Помявшись, хупара вздохнул. В темноте я не различила ничего, кроме неясных контуров его головы и плеч на фоне окна.
— Так вы… вроде как… скучаете тут… — смятённо пробормотал он после паузы — видимо, не придумав ничего лучшего…
Некоторое время мы оба молчали.
— Кинай, я буду жить в Тер-Кареле до смерти. В каком бы виде она меня не нашла.
Силуэт Киная почему-то вздрогнул.
— А почему, руа?
— Тер-Карел — последнее место в Мире, где я могу жить, Кинай. И даже, наверное, вне Мира, — добавила я, — Это всё, что ты хотел мне рассказать?
— Да, — застенчиво сказал Кинай после паузы. Хотела бы я знать, отчего он был так взволнован…
— А где Мар?
— У Мастера Горранна. Они там в фишки режутся с этим торговцем, — с некоторым, как мне показалось, облегчением, произнёс Кинай.
— Он торговец?
— Да, — с некоторым замешательством сказал Кинай, снова притихая, — Он хочет нам панели солнечные сплавить…
— А почему ты ушёл..?
— Мне… надоело там сидеть, — Кинай долго не издавал ни звука, его молчание висело в воздухе, как ведро киселя по дороге из посуды на пол, а у меня ещё больше укрепилось и без того стойкое ощущение, что хупара никак не решается что-то мне поведать — что-то, ради чего он и сбежал с посиделок у Горранна… — Но я… пойду, да, руа..?
— Иди, Кинай.
Он поспешно встал на ноги и сделал несколько шагов к лестнице, когда я внезапно тихо-тихо произнесла:
— Кинай, тебе плохо удаётся играть в шоколадного дурачка. Мы оба про это знаем. Но если то, что ты хотел мне рассказать — это серьёзно, то я всегда буду рада тебя выслушать.
Осёкшись, хупара замер, так, словно бы я подсекла его под колени.
— Да, госпожа Санда. Я… простите…
Коэффициент интеллекта образованного хупара Киная составлял 358 пунктов. А у меня — 400. При среднеаллонговском 600 и среднехупарском 250. Конечно, как говаривал мой умнейший отец, "способности к математике и способность искать мудрость — вещи разные"… Но я всяко не могла считать, что Кинай радикально глупее меня. Итак у этих его застенчивых подходов "а ля Хупанорро" была серьёзная причина. Страх и неимоверная тревога, которые он тщётно пытался замаскировать поведением "под уличного уборщика"…
Более того, Кинай был так взвинчен и дезориентирован, что напрочь забыл про своё благоприобретенное «руа». Я услышала его торопливые, словно бы стыдливые шаги наверху, а потом всё затихло. Но я отлично знала, что мы оба не спим в одинаковой степени…
Что случилось с парнем? Вряд ли он получил по морде от одной из наших девчонок… Что-то произошло во время партии в фишки с торговцем? Или… где? А если так, с чего Кинай взял, что мне это будет интересно? Почему не поговорил с Маром?
У меня опять не было ни единого факта. Как и во всём, что я пыталась выудить из Тер-Карела…
Я заявилась в общине почти год назад, если быть точным — восемь месяцев и две недели, как раз в начале Месяца Выводов. До окраин пустыни меня довёл воздушный океан — всё равно у меня не было ни денег, ни личного имущества, ни возможности появиться в приличном обществе. Поблизости от Бмхати, за городком под названием Парейра-Хиха, я «легализовалась» — вышла на шоссе с поднятым кверху указательным пальцем, искренне надеясь, что мои данные не шутили — и что так взаправду можно остановить фургон. Десяток фургонов меня проигнорировали, следующий остановился, и сухой как щепка водитель-хупара (потом я узнала, что большинство водителей таковы — худы и сухи) согласился подбросить меня до окраин пустыни в обмен на светскую беседу о погоде. Поднаторев в автостопе, я тормознула ещё одну машину до Хинши, а там до Тер-Карела, как выяснилось, было уж рукой подать.
Посёлок меня и разочаровал, и очаровал. Меня никто ни о чём не спрашивал, и я понемногу обжилась в этих местах. Хотя наедине Горранн всё-таки просил новичков сказать пару слов о причинах размолвки с Большим Миром — шаг разумный, как я позднее узнала. За год в общине пытались укрыться пара человек с уголовными проблемами, и нам даже приходилось давать им отпор. Такие эпизоды были одной из причин хорошей боевой подготовки жителей. Оставшись наедине с главой посёлка, я в лоб назвала наиболее правдоподобную причину своего приезда. Я собирала «легенды» и не слишком-то верила в КНИГУ. Икнув от неожиданности, Горранн оглядел меня с головы до пят (всё означенное после долгих дней пути нуждалось в поганом венике, но вряд ли скрывало агента КСН) и сказал, чтобы я устраивалась.
