Пувилон не зря был поэтом, он умел представить непредставимое. После того, что он сказал, я зауважала его еще сильнее — очень-очень сильно! А сказал он, когда все замолчали, пытаясь осмыслить мои слова, следующее:
— Если в деревне позавчера, а тут завтра, то сегодня где-то посередке, — и сам же себя поправил: — Не, посередке было бы, если там вчера. А так выходит, сегодня сюда ближе.
— Пещера Лапутуна, — пробормотала я почти наугад, но уже зная, что права. Не в смысле, что там реально запряталось абстрактное «сегодня», а уверенная, что причина кроется там. Точнее, что виновник этого безобразия — непонятный маг с тройным именем.
Кунтура попыталась поспорить, что от пещеры до деревни расстояние больше, чем до столицы, не в два раза, а как бы не в десять, но я замотала головой:
— Это условности. Важен сам факт: время на этой складке сломано. И сломал его Лапутун. Хорошо, Липустин, — закивала я, видя, что Гоша хочет возразить. — Или Лепектон, не суть как его зовут на самом деле, не удивлюсь, если он вообще какой-нибудь Лопатин.
Сказала и сама испугалась: а вдруг он и правда из нашей складки? Да ну, не может быть! Откуда у нас маги? «А откуда у нас ведьмы?» — мысленно спросила у себя же, и решила, что невозможного с этим Лопатиным быть ничего не может.
— Ты, наверное, права, — подумав, сказал мой любимый. — Не зря он жил тут именно в пещере, а не в самой столице. Если это и правда он сделал что-то с временем, то жить в месте с неправильным временем было бы для него неудобно, а то и опасно. Вот он и выбрал эту пещеру в стороне от городов и сделал так, чтобы время в ней всегда текло нормально.
— Зачем ему это было надо?! — воскликнула я.
— Хотел, чтоб скорее, — сказал Пувилон.
— Скорее — что?
— Что-нибудь. Кертука скорее созрела, или деревце выросло.
Я уставилась на лодочника, чувствуя, что он сказал сейчас что-то очень важное. Но что? Какие у меня могли возникнуть ассоциации — пусть и на уровне подсознания? Выросло деревцо… Посадить дерево, вырастить сына… Чтобы кертука созрела… Чтобы сын созрел?..
И вот тогда меня наконец торкнуло: не сын, а дочь! И не просто дочь, а дочь короля — принцесса Пиктигаула. Ведь она сама мне говорила, что этот гад Лепектон впаривал ей, что женился бы, будь она старше. И собирался подождать семь лет. Но зачем ждать, если можно сделать время на этой складке пошустрее, а самому подождать в изолированной пещере. Или вообще на другой складке. Или… на Луне… Да нет, это у меня уже фантазия разыгралась!
И я высказала свою догадку остальным. Сначала мои спутники посмотрели на меня, как на спятившую. Потом рассудительный лодочник попытался разрушить мою теорию логичным, казалось бы, доводом:
— Ежели бы время тут быстрее побежало, а мы бы тут и были, то ничего бы не заметили. Это как в лодке на реке — если течением несет, и ты на воду сморишь, то вода как бы и не движется, ведь и лодка с такой же скоростью плывет. И пусть река станет хоть быстрее, хоть медленней, но и лодка будет плыть так же. А тут мы видим, что где-то быстро, где-то медленно. В деревне позавчера, тут завтра.
— Наверное, маг еще просто не умеет обращаться с временем, — сказала я. — Он еще только экспериментирует, вот пока и получается не так, как хотелось бы.
— Я, кажется, кое-что понял, — очень тихо произнес резко побледневший Гоша.
Мы синхронно повернули к нему головы. Мой любимый принц увидел, что мы ждем продолжения, и сказал:
— Когда со временем у него стала получаться ерунда, маг испугался, что дальше оно вообще может пойти на этой складке вразнос, и решил оставить эту Пиктигаулу в покое — зачем ему становится королем в таком опасном месте?
— Королем?! — ахнули мы разом.
— А кем же еще? Если он женится на принцессе, а действующий король умрет, то престол достанется Пиктигауле. А там можно и уболтать женушку, что править страной не женское дело, что он возьмет на себя эту тяжкую ношу, а когда она согласится, то уговорить и в закон поправку внести, после чего стать уже не просто мужем королевы, а законным монархом.
— Не уболтал бы он здешнюю Пиктигаулу — где сел, там бы и слез, — усмехнулась я. — Она сама уболтает, кого ей будет надо. Вот уж кому и правда на роду написано быть королевой.
