— Где мы? — прошептала я.
Никто мне не ответил. Ответить было нечего.
Мы смотрели, и каждый думал о своем и задавал себе собственные вопросы. Вслух никто ни о чем не спрашивал. Какой смысл?
Стоя на носу судна, я медленно повернулась вокруг своей оси, оглядываясь, — везде было одно и то же. Безжизненно – спокойное море. Я никогда не видела моря настолько безжизненного, настолько спокойного и настолько синего. Корабль замер, чуть накренившись, словно оперся на что – то. На что? Вокруг не было никаких участков суши, да вообще ничего не было, кроме океана, замка и тумана.
Шона нырнула под воду. Через пару минут она появилась снова, откидывая с лица мокрые волосы.
— Корабль лежит на мели, — сообщила она. Мель? Посреди океана?
В ответ на мой невысказанный вопрос Шона лишь пожала плечами и покачала головой.
Я сощурилась, пытаясь разглядеть замок получше. Его темный готический силуэт величественно возвышался над морем на фоне закатного неба, как будто вырезанный из черного картона. Он напомнил мне детский рисунок — совершенно симметричный, с высокими башенками по обеим сторонам мощной центральной башни. Даже можно было разглядеть высокие круглые окошки в верхних углах башни. Внезапно что-то дрогнуло у меня в груди, словно натянулась невидимая нить, соединяющая меня с замком, и я поняла, что обязательно должна там побывать.
Небо краснело, и всё, кроме контуров замка и клубящейся вокруг него дымки, погружалось во тьму. Бремя от времени сквозь рваные клочья тумана мне удавалось заметить скалы, на которых вроде бы стоял замок Их зазубренные острия торчали вверх, образуя подобие сцены посреди океана.
Милли первой вышла из оцепенения. — Так, девочки, — проговорила она, отряхиваясь. — Сейчас я узнаю, где мы находимся.
Стоило ей открыть рот, как желание попасть в замок немедленно пропало.
Шона уставилась на Милли с таким видом, словно та вдруг заговорила на иностранном языке.
— Как? — спросила я.
В ответ Милли широко и ненатурально улыбнулась. Так обычно улыбалась мама, когда совершенно не представляла, что ей делать дальше.
— что-нибудь придумаем, — сказала Милли. — Оглянуться не успеешь, как вернешься к маме с папой. Вот увидишь, — Потом она точно так же широко улыбнулась Шоне. — И ты тоже, малышка. Я обязательно что-нибудь придумаю. Не волнуйтесь.
Она неуверенно прошла по палубе и похлопала по длинному свернутому парусу, лежавшему вдоль борта.
— Ну – ка давайте – ка посмотрим, нельзя ли поднять эту штуку. В конце концов, можно доплыть назад под парусом.
Я недоверчиво воззрилась на Милли. Она что, серьезно собралась плыть на «Фортуне»?
«Ну а почему бы и нет», — подумала я тотчас же. А вдруг получится? Главное — понять, где мы. И тогда действительно можно будет вернуться на Перекрестный остров под парусом. Сумела же я вывести в открытое море нашего «Короля», когда мы еще жили в Брайтпорте. Так, может, и с «Фортуной» справлюсь? Да, конечно, я понимаю, что это древнее пиратское судно, разбившееся о рифы двести лет назад, — с тех пор на нем никто не плавал. Но у нас ведь всё равно нет других вариантов спасения. Попытка не пытка.
Мы вместе начали дергать канаты и тянуть мачты. Милли приподняла бом, чтобы я пролезла снизу вместе с парусом. Я ползала кругами, разматывая парусину до тех пор, пока она не покрыла всю палубу.
— Ой… — проговорила Милли, глядя на давно истлевшую бесполезную ткань у себя под ногами.
Я тоже посмотрела.
— Может, его можно зашить?
Милли вздохнула и сдержанно улыбнулась.
— Попытаемся, деточка, — ответила она, похлопав меня по руке.
Мы обе старательно не упоминали о том, что корабль лежит на мели, а трюмы его заполнены водой. А также о том, что не имеем ни малейшего представления, где же мы находимся. Нам необходимо было во что-то верить, пусть даже в иллюзию.
— что-нибудь придумаем, — повторила Милли, поворачиваясь, чтобы вернуться в каюту. — Я только выпью чашечку чаю с бергамотом, а потом быстренько приберемся в комнате, хорошо?
