— Ты поспи, — сказал Виктор. — Я предупрежу, что ты не придешь к завтраку.
— Да, предупреди, пожалуйста…
«Это было бы слишком — сидеть со всеми вместе за завтраком. Он ведь не может считать себя спасителем их. Нет, какой уж там спаситель!.. Но что с тобой происходит, Денни?.. Ты становишься сентиментальным, а шпиону — да, шпиону — не положено быть сентиментальным. Будь сейчас здесь Герберштейн, он не узнал бы тебя, Денни… А все-таки проиграл Герберштейн. Он просчитался, этот Герберштейн. Он знает психологию рабов и подлецов. Но он не знает психологии людей, к которым послал своего агента… Они оказались очень сильными, эти ребята! И он не устоял — они без денег подкупили Денни Уилкинса… Впрочем, почему подкупили?.. Борьба продолжается. Он еще не в их лагере и никогда не будет в их лагере… А живется с ними свободно и просто. И отчаянные головы у них… И этот, Батыгин, — надо же такое придумать… Вот удивился бы Герберштейн…»
Денни Уилкинс забылся беспокойным сном. А за общим завтраком сидели люди, о которых он думал, и вели обычные разговоры — о том, что большую половину пути они пролетели, что из-за бьющих в лицо солнечных лучей трудно наблюдать за Венерой и нелегко решить, по графику летит звездолет или не по графику. Очевидно — по графику, но ориентироваться в межзвездных пространствах очень сложно, и недолго промахнуться…
— Не может того быть, чтобы мы никуда не прилетели! — говорили оптимисты, уписывая вкусный, сытный завтрак.
Но многим думалось, что поверхность Солнца — не слишком удобная посадочная площадка для их звездолета…
На тридцать девятый день пути звездолет попал в тень Венеры, и астронавты увидели ее отчетливо и ясно, как не видели ни разу за все время полета.
Большая, заслоняющая собой почти все поле телескопа, планета неслась навстречу астроплану. С близкого расстояния отлично был виден сплошной облачный покров — белый, с желтоватым оттенком. Если наблюдателю удавалось просидеть у телескопа минут двадцать-тридцать — а это удавалось не часто, потому что за счастливцем выстраивалась очередь желающих хоть одним глазком взглянуть на планету, — то наблюдатель замечал, что форма облаков, их очертания медленно изменяются: слои облаков смещаются — одни из них погружаются, другие всплывают на поверхность…
Грузовой звездолет летел в межпланетном пространстве без всякого управления: курс ему был задан заранее, и радиоустановки звездолета N_1 держали его в «поле зрения». Но после того как он попал в зону притяжения Венеры, наступил крайне ответственный этап в работе экспедиции. Если бы грузовой звездолет, все увеличивая скорость по мере приближения к планете, с разлета врезался в ее атмосферу, — он раскалился бы от трения и сгорел, как сгорают метеориты, попадая в атмосферу Земли. Экспедиция сорвалась бы, потому что на звездолете N_1 находилась лишь незначительная часть семян.
Но не только плотная атмосфера угрожала звездолетам. Пояса радиации — это был, пожалуй, более опасный незримый враг, способный насквозь пронизать корпуса звездных кораблей и убить в них все живое… Правда, точно еще не было доказано, что Венера, подобно Земле, окружена двумя поясами радиации, но Батыгин не сомневался, что она имеет их.
— Я еще в пятидесятых годах понял, что они существуют, — говорил Батыгин Травину, когда они разрабатывали план посадки. — Основные астрофизические признаки у Земли, Венеры и Марса должны быть сходными — и магнитное поле, и пояса радиации — это все характерно не только для нашей планеты… А теперь, после того как приборы и вокруг Марса зафиксировали зону радиации и магнитное поле, смешно думать, что Венера может явиться исключением…
— Значит, пробивать атмосферу придется в районе полюса…
— Да, как и на Земле — в районе полюса… Впрочем, скоро мы все будем знать точно — приборы грузового звездолета сообщат нам о радиации…
Вскоре свободное движение в космосе звездолета N_2 прекратилось; путь его стал подобен касательной к планетной атмосфере. Но, достигнув точки «касания», звездолет N_2 не ушел дальше по прямой, а, повинуясь властной силе притяжения, круто свернул и начал опускаться, постепенно приближаясь к облачной поверхности тропосферы.
