Тридцать один? Да больше пятнадцати мне бы собственный отец не дал.
Вечером 12-го числа Месяца Света в Тер-Карел приехал чужак. Вспылив грунтовку до небес, к моему домишку на отшибе подъехал грузовик. Я заинтересовано наблюдала за этим зрелищем из окна — грузовик был мне отлично знакСм. Он принадлежал мелкому торговцу из ХингАи, с которым община вела дела, однако я ещё не видела, чтобы пронырливый окраинец, пронзительно белокожий аллонга из местной Семьи (на самом деле он был «серый», принятый в род), из-за своей белокожести вечно затянутый в кучу шуршащих одёжек, пересекал Бмхати в сторону Тер-Карела. Я двинулась было в сторону дверей — поприветствовать гостя и партнёра, как вдруг меня словно ударили по лицу — из кабины, отплевываясь и Бого-хульствуя на чём Мир стоит, вылез абсолютно незнакомый мне мужчина. Среднего роста худощавый аллонга, заурядно одетый — он явно знал, куда едет — в пыльную как смерть Бмхати. На голове прибывшего ветер шевелил неаккуратно стриженную копну светло-русых с проседью волос. У него было плоское, скучное, заветренное лицо. Оглядевшись и никого не узрев, чужак принялся как ни в чём не бывало отряхивать пыль с коленей. Прошла минута, другая, но в жарком воздухе Тер-Карела так и не шевельнулась ни одна форточка. Незнакомец потоптался и неуверенно прокричал: "Эй..!"
Наконец, из стоявшей дальше по улице халупы с огромной антенной на крыше, высунул голову Тайк. Наш боевой мулат был весь в смазке и вытирал лапы ветошью. Весьма изумлённый и тишиной, и необычным гостем, Тайк поспешил навстречу. А я отчего-то перевела дыхание. Стоя в «прихожей», за дощатым щитом, я молча наблюдала, как они обмениваются формальными приветствиями, а горячий ветер доносил до меня отдельные слова — "солнечные панели", «запчасти», "надо спросить"… На обращённом ко мне лице гостя мелькали жадность, неуверенность и брезгливость. Ну да. Тер-Карел. Мулаты. Понятное дело, всякая гадость, а он тут. И денег хочется. Но я вдруг решила, что Тайк разберётся и без моего участия. Чужак спровоцировал у меня неожиданную паранойю… Я видела, как Тайк оглянулся на мой дом, видимо, недоумевая, отчего же я не выхожу. К тому же, Тайк явно злился и комплексовал из-за выражения на лице незнакомца. Но потом он, очевидно, выкинул это из головы — решил, что я сплю или в гостях. Махнув рукой, он повёл незнакомца в глубину посёлка.
Но я смотрела им вслед и всё-таки не могла отделаться от какого-то противного ощущения опасности — противного тем более потому, что никаких видимых причин для неё не было. Внезапная мания преследования отступила так же скоро, как и пришла. Но выходить теперь было бы глупо. Тень. Что это со мной? Гость как ни в чём ни бывало шагал следом за Тайком, не выдавая ни волнения, ни удивления, ни уж, тем более, какого-нибудь преступного вороватого зырканья по сторонам (каковое могло бы навести меня на объективно подкреплённые злые мысли). Разве что продолжала сквозить в его походке гордость от классового превосходства. Ну да сейчас Горранн и Суррис ему рога обломают…
Я постояла у двери ещё немного и нахмурилась. Вот именно. Почему это чужак не был удивлён Тер-Карелом, местечком столь необычным, что оно нередко отнимало дар речи у новичков? Да тут лишь оглянись — никакого сходства с Миром! Я в очередной раз тоже оглянулась, бросив взгляд на несколько улочек, образованых рядами самодельных домов, умерших от старости мобилей, заборчиками вокруг небольших огородов, под нестерпимым блеском древних солнечных панелей.
Конечно, я просто мастер накручивать себя. В последнее время моя интуиция явно давала сбои. Например, вынуждая придумывать какие-то глупости про Мара в то время, как парень, судя по всему, решил на мне жениться. Всему должно быть какое-то благополучное, мирное объяснение. Оно всегда есть. Три четвёртых аллонговской крови в моих жилах существовали в мире, напрочь лишённом хупарских страшилок.
Подумав, я двинулась в гости к мулатке напротив. Мне срочно требовалось с кем-то поговорить и привести свои мысли в порядок.
Лавинья была женщиной немногословной и горячей. Она как раз штопала носки кому-то из своих мужиков, когда я вошла с новостью о приехавшем.
— Чужак? Не Бледная Немочь?
