом… если я вернусь, то полнейшей развалиной… И тебе, именно тебе, Виктор, придется продолжать, придется довести до конца задуманное мною. Я не сомневаюсь в твоих силах и убежден, что ты выполнишь мое завещание.
— Выполню, — сказал Виктор. — Все выполню.
— И поэтому я хочу, чтобы ты уже сейчас чувствовал себя моим помощником, чтобы ты во все вникал и, главное, приглядывался к людям, особенно к молодежи. Когда меня не станет, тебе придется вместе с ними продолжать наше общее дело, и это должны быть такие люди, которые сумеют в течение многих лет сохранять наш замысел в тайне. Если тебе кто-нибудь кажется ненадежным, если какой-нибудь поступок, — именно поступок, ведь не по анкетам же судить о людях! — вызвал у тебя подозрение, скажи мне, и мы вместе решим, брать ли нам этого человека с собой. Хороших людей много на свете, гораздо больше, чем это кажется.
— Я присмотрюсь, — сказал Виктор, он думал о Денни Уилкинсе: брать его или не брать?..
— И немедленно приступай к специальной тренировке перед полетом. Все, кроме вас двоих, уже проходят ее, — добавил Батыгин.
…Вечером они сидели на веранде, на даче Батыгина. Майские вечера прохладны, и Батыгин кутался в теплую пижамную куртку. Сирень еще не зацветала, и черемуха едва успела выбросить зеленые кисти бутонов: весна бережет черемуху, как самое дорогое, напоследок, к буйному заключительному торжеству в канун лета; весна приходит к нам по чуть посиневшему в ростепель снегу, а уходит по лугам, заметенным черемуховой порошею…
Было тихо, очень тихо. И, как много дней назад, светлый и чистый голос нарушил тишину:
Этот голос невозможно было не узнать.
— Я пойду, — сказал Виктор, вставая. — Пойду туда.
— Иди.
Виктор вышел. Проскрипел песок у него под ногами, негромко хлопнула калитка.
Через неделю миллионы людей, приникнув к экранам телевизоров, наблюдали, как уходил с астродрома в космическое путешествие астроплан со звездоходом в корпусе… На следующий день в газетах появилось официальное сообщение, что Советский Союз пошлет вскоре в космос экспедицию сверх программы МКГ. Возглавить эту экспедицию поручалось Батыгину. О ее целях и ее достижениях будет сообщено лишь после завершения всего цикла намеченных исследований и работ. Весть об этом облетела мир и стихла: все ждали, когда вылетит Джефферс.
А Джефферс задерживался. И каждый день, проведенный на Земле, делал его путешествие все более и более рискованным.
Батыгин дни и ночи проводил в Институте астрогеографии, который имел радиотелефонную связь со всеми Академиями наук мира. Он не звонил и не телеграфировал Джефферсу, понимая, что тому сейчас не до благих советов. Но наступил такой момент, когда пассивно ждать событий стало немыслимо. Ведь это не так-то просто — попасть на несущееся с колоссальной скоростью небесное тело, вылетев с другого небесного тела, тоже несущегося с колоссальной скоростью в мировом пространстве. Тут нужен точнейший расчет, нужно, чтобы звездолет в строго определенное время встретился с Марсом на его пути, вышел на марсианскую орбиту. Если же этого не случится, если звездолет и Марс разминутся в мировом пространстве, — обратно не повернешь и Землю не догонишь: астроплан будет лететь и лететь до тех пор, пока не попадет в зону притяжения какой-нибудь звезды, тогда он изменит свой первоначальный курс и начнет вращаться вокруг нее… И пассажиры звездолета, отважные астронавты, будут лететь, пока живы, и будут лететь, после того как умрут, исчерпав запасы кислорода, воды, продуктов. Лететь, лететь, лететь…
И Батыгин в конце концов послал телеграмму:
«Настоятельно советую отложить вылет на Марс. Риск неоправданно велик. Думайте о себе и людях».
Но телеграмма Батыгина не застала Джефферса на Земле: его астроплан покинул Землю…
— Он погибнет? — спрашивал Виктор, вглядываясь в осунувшееся от бессонницы лицо Батыгина. — Погибнет?
— Будем надеяться, что нет, — ответил Батыгин. — Шансы встретиться с Марсом у них есть, но все-таки риск очень велик…
— Я верю, что все кончится благополучно, — сказал Виктор. — Не может быть, чтобы кончилось плохо!
— Будем надеяться, будем надеяться, — повторил Батыгин. — Только ждать придется очень долго. Сотни миллионов километров не пролетишь за один час!
— А как же мы? — спросил Денни Уилкинс. — Мы и подавно упустим все сроки!
— Нет, не упустим, — возразил Батыгин. — Наш полет строится на совершенно иных расчетах. А если все-таки опоздаем — не полетим. Зря рисковать не будем.
Земные радиостанции через определенные промежутки времени принимали сигналы со звездных кораблей, летящих к Марсу. Бюллетени о их местонахождении каждый день публиковались в газетах. Миллионы людей во всем мире следили за полетом, желали успеха отважным, и каждый по-своему доказывал, что оба звездных корабля должны обязательно встретиться с Марсом, с таинственной планетой, над загадками которой вот уже несколько столетий бьется человеческий ум…
В Институте астрогеографии готовились к приему радио- и телепередач с Марса. Давно уже институт не жил такой напряженной жизнью, давно не возникало в его стенах таких жарких споров о проблемах астрогеографии, о Марсе. Особенно горячилась молодежь, не скупившаяся на самые невероятные догадки.
Вечерами теперь никто не уходил домой. И солидные ученые и более молодые их коллеги проводили время в залах и коридорах института. Близились великие события — разгадка марсианских тайн!
И конечно же в эти дни вспоминались смелые, но далекие от истины гипотезы, рассказы о фантастических путешествиях на иные миры, сочиненные писателями прошлых веков.
— Да, уж чего только не написано на эту тему, — говорил как-то Батыгин собравшейся вокруг него молодежи. — Фантазия писателей населяла людьми даже Луну, на которой нет и намека на жизнь. Знаменитый поэт и бретер семнадцатого столетия Сирано де Бержерак сочинил роман под названием: «Иной свет, или империи и государства Луны», в котором описал свое путешествие туда, якобы совершенное чудесным образом. Между прочим, он поместил на Луне тот самый земной рай, из которого, по библейскому преданию, был изгнан Адам.
Поэту не повезло: его тоже изгнали из рая, и он перенес множество неприятностей, попав к четвероногим обитателям Луны… Очень характерно, что Сирано поместил на Луне земной рай: многие мечтали найти на каком-нибудь небесном теле более легкую, устроенную лучше и разумней, чем на Земле, жизнь. Это особенно наивное заблуждение. Если мы когда-нибудь высадимся на другой планете, то попадем в условия, более трудные и суровые, чем-на Земле, породившей нас. А если мы пожелаем, чтобы жизнь там стала лучше, разумней, — нам самим придется сделать ее такой.»
— А вдруг все-таки люди встретятся на Марсе с мыслящими существами? — сказала Светлана. — Как вы думаете, Николай Федорович?