— Хорошо, — кивнул Карпухин.
— Александр Никитич! — услышал он и, обернувшись, увидел бежавшую к ним Юлю.
Карпухин не возлагал надежд на свои дедуктивные способности и, тем более, на свои отсутствовавшие таланты в области криптографии. Но не попытаться он считал ниже своего достоинства. К тому же, вопрос был, по его мнению, совсем в другом: Гинзбург передал листок именно ему, значит, предполагал, что Карпухин поймет написанное правильно. Может, на самом деле все очень просто?
Руфь плескалась в ванной, а больше никого дома не было — Роза повезла Симу в какой-то местный клуб, где собирались продвинутые подростки, демонстрировавшие друг другу свои недюжинные таланты в самых, как сказано было, разных областях человеческой деятельности. «В употреблении наркотиков, например», — заметила Руфь, на что Роза сухо отозвалась: «Это не талант, а комплекс». Мирон уехал на работу с утра, время от времени звонил и спрашивал, что слышно о Гинзбурге, будто тот был его давним приятелем.
Карпухин расправил листок на столе, пригладил ладонью и долго внимательно изучал столбики чисел, ничего не говорившие ни его сознанию, ни, по-видимому, интуиции, поскольку она и не думала подавать голос. Что-то простое, — повторял он про себя, — что-то очень простое…
Это не шифр, для шифрованного текста здесь слишком мало чисел, если только не принять, что каждое число соответствует какому-то блоку сведений, и, если так, то без кодовой таблицы делать тут нечего.
О чем хотел бы Гинзбург сообщить человеку, связанному с «Грезами»? Он, конечно, надеется, что выйдет на свободу, но понимает, насколько эта надежда эфемерна, и значит… Карпухин с самого начала, только взяв в руки листок, подумал, что Гинзбург хочет, чтобы в «Грозах» узнали о его новых идеях, о том, с чем он мог бы прийти к Карелину. Однако, двенадцать чисел — не описание идеи, это тоже понятно.
Значит, сведения о месте, где хранится информация. Это тоже пришло Карпухину в голову практически сразу. Вопрос в том…
Компьютер. Конечно, Гинзбург все хранил в своем компьютере — на жестком диске или на сидишках. Прощаясь недавно с Юлей у дома Гинзбургов, Карпухин спросил ее, конечно, есть ли у свекра компьютер. Естественно, ответ был положительным: лет еще семь назад он приобрел в кредит лэптоп и возился с ним все время, когда бывал дома.
Попытавшись что-то скомбинировать из двенадцати чисел и поняв, что заниматься этим можно до морковкина заговения, Карпухин решил все-таки обратиться за помощью к Юле, хотя и понимал, что, скорее всего, нарвется на отказ.
— Юля, — сказал он, услышав в трубке звонкий голос, — это Карпухин.
— Да, — сказала она, — извините, я разговариваю с Беринсоном по другому телефону.
— Есть что-то новое?
— Нет, извините…
— Я перезвоню.
Не ответив, Юля отключила связь.
Не будет она говорить со мной, — понял Карпухин. Ни она, ни Маша, жена Гинзбурга, ни, тем более, сын, с которым, похоже, говорить было и вовсе бессмысленно. Карпухин сложил листок, спрятал в бумажник и принялся надевать сандалии, крикнув:
— Руфочка, я поеду к Гинзбургам в Тель-Авив! Когда вернусь — не знаю.
— Не заблудись! — отозвалась Руфь, прикрутив воду.
Вообще-то, Карпухин рисковал — дома у Гинзбургов он мог застать одного Игоря или вовсе никого, но разговаривать по телефону тоже не было смысла, и ему повезло: дверь открыла Юля, а за столом в гостиной расположился мужчина лет тридцати, совершенно лысый, но с коротенькой черной бородкой клинышком. На мужчине была майка с изображением башен-близнецов и надписью REMEMBER и мятые длинные шорты — типичная израильская летняя одежда. На столе лежал раскрытый ноутбук, на экране которого Карпухин разглядел довольно мелкий ивритский текст.
— Это Ноам Мейер, частный детектив, — сказала Юля. — Он не понимает по-русски, и вообще-то…
— Я не помешаю, — быстро сказал Карпухин. — Если что-то очень важное, вы мне переведете? Потом… у меня к вам будет одно дело… Важное.
Юля показала Карпухину на диван, и он сел, оказавшись у детектива за спиной, но зато на глазах у Юли, пожелавшей, видимо, не выпускать гостя из поля зрения.
Мейер заговорил о чем-то, Юля слушала и коротко отвечала, в промежутках между ответами успевая сообщать Карпухину короткими фразами:
— Маша в полиции, дожидается свидания… Игорь с Аркашей гуляют на набережной… Я им сказала, чтобы до вечера не возвращались… Судья не разрешил отпустить под залог… Дал полиции три дня…
Мейер быстро пробежал пальцами по клавиатуре, потянулся и, обернувшись к Карпухину, вежливо, но твердо, произнес фразу, на которую Юля сразу же ответила — коротко, но, видимо, исчерпывающе.