На контакт глава посёлка пошёл только много месяцев спустя, окончательно присмотревшись ко мне и узрев, что явного хвоста из комитетских шпиков за мной не тянется. Я расспрашивала его о прошлом — о Хупарской Смуте и даже о годах куда более древних — конечно, о них я знала кое-что такое, что я успела вычитать в книгах Лак'ора Даоридды Серой Скалы, но знаний этих было до обидного мало. Чем дальше я шла, тем больше у меня возникало вопросов, а самыми сумбурными были предания о первых годах после Смуты, когда ещё были живы свидетели Воссоздания, хупара и члены Первых Семей. Меня сильно волновало, каким образом они объяснили тысячам детей, почему они выросли без родителей, почему весь Мир лежит в руинах, и как они потом разрулили ситуацию с наследственностью..? сделали ли бризы достаточное количество новых людей, чтобы поддержать популяцию в добром здравии? Я опасалась выдать свою осведомлённость в вопросах генетики, но Горранн сам затронул эту тему, признав, что, по ряду данных, Десять Первых ещё долго, не менее пятидесяти лет, поддерживали связи с Горной Страной, а те контролировали здоровье свеженьких аллонга и давали советы по скрещиванию (уж простите такую евгеническую тональность, но куда было уйти от правды? Это ж не шутки — воссоздать население целого Мира).
Полсотни лет? Вот-те раз.
Было это сколь загадочно, столь и логично — не придерёшься. Бризам обязательно бы пришлось шастать по Миру ещё десятилетия, причем если не открыто, то уж всяко совершенно невозбранно, с полным содействием и по просьбе единственной уцелевшей в Мире власти — глав Десятки.
При том у циничного и практически устроенного зрителя (например, меня) закономерно возникал вопрос — а кто и сколько с этого сотрудничества поимел..? бризами была проделана чудовищная работа — им пришлось запустить тончайшее человеческое клонирование в без малого промышленных масштабах! При том учесть распределение по полу, численность будущих Семей, обеспечить их выращивание, контроль и своевременное исправление ошибок… в общем, проделать титаническую работу, которой, наверное, было занято всё взрослое население Гор! Что Десятка посулила им взамен? Что бризы попросили за помощь? Были ли заключены договоры или что-то в этом роде?
Конечно, голый человеколюбивый альтруизм сторон мог иметь место — только едва ли им всё ограничилось… Как минимум, бризы бы захотели обезопасить себя на будущее — но вот как — об этом я могла только гадать.
Итак, бризы, если верить тер-карельским преданиям, активно посещали Мир до примерно пятидесятого года после Смуты. Но из имевшихся у меня данных вытекала и другая, не менее тревожная, загадка — именно тогда, задолго (!) до прекращения контактов с Горной Страной и нового витка религиозной войны (по крайней мере, если базироваться на датах из учебника истории), был создан Комитет Спасения Нации.
Вот и вопрос на засыпку: кто, в таком случае, его создал, и от кого и какую нацию собирались спасать?
Вопрос тем более чуднСй, что его уже столетий семь, как я понимала, никто себе не задавал. Но очевидный ответ напрашивался такой — именно Десятка стояла во главе первого Комитета (который тогда мог насчитывать не более полусотни человек, и потому под название «комитет» вполне подходил). И не собирались ли эти хитрые человеки тайком — для того, чтобы надуть союзников да заполучить всю что ни на есть власть на белом свете? Спасти, так сказать, население Мира от влияния бризов. Хотя, как они могли в те годы кого-то надувать, если одного только подозрения в обмане союзников хватило для того, чтобы бризы разорвали договоры — и тогда Десятка вполне могла лишиться этого самого населения (которое те выращивали)?!
А вот что и кому помешало? — этот вопрос оставался открытым…
Как и вопрос, почему информация о нестерильности браков между рыжими и всеми остальными была тщательно зарыта в саду обоими враждующими сторонами.
По крайней мере, для слушателей из равнинной части Мира.
Наутро Мар мирно спал на чердаке, а на месте грузовичка пришлого торговца ветерок шевелил сухой травой. Облегчённо вздохнув, я принялась за кофе. Миновало ещё несколько дней, но Кинай больше не начинал никаких странных разговоров, а Мар вёл себя, как примерный домохозяин. И я постепенно успокоилась.