— Может быть, и это он тоже понял, — не поддержал моей веселости Гоша. — И тогда переключился… на мою сестру.
— Но ведь твоя сестра не наследница престола! — возразила я, но тут до меня дошло, что хотел сказать любимый, потому лишь ойкнула и заткнулась.
А принц, хоть и видел, что я догадалась, пояснил свою мысль остальным:
— Липустин потому и натравил на меня акутуру, чтобы уничтожить и тем самым отдать право наследования престола той, моей Пиктигауле. Придется, конечно, семь лет подождать, зато как раз будет время как следует втереться в доверие и к ней, и к королю. К нашему с ней отцу, в смысле. Но раз уж так вышло, что я застрял на этой складке, да еще и время тут стало перепутанным, то он решил, что меня даже и убивать теперь не надо.
— Это еще неизвестно, что он решил, — буркнула я. — Этот хитро… головый гад мог придумать для тебя что-нибудь еще интересненькое. Например, дал понять здешнему королю, что к тому может прийти самозванец, которого нужно непременно казнить.
— Когда бы он успел?
— Долго ли, умеючи? Мы ведь не знаем, куда он переместился из пещеры! Может, как раз в королевский дворец с докладом: ваше величество, мне было видение, к вам направляются пингвин с пингвинихой… в смысле, с крачкой, и они раздолбят клювами ваш трон и стырят корону.
— А еще и акутура не пойми где, — многозначительным тоном изрек Пувилон. — Я ведь в деревне-то всех порасспрашивал, не видел никто такой девахи. Да и вообще чужих не встречали. Так что она, может, уже тут где-то прячется.
Мы невольно стали озираться, но Гоша помотал головой:
— Акутура — не человек, это вызванная магом сущность. Она не может так долго находиться в мире людей без магической подпитки. И раз никто ее у вас не видел, то скорее всего, просто уже распалась.
— Эта распалась — он другую вызовет, — сказала я. — Или еще кого. Дракона, к примеру, нашлет. Не зря же Галю обещал на Луну свозить на драконе…
Я опять поймала себя на том, что сказала нечто такое, что может быть не пустым звуком. Не в смысле того, что на Гошу и правда нападет дракон — хотя пуркуа бы и не па — а вообще… Дракон, дракон… Где-то совсем недавно кто-то что-то про него говорил. Или мне еще «наш» не забылся, которого ежик подбил?
Но вспомнив про Галю, я вскоре стала думать уже только о ней. И не просто думать, а сильно тревожиться. Где же они все-таки с Болтуном? Неужто и впрямь их поглотила пучина взбесившегося времени? Я озвучила свою тревогу. Мой любимый тряхнул головой:
— Если они должны появиться здесь завтра, то не стоит накручивать себя раньше времени. Другое дело, если не появятся…
— Вот сейчас ты точно меня успокоил, — засопела я. — Спасибо, любимый.
— Так ведь он дело сказал, — заступилась за принца Кунтура. — Теперь даже я смекнула, что к чему.
— Дело-то дело, — проворчала я. — Но, во-первых, как мы завтра узнаем, что они появились, если нам путь в столицу закрыт, а во-вторых, до завтра еще надо дожить, я ведь с ума сойду! Вот где они сейчас, в эту самую минуту?
— Дык, это, — почесал в затылке Пувилон. — Выходит, что нигде. То бишь никогда.
Это звучало жутковато. Да что там, это ужасно звучало! Как это нигде? Как это никогда? А вдруг они там и останутся? Но поделать сейчас мы все равно ничего не могли — оставалось лишь ждать. И тут возник новый вопрос: а где? В город нам было не вернуться, а сидеть всю ночь в кустах мне тоже совсем не хотелось.
Между тем уже начинался закат. Нужно было что-то решать, причем срочно. И я не смогла ничего лучше придумать, как:
— Давайте вернемся к пещере. Это и укрытие, и время там, скорее всего правильное.
— Только не пешком! — сказал Пувилон.
— Ну давайте полетим, — хмыкнула я. — Кто умеет?
— Лучше поплывем, — помотал головой лодочник.
— Ах, да, — вспомнила я, что говорили великаны. — У вас же новая лодка где-то рядом?
— Вон там, — ткнула Кунтура в сторону реки, что было чрезвычайно логично, я могла и не спрашивать. — Ее так и так здесь нельзя оставлять, украдут.