— Он спрашивает, — объяснила Юля, — как давно вы знаете Мишу, и имеете ли информацию, способную помочь… Я сказала, что вы ничего не знаете, и это ведь так на самом деле?
Карпухину хотелось сказать, что Юле не следовало бы отвечать за него, он и сам может…
— Да, — сказал он. — Ничем, к сожалению. Ему удалось что-нибудь выяснить?
— Нет, — покачала она головой.
Это было не так. Карпухин чувствовал по ее не очень уверенному голосу, что детектив сообщил ей какую-то информацию, но она не считала нужным делиться ею с кем бы то ни было, особенно с этим человеком, который неизвестно откуда взялся и неизвестно чего хотел.
— Юля, — мягко сказал Карпухин, — думаю, если бы вы спросили Михаила Яновича…
— Потом, — сказала она. — Поговорим, когда он уйдет.
Мейер действительно скоро ушел, задав еще несколько вопросов и вежливо попрощавшись с Карпухиным — пожатие оказалось таким крепким, что Карпухин еще минуту потом потирал занемевшую правую руку.
— Будете чай? — спросила Юля и, не дожидаясь ответа, вышла в кухню. Карпухин осмотрелся. Он уже был здесь утром, за прошедшее время ничего не изменилось, и лэптопа Гинзбурга, конечно, не было видно, хорошо, если бы Юля позволила осмотреть его кабинет, но она настроена явно не…
— Пожалуйста, — сказала Юля, внеся на подносе две чашки чая и блюдо с нарезанным яблочным рулетом. — Извините, что я с вами так резко… Я плохо понимаю, на каком я свете…
— Да, — пробормотал Карпухин. — Он, этот сыщик… действительно ничего не нашел?
— У него пока было мало времени… Но кое-что… Оказывается, Миша знал этого… электрика. С этим ничего не поделаешь, и это будет у обвинения одной из главных… ну, вы понимаете… Он приходил в школу несколько раз, Миша его пропускал, а потом, когда тот уходил, они довольно долго о чем-то разговаривали у школьных ворот. Одни говорят — мирно. Другие — что возбужденно, спорили о чем-то. Обвинение будет за это держаться.
— Да, — сказал Карпухин. — Это плохо. Может, они встречались и в другое время, и в другом месте?
— Это Ноам будет еще выяснять, но ему кажется, что таких встреч не было.
— Кажется? — с недоверием спросил Карпухин. Слово это в устах сыщика было совершенно неуместно. Либо у него есть информация, либо нет. Что значит — «кажется»?
— Он очень ответственный человек, — сказала Юля, сев за стол напротив Карпухина и глядя на него со странным выражением то ли недоверия, то ли желания понять, что перед ней за человек, какое отношение он имеет к ее свекру, и насколько ему вообще можно доверять. — Очень ответственный, — повторила она, и, приняв какое-то решение, продолжила: — Двое учеников сказали ему, что видели, как Миша и этот… сидели в кафе на углу Игаль Алон и Хаганы, это в двух кварталах от школы. Неизвестно, сказали ли они полицейским то же самое, они говорят, что нет, их не спрашивали. Но…
— Понимаю, — огорченно произнес Карпухин. Он не ощущал вкуса чая, пил что-то и что-то ел, думая совсем о другом. — Вы думаете, Юля, между ними действительно могло возникнуть… недоразумение?
— Вы не знаете Мишу, — устало сказала Юля. — Вы его совсем не знаете, иначе не говорили бы так. Он… Ну, во-первых, он плохо знает иврит, как он стал бы говорить с этим… — Карпухин отметил, что за все время разговора Юля так ни разу и не произнесла имени убитого. — Во-вторых, что между ними общего? О чем им разговаривать? И еще. Миша ни разу не говорил дома, что был в кафе… с кем бы то ни было. Он домосед, понимаете? Работа… Миша ее не любил, но нужно же было как-то зарабатывать, а для мужчины предпенсионного возраста, да еще без профессии…
— Без профессии, — повторил Карпухин.
— Конечно! — воскликнула Юля. — Кому здесь нужна его профессия?
— Извините, Юля, — сказал Карпухин, — но ваш свекор был в России одним из лучших специалистов по ракетным двигателям. Он работал в НПО «Энергия», а туда брали самых-самых.
— Послушайте, я же не отрицаю, что Миша гений! Но в Израиле нужны не гении, гениев тут своих хватает. Ну кто бы его взял в «Рафаэл» или «Таасия авирит», это смешно, там проверки аж до пятого колена, русских туда не берут, Миша бился-бился, его и слушать не стали, и это не дискриминация, как пишут русские газеты, это нормальная работа органов безопасности. Скажите, кто бы взял в ту же «Энергию» приехавшего из Штатов на ПМЖ гения, если бы о нем было известно, что он там работал на ЦРУ или имел с ЦРУ какие-то контакты перед отъездом?
— Вы хотите сказать… — начал Карпухин.