Бледной Немочью у нас (по хупарскому обычаю всем давать прозвища) прозывали настоящего хозяина грузовичка, того самого торговца.
— То-то я гляжу, с какой Тени его принесло..? так, значит, и не его вовсе? А кого?
— Не знаю. Тип какой-то. Одет просто. По разговору — вроде продавать что-то хотел. Тайк его к Горранну повёл, уж разберутся, — предположила я.
Лавинья мрачно фыркнула, закусывая нитку.
— Ножницы подай. Ага, как же. Горранн разберётся. Напьются пива и все друзьями станут, а нам опять всучат какое-нибудь старьё. Мужики они все такие. А как опасность серьёзная — девять из десяти только и подумают, как зад свой уберечь, да чужим задом зад свой прикрыть, — впрочем, в голосе Лавиньи не было агрессии или озлобления — скорее уж, ирония.
— Ну уж и все, — улыбнулась я.
— Молодая ты ещё. Я знаю. Хотя мой вон — тоже не Боги весть какой… но ведь не струсил когда-то… Пошёл со мной на край Мира, и любит до сих пор, — в голосе сороколетней женщины мелькнуло неприкрытое тепло, — Хоть и ссоримся порой, но так ведь жизнь — не один сахар..? А он, стервец, всегда знает, что делать, чтоб я гнев на милость сменила. Женщина, она ведь отчего бранится? — философствовала Лавинья, — Когда хочет узнать, достоин ли её мужик или нет. Спасует — не достоин. Силу, любовь и выдержку не проявит. Кто женского гнева боится, перед врагом точно не устоит. А как рядом с таким детей растить? Женщин не защитит, мальчишек к порядку не приучит. Бросать такого надо — и вся недолга!
Прямолинейная хупарская мудрость Лавиньи была бы неприменима для аллонга, живущего в Мире. Я в Мире не жила и знала, что вряд ли в него вернусь. При любом раскладе.
— А так узнать нельзя? без драки с претендентом? Достоин или нет? — полюбопытствовала я у "гласа народа".
— А без драки с женщиной, деточка, только храбрый её может получить. Кто не побоится шаг сделать. Шаг — да такой, чтоб она уж и не сомневалась в нём никогда. А иначе быть беде.
— Какой же? — продолжала лениво выпытывать я, хотя ход лавиньиных мыслей уже стал мне понятен.
— Вестимо какой. Бывает, вроде совет да любовь — а через время и разбежались. А это, Санда, потому, что женщина иной раз сама себя убедит, что любима. Нам много ли надо..? мы всё думаем, что между строк читаем. Да только мужики сроду между строк не писали. А мы намёков понаходим — и вперёд… сдаваться без драки. Да только недостойному противнику сдаваться — себя не уважать.
Я невольно улыбнулась — до того пугающе своевременной была затронутая соседкой тема… Не хочу ли я приписать Мару какие-то несуществующие мотивы? Может, он вовсе и не думал за мной ухаживать? Но рассматривать Мара как «противника», да ещё и вдруг «недостойного», мне пока претило. У меня есть двое товарищей — и не более того.
— А потом глянет получше — пустышка рядом, а не человек, — философично вела дальше Лавинья, — Не тот, кто достоин. Вот и начинает женщина злиться, как стерва последняя. А такую злость нелюбящий мужик, да если он ещё и духом хилый, никогда не выдержит! Уйдёт к Тени собачьей. Так что уж лучше надёжного ищи. С ненадёжным жить — самой и то приятнее остаться.
— Ну не всегда же так. А если деваться некуда? — уточнила я, всё-таки подумав про товарища в нетоварищеском ключе.
Фиолетово-черные, как переспевшие сливы, глаза мулатки неожиданно прожгли меня так, что я вздрогнула. Лавинья глядела без злости, но так пристально (и, пожалуй, даже удивлённо — мол, что это за дурость я сморозила), что мне захотелось поёжиться.
— Всегда. И с тобой. И с Маром твоим.
— Что? — изумилась я. У меня возникло жутковатое ощущение, что Лавинья читает мои мысли.
— Не гляди на Мара да Луна. Он что-то от тебя хочет. И ты от него — тоже. Ты же это знаешь, правда? Но он не твой. Не для того, что ты думаешь. А твой — не с тобой.
Проницательность этой женщины и суть её слов повергли меня в шок — хотя я и раньше не раз советовалась с ней в разных щекотливых вопросах, всегда поражаясь её наблюдательности и умению делать выводы.