Когда, по расчетам, грузовой звездолет находился примерно в двадцати километрах от твердой поверхности планеты, приборы его зафиксировали верхний пояс радиации вокруг Венеры…
— Я бы ничуть не возражал, если бы прогноз мой оказался ошибочным, — хмуро пошутил Батыгин.
Повинуясь радиосигналам, грузовой звездолет подошел к облачной пелене в районе северного полюса Венеры и исчез в ней. Посланные им сигналы подтвердили, что кольца радиации разорваны на Венере так же, как и на Земле… Астрогеофизика обогатилась еще одним крупным открытием…
На локационном экране светилась зеленоватая точка, показывающая местонахождение грузового звездолета, а специальные приборы все время высчитывали высоту над поверхностью Венеры. Высота уменьшалась медленно, но неуклонно, и ничто теперь не могло помешать астроплану опуститься на поверхность планеты.
И это случилось. Насколько можно было судить, посадка прошла благополучно. Приборы зафиксировали место посадки.
— Скоро наша очередь, — сказал Батыгин Травину и устало улыбнулся. — Кажется, ночь мы сможем провести относительно спокойно, а утром… Постараемся точно повторить путь грузового звездолета…
На следующий день прозвучал долгожданный приказ:
— Готовиться к посадке!
Звездолет уже попал в зону притяжения и мчался навстречу планете.
Виктору, Денни Уилкинсу, Травину делать было нечего, они сидели в своих каютах и ждали, ждали — состояние, как известно, не из приятных.
Батыгин занял свое место у пульта управления, перед экраном телевизора, на котором вот-вот должны были обозначиться контуры приближающейся планеты. Многочисленные приборы звездолета тщательно прощупывали, изучали околовенерское пространство; все получаемые ими сведения немедленно поступали в счетно-решающие устройства, которые должны были сформулировать окончательное задание автоматическим астропилотам.
Инженеры и астролетчики тоже находились на своих постах, чтобы даже в условиях торможения, при возрастающей нагрузке на организм контролировать по возможности работу приборов, следить за автоматикой.
На экране телевизора перед Батыгиным клубился серовато-белый, редкий, как обычный туман на Земле, пар — звездолет приближался к венерской тропосфере… Все было сто раз продумано и взвешено, и все-таки Батыгин не мог преодолеть нервного напряжения, беспокойства. Каждый член экипажа знал, что посадка — дело чрезвычайно сложное, более сложное, чем взлет; малейшая неосторожность — и путешествие, так благополучно начавшееся, закончится гибелью всех участников экспедиции… Лучше всех понимал это сам Батыгин, но сейчас, в последние перед посадкой часы, мысль его упорно возвращалась к тем фактам, догадкам, предположениям, анализ которых когда-то привел его к замыслу преобразовать Венеру… Они не смогут вырваться из зоны притяжения Венеры, не опустившись на ее поверхность, но что ждет их там?..
Уже сказывалось торможение, и тело наливалось тяжестью, и тяжелой становилась голова… Если бы сбросить лет двадцать!.. Старость!.. Батыгин напряженно всматривается в показания приборов. Они фиксируют повышенную концентрацию атомов водорода вокруг Венеры… «Водородная корона! Замечательный признак! — думает Батыгин. — Такая же, как и вокруг Земли!.. Значит, на поверхности должна быть вода, молекулы которой, распадаясь, дают кислород и водород… Кислород пока не отмечен приборами, и это не удивительно — он должен быть ниже, уже в пределах тропосферы…»
«Марс, — вспоминает Батыгин. — Вокруг Марса приборы не зафиксировали водородную корону, и Джефферс ничего не сообщил о ней. Вероятно, она есть, но очень разреженная, потому что на Марсе почти не осталось воды…»
«Вот это опаснее — радиация!» — зеленые стрелки суматошно заметались на счетчиках. Батыгин сделал попытку привстать, чтобы дать команду автопилоту, но счетно-решающие устройства опередили его: звездолет едва заметно изменил курс, а Батыгин, вдруг ощутив острую боль в костях, на несколько секунд потерял сознание.
