Теперь требовалось решить, кто из нас будет обучаться: Гоша русскому или я обиссякскому. В принципе, на память я не жаловалась, английский, к примеру, дался мне легко. Но и преподаватель на курсах был хороший. Я сильно сомневалась, что мой находимец обладал педагогическим талантом, а даже если и так, то попробуй это втолковать гребешистому сенсею. Да и мне, если честно, не особо хотелось учить чужой язык для того лишь, чтобы разговаривать на нем с единственным человеком, и то, я надеялась, недолго. Пусть лучше гребешочник учит русский, ему-то это может и в том же магазике пригодиться, не век же он у меня в квартире будет сидеть.
Я привела накормленного бутербродами Гошу в комнату, поставила в центре стул на колесиках и объявила:
— Буду учить тебя разговаривать по-нашему. По крайней мере попытаюсь. Садись.
Вряд ли Гоша хоть что-то понял из сказанного, но мой палец, указывающий на стул, оказался хорошим помощником, ученик занял свое место.
А я стала думать, с чего бы начать, невольно крутанув при этом стул, что, судя по счастливой улыбке, явно понравилось обучающемуся. Неплохо было бы дать ему понять, что это он и есть. В смысле, что я задумала его именно учить, а не просто поиграть в карусельку.
Я решительно остановила стул и сказала:
— Слушай внимательно. Вот я, — открыла я рот и поболтала языком, — говорю. Бла-бла-бла и все такое. Это называется го-во-рить. А ты, — дотронулась я до ушей ученика, — мое бла-бла-бла вот этим принимаешь. И это называется слу-шать.
— Бля-бля-бля, — широко улыбнулся Гоша.
— Будешь такое говорить, родителей вызову. Нет, вот плохое они схватывают быстро! Даже пришельцы с гребнями. Хотя я сказала совсем другое. — Я почесала затылок и продолжила урок: — Значит так: го-во-рить, — показала я на свой рот, — слу-шать, — ткнула пальцем сначала на левое Гошино ухо, а потом и на правое. — Теперь наоборот… Когда ты произносишь свои «обиссяки» и «акутуры»…
— Акутура!!! — подпрыгнул со стула учащийся и принялся озираться.
— Энатакор, сядьте! — притопнула я. — «Акутура» — это образно. В смысле, что это ты го-во-рить, а я, — легонько хлопнула я по ушам, — слу-шать. Понял?
Но Гоша не понял. О стоял, явно встревоженный, а потом помотал головой:
— Акутура котока.
— Котока, котока, — шагнула я к нему и невольно погладила выпирающий сквозь ткань футболки гребень. — Все хорошо.
— Все хорошо? — переспросил Гоша.
— Ну конечно, глупенький. Нет тут никакой а… — Я как открыла рот, так и забыла закрыть. Потом все-таки вспомнила и просипела сквозь пересохшее горло: — Что ты сказал?
Но мой удивительный находимец молча смотрел на меня сквозь темные стекла очков, определенно не понимая, чего я от него хочу. Но он ведь только что, четко, даже без акцента, переспросил меня… Впрочем, он скорее всего опять спопугайничал, просто уж очень к месту получилось.
— Да ты садись, садись, — снова провела я по его гребню, — попробуем учиться дальше.
— Садись? — показал на стул Гоша.
Он понял! Он все-таки понял! Я даже запрыгала. Ученик тоже подпрыгнул, но я замотала головой:
— Нет-нет-нет! Садись — это вот это, — замахала я на стул, негодуя на себя за такую оплошность, — ты правильно понял.
Гоша осторожно сел. Ура-ура! А вот дальше дело опять не заладилось. Как я только перед ним ни прыгала, как ни гримасничала, какие пантомимы ни строила, объясняя смысл слов и понятий — все впустую. Причем этот мой великовозрастной учащийся принял все, похоже, за игру — то и дело вскакивал и пытался схватить меня за руку. Я ее, понятно, отдергивала, а Гоше это определенно не нравилось. В итоге он, как недавно сама я, притопнул и взмахнул руками:
— Бля-бля-бля!
— Так говорить некраси… — начала я, удивившись такому поведению ученика, но тот удивил меня еще больше, схватив все-таки мою руку и, повернувшись спиной, приложив ее к гребню.
Я решила, что ему просто понравилось, когда я пару раз погладила его гребешок. Сейчас это было совсем не к месту, но с другой стороны — что мне, жалко? Мне даже самой нравилось это делать. И я погладила Гошин гребень. Но вместо благодарности мой ученик снова топнул и выкрикнул:
— Бля-бля-бля!
Да что же он от меня хочет-то? Уж не продолжения ли? Сначала тут погладь, а потом и… Он меня что, и впрямь за то самое слово принял, которому лучше всего выучился?
А потом до меня дошло. Ведь я ему не это слово называла, я ему говорила: «Бла-бла-бла», когда трясла языком, изображая речь. Может, и он сейчас имеет в виду это, случайно исказив один звук? И ведь действительно, в те два раза, когда Гоша правильно понял смысл того, что я говорила, я тоже гладила его гребень. Может, у него мозг там расположен, и я его поглаживанием стимулирую?
Не знаю уж, что у него находилось в этом гребне, но когда я его погладила, сказав при этом: «Гоша хороший», мой ученик расцвел в улыбке и сказал:
— Лава хороший.
— Хорошая, — поправила я. — Впрочем, это уже нюансы.