— Твой — не с тобой, — повторила Лавинья, смягчаясь, — Это только дуры тебя сватать могут. А любой умной видно — ты разве что с тоски другому на шею кинешься. Вот почему и говорю тебе это — затосковала ты, Санда. Окончательно. То ли я не вижу, как ты по сторонам зыркаешь — голодному волку сухарь за овцу. Что-то серьёзное у тебя позади. Но дело твоё, хочешь — делай ошибку. Только ты этого паренька сожжёшь. Слабый он для тебя. А тебе защитник нужен тебе под стать.
— Разве Мар слабый? — спросила я, с трудом обретя дар речи.
— Щенок он ещё, — хмуро фыркнула Лавинья, — Сбежал от папы с мамой и хочет в игры играть. Приехал на новеньком мобиле, с личным хупара — хоть и братается с ним, а командовать на забывает, деньгами сорит — чисто Мудрейший на выезде. Но жизнь она такая штука… посложнее. Люди сюда не так приходят. Ты вон как примчалась, будто тебя ветром надуло. Чёрная была, пустая, будто смерть в лицо увидела. Всё хихикала — только лицо тебя выдавало. Ничего у тебя не осталось. Как и у прочих тут. А слабый ли Мар для тебя? Ты сама знаешь, с кем сравниваешь.
Я открыла рот… и закрыла. Меня охватили слишком сложные для передачи чувства — невыносимая боль и тоска были густо перемешаны с тупой неудовлетворённостью от жизни и горьким пониманием, что изменить статус кво мне ни за что не удастся — даже самое позитивное мышление не вернёт мне утраченного. Разве что я получу прямой доступ к Создателю, и он перенесёт меня в какой-нибудь более гармоничный и счастливый Мир. Мир, в котором я буду жить со своей Семьёй, в каком-нибудь прекрасном месте, и тот, с кем я могла бы сравнивать, никогда не уйдёт навстречу смерти… Нет. Я обрезала эти мысли мясницким ножом. Они и так в последние дни начали слишком часто посещать мою голову… И другие места тоже.
И всё-таки именно в этом миг я (пускай на уровне совершенно бессознательном) призналась сама себе, что моя жизнь в её нынешнем виде меня совершенно не устраивает…
— Ладно, — пробормотала я, — Мы вроде как про гостя начали…
Лавинья вздохнула.
— Мой сейчас у Горранна — вернётся, расспросим. А ты-то сама почему не вышла, не расспросила? От Тайка, сама знаешь, какой толк, — хихикнула она. — Он разве что разводным ключом по куполу может заехать. А дипломатия всякая — это не про Тайка. Вот ты аллонга, ты бы смогла выяснить.
— Не знаю, — смутилась я, — Чего-то испугалась, не знаю прям, что со мной такое в последнее время..? Гостя забоялась, и про людей Тень его знает что думаю…
Соседка перестала хихикать и смерила меня оценивающим взглядом. На дне её глаз, я могла поклясться, вдруг залегла тревога.
— Соображалка у тебя, Санда, как сама знаешь у кого. Слушала б ты её почаще… Раз уж дал тебе Тень волосы рыжие — так и шепчет тебе, может, что-то верное. Знаешь, Он хоть и Тень, но всё ж таки Бог не дурак. Не то что Братцы.
Я вернулась домой в абсолютно смятённых чувствах. Меткая ересь Лавиньи очень напоминала философический юмор бризов, но даже не это было причиной моего взбудораженного настроения. Ну вот, ещё и соседку накрутила, теперь пойдут слухи гулять. Тень. Мне потребовалось минут десять для убеждения себя в том, что Лавинья просто косит всех одной гребёнкой. В её своеобразном цинизме я тоже не раз имела возможность убедиться.
Я тщательно прислушивалась к звукам с площади, но музыка так и не раздалась. Вот и хорошо, подумала я, а то пришлось бы изобретать повод не идти на танцульки — что крайне сложно в месте, где из развлечений один телевизор с зернистой картинкой на два дома да самопальная музыка по вечерам. Жизнь тут не баловала разнообразием, но она хотя бы была. А мне по-прежнему не хотелось видеться со всякими чужаками…
Я одичала тут, без вариантов.
Мар на ночь так и не пришёл, но заполночь дверь тихо отворилась, и через порог скользнула толстенькая фигурка Киная. Поскрипывая на досках, он прошагал к лестнице и вдруг замер. Я лежала с закрытыми глазами и ждала, но он так и не двигался с места.
— Кинай..? — тихо спросила я.
— Руа…
— Что случилось? Иди сюда, я не сплю…
Вздохнув (как мне показалось, с облегчением), верный хупара тихо сделал шаг и так же бесшумно сел на стул.
— Руа, скажите, а почему вы не хотите отсюда уехать?