Когда он пришел в себя, клубы тумана уже заполняли весь экран — звездолет приблизился к верхней границе тропосферы, отыскав «окно» в поясе радиации… «Пора включать тормозные механизмы», — подумал Батыгин, и почти тотчас счетно-решающие устройства передали эту команду автопилоту. Батыгину показалось, что он почувствовал легкое содрогание титанового корпуса, и сразу же тяжелые волны вновь нахлынули на него, смешали мысли… Огромным усилием воли Батыгин заставил себя пристально вглядеться в экран — клубы пара по-прежнему заполняли его целиком…
«Вошли в облачный слой, — отметил про себя Батыгин; он должен был думать, думать, чтобы не потерять контроль над собой и победить возрастающую тяжесть; о чем угодно, но думать. — Скоро земля… Нет… Венера? Как сказать?.. Можно ли назвать грунт на другой планете землей?»
Тренированный мозг победил, мысли вновь обрели ясность и четкость. Приборы обнаружили большое количество водяного пара в тропосфере и трехпроцентное содержание кислорода… Серые губы Батыгина дрогнули — он попытался улыбнуться. Значит, он не ошибся в главном… Только бы посадить звездолет…
Молочная мгла отступила от экрана телевизора и потом вновь нахлынула.
«Скорей бы, — подумал Батыгин, — скорей бы все это кончилось». Но прошел час-второй, а мгла по-прежнему клубилась перед ним на экране.
И вдруг сквозь ее пелену, казавшуюся нескончаемой, проступило что-то темное. Локаторы давно уже нащупали твердую поверхность планеты. Неужели — она?!.. Через несколько мгновений Батыгин уже не сомневался, что он первым — самым первым из людей — увидел поверхность Венеры.
На экране она казалась странной — словно была сделана из темного стекла, и Батыгин совершенно некстати припомнил им же самим отвергнутую гипотезу о пластмассовом твердом теле Венеры…
Он всматривался в экран, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь, отдаленно напоминающее земные картины, но та же темно-стеклянная равнина плыла перед ним… Внезапно — будто рябь проступила на идеальной глади — что-то заставило ее сморщиться, сгуститься в этом месте, но видение тотчас исчезло…
Всего на несколько секунд перевел Батыгин глаза на показатели приборов, но когда вновь взглянул на экран — глазам своим не поверил: от прежней стеклянной глади не осталось и следа… Он уже знал — приборы отметили это, — что звездолет промчался над обширным водным пространством, но теперь на экране виднелась черная, в морщинах земля. Да — земля! Иначе Батыгин не мог это назвать. А рябь — рябь была островами в океане…
Звездолет все уменьшал скорость, возрастала нагрузка на организм, и на какое-то мгновение Батыгин вновь потерял сознание. Придя в себя, он заметил, что счетно-решающие устройства уже дали команду приземляться, и опять провалился в темноту…
Лишь немногие, смогли перенести посадку, не теряя над собою контроля. Когда звездолет замер, опустившись на поверхность, Виктор нажал клавиш телефона и позвал Батыгина. Ответа не последовало.
— Плохо ему, наверно, — сказал в аппарат Денни Уилкинс. — Надо пойти к Батыгину.
Врач тоже не откликнулся.
Виктор и Денни Уилкинс встретились в узком проходе, ведущем в каюту управления и, поддерживая друг друга, вошли в нее. Батыгин неподвижно лежал, пристегнутый широкими ремнями к своему ложу, и крупная голова его с пышной седой шевелюрой была откинута на тугую резиновую подушку.
Денни Уилкинс взял Батыгина за руку и нащупал пульс.
— Обморок, — сказал он.
Виктор, не отвечая, достал из аптечки шприц и сделал Батыгину укол.
Потом, уставшие, они сели рядом на пол.
Через несколько секунд Батыгин открыл глаза. Он взглянул на приборы, потом на Денни Уилкинса и Виктора со шприцем в руках и все понял.