Активность Мара меня поражала — он так и норовил меня куда-то вытянуть, подбить на вылазки в пустыню, беспрерывно что-нибудь чинил, болтал без умолку и, вдобавок, начал упрашивать меня съездить с ним в Дхати — глянуть на новые наряды. Меня это забавляло — я и впрямь заскучала от однообразных будней Тер-Карела (хотя, когда Мар «посягнул» на моё законное одиночество в пустыне, во мне неожиданно взыграло чувство противления). Более того — я заявила, что одного платья мне более чем хватит, а будет куда полезнее, если Мар потратит жмущие его деньги на шифер для своей новой халупы. Конечно, я шутила, но идея покупать-таки стройматериалы Мара почему-то не вдохновила. Он сказал, что уж лучше мне крышу проверит. Справедливости ради, проверил. Но в Дхати мы так и не поехали. Ни на этой неделе, ни на следующей, ни на неделе после того. Но я решила не лезть не в своё дело.
В общем, за тем и миновало три недели. Вечно веселящийся Мар не прекращал настойчивых попыток вытянуть меня из Тер-Карела хоть к Тени на хвост. Мне даже подумалось, что не мешало бы и согласиться, хотя настырность приятеля меня отчасти начала раздражать…
Единственное, что (точнее — кто) меня тревожил — Кинай. С того самого вечера, как он задавал мне странные вопросы, в нём все сильнее сквозила плохо скрытая нервозность, так что даже Мар начал коситься на него исподлобья. Кинай всё больше походил на человека, которому жить осталось всего-ничего — если только он не примет каких-то немедленных мер для спасения своей пухлой тушки и честной души. Я не раз видела, как глаза некогда весёлого хупара с дрожью обозревают окрестности Тер-Карела, и что даже аппетит (обыкновенно превосходный) его покинул, зато чело его было постоянно омрачено мучительными раздумьями. Раз я заметила, как оба моих товарища сидели на пригорке в отдалении и о чём-то спорили. Победил, само собой, Мар. Изобразив пару успокаивающих жестов, он произнёс короткую прочувствованую речь, и Кинай как-будто затих. Но я отлично видела, что тревога Киная никуда не пропала. В конце концов эта тревога передалась и мне — я спросила у Мара, что с Кинаем. "Не рассказал. Кажется, он в кого-то влюбился. Как обычно", — вздохнул мой товарищ. Что да, то да. Добряк Кинай был влюбчив, как весенний кот — хотя, в отличие от котов, ему редко хватало наглости сделать достаточное количество намёков очередной подружке. А уж до дела, как мне казалось, у него вообще не доходило… Не то чтоб это объяснение мне удовлетворило, но оно было хотя бы правдоподобным. И так миновало ещё несколько дней, пока не наступил тот самый, о котором я потом так не любила вспоминать…
С самого утра 4 дня Раздумий у меня было скверное настроение. Мои товарищи его отнюдь не разделяли. Подогнав мобиль к самой двери, Мар поднял меня из постели радостным воплем.
— Эгей! Я машину уже зарядил! Поехали хоть куда-то, Санда, ну пожалуйста! Ты просто разрываешь мне сердце! Пожалуйстааа! — Мар легко перешёл от восторженных криков на заунывное нытьё.
— Сейчас? — проговорила я, зевая. Мар надулся, как голубь, и я вдруг абсолютно чётко поняла, что он скажет в следующую минуту, и куда пойдёт наш разговор, и какой унылой поездкой он завершится.
Неожиданно от этой мысли мне стало так скучно и горько, что у меня перехватило дыхание. В моей жизни уже никогда ничего хорошего не произойдёт, подумала я. Я всё потеряла, и вынуждена жить на этих гнусных руинах. Я женюсь на нём, рожу ему парочку сопливых пыльных детей, и так и буду торчать среди песков до скончания своего века, сидя под телевизором и всё более опускаясь, окончательно теряя себя, свой Дар и веру в чудеса… От горя и обиды у меня перехватило дыхание.
Во мне возникло стойкое, немодулируемое, неуправляемое желание изменить мир так, как мне того хочется.
Казалось, силой этого желания можно было пропахать колею через Горы и перевернуть само мироздание. И на какую-то секунду я поверила в то, что всё возможно. Я всеми фибрами души припала к открывшемуся мне видению — миру, где я буду счастлива. Счастлива без компромиссов и оговорок, счастлива именно в том, что для меня действительно ценно — я найду себе место и дом, и снова обрету себя, и рядом со мной будет по-настоящему любимый человек. Живой, упрямый и сильный, лукаво скалящий зубы… и… нет. У меня кружилась голова.
Одна неловкость — я вдруг поняла, что в этом мире для Мара да Луны и его выступлений подходили разве что задние ряды. Комната для гостей. Вот так.
Я едва совладала с силой охвативших меня необычных эмоций.
— Мар, извини, но я обещала Лавинье присмотреть за детишками, — хрипло произнесла я, — Ты же знаешь. А потом ещё я хотела перекинуться парой слов с Горранном.