Говоря откровенно, когда мы подошли к реке — в том самом месте, где Болтун устроил спуск, завалив старую лодку, — я сильно засомневалась, что кто-то сумел бы украсть новое судно, потому что оно полностью было вытащено на берег, сил у наших влюбленных на это хватило. К тому же новая лодка была раза в два больше старой и, соответственно, тяжелее — человеку обычной комплекции, даже двоим, вряд ли удалось бы столкнуть ее на воду.
Я приготовилась к тому, что снова придется пачкаться в глине, но увидела, что спуск к реке тщательно выложен ветками кустарника — чувствовалась любящая порядок женская рука, и я бросила благодарный взгляд на Кунтуру. Та в ответ лишь кивнула: не за что, мол.
Потом великаны потащили лодку к воде — даже им пришлось для этого приложить заметные усилия. Когда судно закачалось на речной волне, мы все забрались в него, и Пувилон с Кунтурой сели за весла. У новой лодки уключин было не две, а четыре — попарно на каждом борту. Если грести собрался бы один человек, то он вставил бы весла в парные уключины возле своей скамьи, как это было, к примеру, на прежней лодке. Теперь же великаны сели на разные скамьи, и воткнули по веслу каждый в те уключины, что были с ними рядом, но на противоположных, разумеется, бортах. Таким образом сила гребли увеличивалась вдвое, что было очень кстати, ведь на сей раз плыть было нужно против течения, и гребцы не мешали друг другу — на одной доске им, конечно же, пришлось бы тесно. Зато мы с Гошей превосходно устроились на еще одной скамье и обнялись — вечером на реке было довольно свежо. Да мы бы, думаю, и при жаре обнялись, тоже ведь любили друг друга.
Наши великаны сделали по паре гребков, развернули лодку в нужную сторону, и вскоре она набрала такую скорость, что я даже удивилась — думала, мы будем ползти еле-еле, течение все-таки было довольным сильным. Под скрип уключин и плеск весел, я, пригревшись рядом с любимым, стала подремывать. Возможно, даже заснула, потому что мне показалось, что не прошло и пяти минут, как дно лодки зашуршало о прибрежный песок.
А потом большие влюбленные преподнесли нам еще один сюрприз. Оказывается, когда они отправлялись из деревни назад, мама Пувилона дала им с собой столько еды, что за всю дорогу великаны не съели, если верить их словам, и четвертой части. Остальное так и лежало в двух мешках в закрытой дощатым настилом носу лодки. В одном мешке дожидались своих едоков три копченые курочки, копченая и вяленая рыба, и много кертуки. В другом была выпечка: пирожки и два каравая хлеба, а еще похожие на яблоки и груши фрукты — тоже очень много. Я шумно сглотнула и едва не бросилась в пляс при виде такого богатства, хватит и перед сном перекусить, и утром позавтракать. Правда, я не знала аппетитов Пува и Кунтуры, вероятно, они у них тоже были великанскими, но все-таки я надеялась, что как минимум на ужин и нам с Гошей что-нибудь останется. Великаны взяли каждый по мешку, и в их огромных лапищах те сразу стали казаться чем-то совсем незначительным, на один зуб. В данном случае, на два. Не на зуба, конечно, а рта.
К пещере мы подошли уже почти в полной темноте. Зашли в келью мага и поняли, что вчетвером нам будет здесь тесно.
— Мы поспим на свежем воздухе! — дуэтом выдали великаны.
— Да ну, — нахмурилась я. — Где вы там будете спать?
— В кустиках, — быстро ответил Пувилон.
Кунтура тоненько хихикнула. Я впервые услышала ее смех, и даже не сразу поняла, что этот писк издала она. Поскольку я снова наколдовала, чтобы стены пещеры светились, мне удалось разглядеть, как густо покраснели влюбленные. Стало ясно, как они собрались спать в этих кустиках. Ну что ж, дело, как говорится, молодое. И великаны не стали ждать, я лишь успела сказать:
— Поешьте хоть!
— Некогда, — отмахнулся уже от выхода Пув.
— Потом, — сделала то же Кунтура.
— Возьмите что-нибудь с собой! — крикнула я, но меня уже никто из них не слышал. Напрасно я опасалась за еду — у влюбленных оказались аппетиты несколько иного направления.
Тут я подумала вдруг, что ведь и мы с Гошей влюбленные. И кроме как покушать, нам с ним тоже хотелось кое-чего другого. А поскольку мы остались на ночь вдвоем… Мой любимый, судя по заблестевшему взгляду, подумал о том же.
Гоша медленно приблизился ко мне, провел рукой по моим волосам, опустил ладонь ниже, еще ниже… Не помню, как я оказалась без платья. Успела заметить лишь, что серое с коричневыми ромбами покрывало мага, только что бывшее Гошиной одеждой, вновь оказалось на своем законном месте — на дощатой лежанке. А потом и мы с любимым там же.