Нам удалось расставить и разложить всё по местам — всё, что уцелело. Горше всего мне было, когда я нашла стакан, который папа подарил маме всего пару недель назад. Он нарисовал на боку сердечко со своими и мамиными инициалами. Стакан разбился на две половинки, разорвав сердце пополам и разделив инициалы. Половинки валялись в разных концах каюты. Это случайность, твердила я про себя. Это ничего не значит. Я никогда не была суеверной.
Но я не верила самой себе. Самое большее, что мне удавалось, — это сдержать слезы, которые подступали к глазам. Может, я расстроилась бы меньше, если бы не заметила, как Милли при виде разбитого стакана тихо охнула и покачала головой. Поймав мой взгляд, она тут же снова неестественно заулыбалась.
— Это же просто стакан, милочка, — сказала она. — Купим твоей маме новый, как только вернемся домой, правда же? — Тут Милли потрепала меня по голове и отправила в гостиную, вручив веник и совок.
К тому времени, как мы завершили уборку, снаружи уже было темно. Я спустилась на нижний этаж, чтобы повидать Шону, а Милли тем временем заварила чай. По ее прикидкам, если быть экономными, запасов еды нам должно было хватить на неделю.
— Просто чтобы знать, — бодро пояснила Милли. — Хотя, конечно же, мы здесь так долго не пробудем.
Мы с Шоной снова и снова обсуждали всё, что случилось, стараясь найти этому какое – то объяснение.
— Значит, он попытался забрать у тебя кольцо, но не смог даже прикоснуться к нему? — в пятый раз спросила Шона. — Но Нептун может всё! Неужели он не сумел взять то, что хочет?
— Не знаю, — ответила я уже не в первый раз. — Он сказал что-то в том смысле, что его останавливает собственный закон.
Тут я замолчала. Я еще не рассказала ей про проклятие, просто не знала как. Перестав быть русалкой, я потеряю Шону; а также и всё остальное, что ожидало меня в будущем. Я никогда не смогу плавать вместе с ней в море. Может быть, мне подсыплют зелья забвения, и я вообще забуду о ее существовании — забуду о своей самой лучшей подруге!
И, конечно же, было еще кое – что, о чем страшно даже подумать. Мои родители. Увидимся ли мы когда-нибудь снова? И если я перестану принадлежать к одному из миров, неужели мне придется расстаться с кем – то из них? Мысль об этом была мучительна, как удар в солнечное сплетение.
— Шона, я должна сказать тебе еще об одной вещи, — нервно проговорила я. — Очень неприятной вещи.
И я рассказала ей о проклятии, о том, что потребуется несколько дней, прежде чем оно обретет полную силу, а до тех пор будет неизвестно, какой я стану, но, какой бы ни стала, это уже навсегда. Я только не решилась сказать, что проклятие уже действует, что тогда, на палубе, мои ноги так и не вернулись к окончательному состоянию. И что сейчас, когда я плаваю русалкой под водой, что-то со мной не так. Не хватает кое – где чешуек, кое – где сквозь хвост просвечивает тело. Не стоило говорить об этом раньше времени.
— Чтоб у меня плавники отвалились! — воскликнула Шона, когда я наконец умолкла. — Какой ужас! Что же теперь делать?
— Я надеялась, что ты мне поможешь. Шона схватила меня за руки.
— Обязательно помогу, Эмили, — пообещала она. — Мы не дадим проклятью свершиться. Это так же верно, как то, что у акул есть зубы. Я не расстанусь с тобой. А ты не расстанешься со своими родителями.
Я вздрогнула, как будто меня ударили хлыстом. Даже думать об этом было больно.
— Мы что-нибудь придумаем! Ведь мы с тобой на всё способны, правда? — Шона с отчаянием смотрела на меня, взглядом умоляя сказать «да».
Я крепко сжала ее руки.
— Конечно, придумаем. — Я утешала ее так же, как она утешала меня и как Милли утешала нас своей улыбкой. — Обязательно придумаем.
Мы с Милли стояли на палубе. Шона плавала перед судном. Я потирала живот, урчащий от голода, стараясь не обращать на это внимания. Зато по телу разливалось тепло, исходящее от кольца. Всё будет хорошо — я это чувствовала; так говорило мне кольцо.
— Это Большая Медведица, а это созвездие Ориона, — поясняла Милли, тыча пальцем в скопления звезд.
Я, выгнув шею, пыталась проследить за направлением, в котором указывал ее палец. Не знаю, как Милли удавалось отличить одно созвездие от другого. Чем дольше я вглядывалась, тем чернее казалось небо, усыпанное миллионами миллиардов крошечных белых точек.