Гошенька оказался хоть и очень горячим, но совсем неумелым, что меня ничуть не расстроило. Наоборот, мне страшно было бы представить его в чьих-то, помимо моих, объятиях. Хоть и говорят иногда: «Мне не важно, с кем ты был до меня», я так ни говорить, ни даже думать не собиралась. Я не хотела ни с кем делить моего любимого ни в прошлом, ни в настоящем, ни в будущем. А уж эта ночь была совершенно точно только нашей.
Мой милый принц целовал меня так, словно умирал от жажды в знойной пустыне, а я оказалась прохладным родником на пути. Его губы были такими сладкими, руки такими нежными, что я растаяла вмиг — словно мороженое в той же самой пустыне. Я тоже дала волю рукам: гладила сначала его мягкий пушистый гребень, потом твердые рельефные мышцы, потом… Потом я утонула в жарком море блаженства, которое пенилось волнами страсти и затягивало в пучину чувственного наслаждения. Мне не хотелось выныривать из этого моря никогда. Короче говоря, ужинать нам тоже оказалось некогда.
Ночью мне приснился странный сон: я летела на драконе. При этом мне совсем не было страшно, наоборот, от этого полета захватывало дух, я чувствовала себя свободной и сильной… Точнее, чувствовал, потому что во сне я была мужчиной. И даже не Гошей, что еще как-то было бы объяснимо, но нет, это был кто-то другой, я могла в этом поклясться, хоть и не видела, конечно же, лица. Но стоило мне попробовать порыться в «собственных» мыслях, как сон тут же прервался. То есть, он как бы продолжился, но теперь я — это была действительно я, а дракон обернулась Гошей. Я по-прежнему сидела на нем и… ой, уже не летела! То есть летела, но совсем в другом смысле. Скажем так, к вершинам любви и блаженства. Но и тут мне не дали как следует насладиться полетом — на сей раз помешал мой желудок. Он так громко заурчал, что я проснулась. Ну да, энергии — как физической, так и эмоциональной — я потратила много, а перед этим не поужинала. Вообще, конечно, у меня в этом мире аппетит стал поистине зверским, свежий воздух, что ли, так действовал? Ну да, он же тут не загрязнен автомобилями и промышленными выбросами.
Впрочем, наутро и у остальных прорезался такой аппетит, что мы слопали почти все запасы, кроме двух местных яблок — лилового цвета, и одной груши — оранжевой в зеленую крапинку. Выглядели что Гоша, что Пув с Кунтурой, одинаково — счастливыми, с улыбками до ушей. Я тоже чувствовала счастье, но тревога за Галю и Болтуна не позволяла улыбаться в полную силу. И я спросила у остальных:
— Так что мы все-таки будем делать? В столицу нам с Гошей нельзя, да и Пувилона с Кунтурой наверняка запомнил разморозившийся охранник.
— Ну и пусть запомнил, — возразил Пув. — Может, мы тоже вас ловили, а потом ты сделала всех невидимыми, но мы за вами по голосам и топоту погнались, да не догнали.
— А что, в казематы вы спускались незаметно? — недоверчиво спросила я.
— Если бы нас заметили, то сразу бы за нами туда бросились, — привела логичный аргумент Кунтура.
— И что ты предлагаешь? — пристально взглянула я на нее.
— Чтобы я вернулась в столицу и пошла на службу. А там уже все разузнала насчет ее высочества и рассказала вам.
— Это что же, мне еще день или сколько-то ждать? — испугалась я. — Нет, я не выдержу. Давай тогда ты в столицу вернешься, но на службу пока не пойдешь, а просто все разузнаешь, выйдешь за городские ворота и расскажешь нам.
— То есть мы сейчас поплывем назад? — уточнил Гоша.
— А какие еще варианты? Сесть на берегу реки и ждать, когда мимо проплывет труп врага?
— И он проплывет?! — ахнул Пувилон.
— Если ты ему поможешь туда упасть, проплывет точно, — хмыкнула я. — А вообще это просто такая древняя мудрость, то ли китайская, то ли японская, а может, кто-то и потом сочинил. Ой, вы же не знаете про Китай… И про Японию тоже.
— А кто наш враг? — нахмурился Гоша.
— Да я же просто пошутила, — отмахнулась я. — Хотя… Не знаю, насколько лгун Лапутун нам враг, но то, что не друг — это точно.