— А это что? — спросила я, показывая на темный силуэт, который приближался, пересекая всё небо и меняя на ходу форму.
Неужели новый ураган? Нет, только не это!
Длинная темная тень была похожа на огромную змею, извивающуюся поперек неба и заслоняющую собой звезды. Она то изгибалась дугой, то вытягивалась в одну линию. И приближалась к замку. Тень ненадолго пропала в тумане, потом снова возникла над ним и завертелась спиралью вокруг верхушки замка — всё быстрее и быстрее, всё ближе и ближе к башне… а потом внезапно растаяла во тьме.
Мы долго вглядывались в ночное небо, но тень так больше и не появилась.
—Ума не приложу, что это такое, — заявила Милли. — Я, как вам известно, не суеверна, но это наверняка некий символ. Над этим надо подумать.
— А как все – таки насчет звезд? — спросила Шона. — Ведь по звездам можно определить, где мы находимся, я точно знаю. Только я не помню, как они называются, и как выглядят созвездия — тоже.
От такой информации проку было чуть.
— Придумала! — просияла Милли. — У меня возникла отличная идея.
Она направилась назад в каюту, поманив меня за собой. На какое – то мгновение — глупое, безумное, смешное мгновение — я поверила, что у нее действительно созрел план спасения.
Я верила в это, пока Милли не сказала:
— Надо раскинуть карты.
Мы зашли на кухню.
— Расчисти – ка мне место в гостиной, чтобы было где разложить карты, — попросила Милли.
Пока я растаскивала в стороны стулья, Шона подплыла к люку и высунулась по пояс Я уселась на пол возле нее. Тут явилась Милли с картами. Мы напряженно наблюдали за тем, как она тасует колоду, раскладывает карты рубашкой вверх в форме звезды, а затем медленно, одну за другой, открывает. Она ничего не говорила, не объясняла. Открыв все карты, Милли долго сидела, глядя на них и кивая толовой.
— Что они говорят? — не выдержала Шона.
— Там есть что-нибудь про маму с папой? — спросила я.
— И про моих родителей? — тихо добавила Шона Только тут я сообразила, что у нее тоже есть папа и мама, с которыми ее разлучили так же, как и меня, И они тоже не представляют, куда подевалась их дочь, — последний раз родители видели Шону утром, когда она уходила в школу. Но я весь день беспокоилась только о себе и совсем не думала о подруге.
Узнают ли о нас что-нибудь те, кто остался на Перекрестном острове? Что будет, когда мама с папой вернутся домой, — если вернутся, — и увидят, что «Фортуна» пропала? Станут ли нас искать? И как они узнают, где искать? Должны узнать. А вдруг не узнают? А может, вообще не придут домой! Может, они так разругались, что уже не смогут помириться! Может, они оба уже забыли про меня!
Нет! Я не должна так думать! Это невозможно! Они обязательно что-нибудь сделают — объединятся с родителями Шоны и начнут поиски.
И они нас найдут, Найдут. Они найдут нас. — Я мысленно снова и снова повторяла эти слова, как молитву. Пусть я в это поверю , добавляла я.
Карты ничего не сказали. Ничего, кроме того, что обычно сообщают карты Таро, когда на них гадает Милли. Нам предстояла дальняя дорога, а что ждало в конце — неизвестно. Высокий худой незнакомец с черными волосами поможет нам; правда будет ускользать от нас, но всё закончится хорошо. В общем, сплошная болтовня, И как я могла думать, что Милли способна нагадать хоть что-нибудь путное? С тем же успехом можно определять время по веснушкам.
— Знаете что, — сказала Милли, собирая карты, поскольку было очевидно, что они не произвели на нас должного впечатления и, главное, не ответили ни на один заданный нами вопрос, — давайте попытаемся немного поспать. Утро вечера мудренее. После хорошего сна и чашки – другой чаю с бергамотом всё представится нам совсем в ином свете.
Я с трудом подавила смешок, несомненно, нервный. Интересно, с чего это вдруг мы всё увидим в ином свете? Но насчет сна Милли была права; я просто валилась с ног от усталости.
— Шона, ты ложись в комнате Джейка, — сказала Милли. — Не боишься?
Шона прикусила губу и покачала головой.
— Хочешь, я лягу там вместе с тобой? — шепотом предложила я.
— Нет, спасибо. Всё нормально.