Сказала, и отчетливо вдруг поняла, кем я была, летая во сне на драконе. Да, я каким-то образом очутилась в подсознании бывшего жильца этой пещеры. От этой сработавшей подобно холодному душу мысли я даже вскочила.
— Ты чего? — посмотрел на меня любимый.
— Я… ничего… погоди… — забормотала я, пытаясь поймать еще одну мысль, которая мельтешила по закоулкам сознания, но ухватить которую пока не удавалось.
Я снова села на покрытую серой накидкой дощатую лежанку и вспомнила, что когда в прошлый раз проверяла ведьминским чутьем пещеру, именно от нее почувствовала остаточную магию. А еще я тогда неизвестно откуда узнала и кое-что еще о нашем странном маге. Может, это как-то связано? Ура! Я ухватила за хвост убегавшую мысль! Лапутун провел много ночей на этих досках, и они, а также камень рядом с ними, могли впитать вместе с магией снов и сами сновидения, хотя бы их обрывки. И я попросила друзей:
— Пожалуйста, оставьте меня одну ненадолго.
Наверное, на моем лице было что-то слишком явно написано, потому что возражать или даже переспрашивать никто не стал — все молча вышли из пещеры. А я растянулась на лежанке, закрыла глаза и шепнула сама себе:
— Ты — ведьма. Включи свою силу и впитай сны и мысли того, кто спал здесь раньше!
Сначала ничего не происходило. Но потом я будто снова заснула, хотя и продолжала ощущать спиной твердость досок. И я увидела женское лицо. Очень красивое и… очень знакомое. Ну да, это было лицо принцессы Пиктигаулы, только уже взрослой, хотя еще и вполне молодой. На ее голове красовалась корона, но странная, полупрозрачная, словно из дымчатого хрусталя. Принцесса что-то говорила, властно сдвинув брови, но звуков в этом полусне-полувидении не было, так что я не понимала, о чем идет речь. Подумала лишь, что если увидела Галю взрослой, значит, с ней все в порядке, она жива. Впрочем, я ведь была теперь не только собой, и тот, кому предназначались слова принцессы, их понял. Да, это был маг, которого мы знали под тремя разными именами. Он кивнул, повернулся и… Видение скакнуло, и я снова летела на спине большого дракона. Вокруг сияли многочисленные, очень яркие звезды, а впереди… Сердце меня-Лавы забилось, затрепетало от увиденного, но и сердце меня-мага дрогнуло от восторга: перед нашим общим взором по черно-звездному покрывалу космоса проплывала Земля! Но нет, это была не та планета, фотографии которой я много раз видела, карту которой узнала бы с первого взгляда. Эта тоже была голубой, с белыми разводами облаком, зелеными островами лесов и желтыми пятнами пустынь. Вот только очертания океанов и материков отличались от знакомых мне с детства. Я оглянулась и снова мысленно ахнула. Позади висела еще одна планета, но вовсе не безжизненная, выщербленная кратерами Луна, которую я помнила из прежней реальности. Вокруг этой отчетливо виднелась дымка атмосферы, а ее поверхность была отнюдь не однотонно серой, а играла красками, в которых, правда, преобладал коричневый цвет. Но были видны и синие разливы морей, и зеленые вкрапления растительности. Это была живая, обитаемая Луна! Именно с нее я и летела на драконе на Землю. На эту Землю, совсем не похожую на ту, что осталась в моей складке. Но что это? Земля, то есть ее здешнее подобие, раздвоилась вдруг передо мной. Мне захотелось протереть глаза, но сделать это в чужом видении было, конечно же, невозможно. Между тем вместо одной планеты я на самом деле видела теперь две — обе совершенно одинаковые, но обе словно не вполне реальные, похожие на полупрозрачные изображения, сквозь которые просвечивали особенно яркие звезды. И тогда летящий всадник направил дракона на ту, что была слева. А потом… Я испугалась, что умерла, потому что погасло все — и планеты, и звезды, и само сознание — как мое собственное, так и то, в чье я без спроса вторглась. Я даже перестала ощущать жесткие доски лежанки, перестала чувствовать вообще все. Как долго это длилось, я не знала, потому что времени там тоже не было. А затем перед глазами заблестела вода. Я летела над большой рекой, которую видела уже не из космоса, а всего лишь с высоты птичьего полета.
Я глубоко вдохнула — то ли от восторга, то ли от невольной радости, что все еще жива, — и пришла в себя. Я лежала на жестких досках в тесной пещере и снова была сама собой. И теперь мне предстояло осмыслить, что же я увидела.