— Я буду прямо над тобой. Если что, стучи.
Шона улыбнулась, хотя глаза у нее были грустные — того и гляди, расплачется.
— Утром всё покажется нам не таким страшным, — повторила я вслед за Милли. Когда произносишь это вслух, становится немного легче на душе. А если повторять это постоянно, то, может, так оно и получится.
— Спокойной ночи, девочки, — сказала Милли. — Пойду прилягу. Хотя только богам известно, как я сумею заснуть без своего снотворного.
Мы разошлись по комнатам, и каждый остался наедине со своими мыслями и страхами.
Взошла луна. Лежа на постели, я следила через иллюминатор за тем, как она передвигается по небосклону. Пухлый кривоватый блин или наполовину сдутый мяч, она светила прямо на меня. Как будто нас было только двое в этом мире, и мы смотрели друг на друга — я и луна.
Черное бесконечное небо постепенно заволакивало облаками — огромными и неподвижными, как снежные горы; серыми и мелкими, похожими на булыжники мостовой. Перед ними быстро плыли легкие рваные облачка. А над ними сияла луна — неровный круг, начертанный детской рукой. Почти правильный круг.
Хоть бы это оказался просто сон, шептала я кольцу, вертя его на пальце, словно оно могло услышать меня и исполнить мое желание. Кто оно — друг или враг? Почему Нептун и я зависели от него? Непонятно. Я знала только то, что кольцо каким – то образом участвует в этом кошмаре, и смутно чувствовала, что оно может помочь нам спастись.
Хоть бы я снова оказалась на Перекрестном острове, молилась я, и было бы уже утро. И пусть, проснувшись, я услышу, как мама с папой ссорятся на кухне. Ну, пожалуйста.
Я снова глянула в окно. Облака разогнал ветер. Но и звезды тоже пропали. Осталась одна луна, яркая и гордая.
— Видела? — казалось, говорила она. — Я всех победила.
Я проснулась с ощущением того, что всё хорошо. Вот – вот войдет мама, чтобы будить меня, и придется вылезать из кровати. Но, пока она еще не вошла, можно поваляться в теплой постели. Я уже собралась снова задремать — и тут вспомнила.
Я мгновенно уселась на кровати, затем вскочила и подбежала к иллюминатору.
Пусть за окном будет Перекрестный остров. Пусть мы окажемся дома.
Передо мной простиралось бескрайнее лиловое море, а над ним — нежно – голубое небо. Как разделительная полоса между двумя мирами, висела белая дымка.
— Эмили, ты проснулась? — тихо позвал снизу голос Шоны.
Подбежав к люку, я быстро скользнула вниз. Едва мои ноги коснулись воды, как тут же начали меняться. Только, пожалуйста, меняйтесь как следует , мысленно взмолилась я и затаила дыхание. Прикрыв глаза, я сосредоточилась на превращении, желая, чтобы ноги полностью стали хвостом. Но они не стали. В этот раз получилось еще хуже, чем в прошлый. Не хватало нескольких рядов чешуи, хвост был какой-то тусклый, и двигать им я могла только еле – еле.
Я очень надеялась, что Шона ничего не заметит. Мне все еще не хотелось признаваться в том, что со мной происходит. Я больше не могла превращаться в русалку.
— Смотри! — Шона потянула меня к большому иллюминатору.
Мы выплыли сквозь него наружу, обогнули под водой песчаную отмель, на которой лежал корабль, и поднялись на поверхность там, где можно было плавать, не слишком удаляясь от судна. Прямо напротив нас вырастал из туманной дымки сияющий замок — казалось, будто он висит в воздухе.
— По – моему, нам надо доплыть до него, — заявила Шона, вторя моим вчерашним мыслям.
— На корабле? Но как? Ты же видела парус.
Шона покачала головой:
— Нет. Только мы с тобой вдвоем. Мы сможем доплыть. Он не так уж далеко от нас.
Было еще очень рано, солнце едва показалось над морем. Собственно говоря, еще была видна луна, бледная и измученная, как последний гость, никак не решающийся покинуть вечеринку. Милли, должно быть, еще спит; она вообще поздно просыпается. Мы вполне успеем сплавать.
И только я об этом подумала, как руке стало горячо. Кольцо — оно пыталось мне что-то сообщить, это точно!
Оно хотело, чтобы мы добрались до замка.
— Поплыли, — согласилась я. Впервые за всё время пребывания здесь меня охватила надежда. — У нас должно получиться.