Воодушевившись, я принялась тереть гребешок находимца, не переставая молоть при этом языком, насаждая в мозг ученика, где бы тот ни находился, ростки великого и могучего. Что характерно, я при этом не прыгала и не кривлялась, изображая соответствующие глаголы и прочие части речи. Я их просто представляла при этом. И через полчаса такого вот тактильно-говорильного урока, когда ладонь моя покраснела и стала побаливать — не вздулся бы волдырь, — Гоша вполне сносно стал изъясняться по-русски — не признавая, правда, ни падежей, ни склонений. Ну так и многие иностранцы, годами изучая наш язык, не умеют это делать правильно.
— Хорошо учить, — похвалил меня ученик. — Мочь говорить. Потом еще учить. Сейчас отдохнуть. Ты устать и болеть.
— Ну не то чтобы уж прямо болеть, — ответила я, — но немножко устать, это да. Можно и отдохнуть. Только ты мне теперь рассказать… в смысле, расскажи, кто ты такой и откуда. Хотя бы в двух словах.
— Два мало, — покачал головой Гоша.
— Это такой оборот речи. Образный, не буквальный. В общем, не бери в голову, используй столько слов, сколько нужно.
— Сколько нужно я пока не знать, — вздохнул находимец. — Сказать сколько мочь.
— Именно это я и имела в виду. Начинай. Давай помогу: ты не с этой планеты? Планета — это такой большой шар, летающий вокруг солнца, помнишь?
— Я помнить планета. Я с этот планета. Планета другой.
— То есть ты с другой планеты? — переспросила я.
— Нет. Я с этот планета, который другой.
— Ясно, — вздохнула я. — Что ничего не ясно. Слов действительно пока не хватает. Скажи тогда, кто ты такой?
— Человек. Мужчина. Пиктигоуша Энатакор. Гоша. Гость твой дом.
— Достаточно! — подняла я руки. — Я не это имела в виду. Кто ты, ну… по профессии? Какое твое главное дело? Ты космонавт? Летаешь на другие планеты?
— Нет. Не летать на планета. Прятаться на планета.
— От кого? — ужаснулась я.
— Акутура, — зыркнув по сторонам, выдавил Гоша.
— А что это такое? — вырвалось у меня. — Или кто это такой?
Мой гребенчатый гость насупил брови, подумал и коротко бросил:
— Мало знать слов.
— Да уж, — вздохнула я, взглянув на покрасневшую руку и перевела взгляд на другую, пока еще нестертую. — Придется позаниматься еще. Но сначала я схожу в магазин и приготовлю нормальной еды, одной учебой сыт не будешь.
— Еда хорошо, — сглотнул Гоша.
— Только я одна схожу, ладно? Так быстрее получится, — сказала я, мысленно добавив: «И безопаснее, а то ляпнешь что-нибудь на людях, или на продукты как на акутуру уставишься».
— Ладно, — печально выдохнул находимец. — Но ты дать мне дело. Я скучать.
— Какое же я дам тебе дело? Разве что ножи наточить, так порежешься еще.
— Точить кундурак! — обрадовался Гоша, вероятно имея в виду что-нибудь вроде меча или кинжала.
— Дураков не держим, — хмыкнула я. — Ты лучше, вон, телевизор посмотри.
И я включила наугад один из каналов, где как раз шла реклама какого-то автомобиля. Гоша, разинув рот, уставился на экран, и я похвалила себя за мудрое решение.
Как оказалось, мудрым оно было лишь наполовину. Для истинной мудрости мне не хватило соображалки выбрать канал, где не транслируют новостей, политических ток-шоу и прочих псевдоумных бла-бла-блашек. В итоге мой найденный в лесу гость заявил, едва я, вернувшись домой, переступила порог:
— Проведенное в твое отсутствие время возбудило неконтролируемую эскалацию конфликта между способностью терпеть и функциональными потребностями организма.
— Какого организма? — оглядела я прихожую.
— Непосредственно этого, — ткнул себя в грудь пальцем Гоша.
— А почему ты так хорошо говоришь? В смысле, правильно. То есть ты несешь какую-то чушь, но на правильном русском. Если я верно поняла, ты устал терпеть, потому что соскучился?
— Мне отвечать последовательно? — странно поморщился Гоша. — Боюсь, конфликт вот-вот обострится, и я полностью потеряю контроль над своим… — Тут он стал переминаться с ноги на ногу столь характерно, что до меня наконец-то дошло:
— Прости! Я забыла тебе показать туалет.
Оплошность была тут же исправлена, и вскоре счастливая Гошина физиономия осветила белозубой улыбкой комнату.
— Ты руки помыл? — спросила я.
— Там не было для данного процесса воды. Точнее, она там изначально имелась в весьма ограниченном количестве, но я ее испортил, значительно разбавив…
— Не надо говорить чем, я поняла. А еще поняла, что ты и не смыл за собой. Впрочем, это очередное проявление моей неосмотрительной забывчивости… Тьфу, и я с тобой заговариваться стала! В общем, идем, я покажу, как смывать за собой и где помыть руки. Заодно и все остальное, если захочешь.
Гоша захотел. Он пришел в дикий восторг от льющейся из крана, а особенно из душа воды.
— В вашем мире куда больше магии, чем я полагал поначалу! — воскликнул находимец. — Подглядывание за людьми и природными явлениями на больших расстояниях — это, разумеется, мощная магия, но столь непринужденно вызывать воду под силу далеко не каждому магу.
— Это не магия, — сказала я, мысленно отметив, что в мире гребешочников она имеется. — Мойся давай. Вон там гель стоит, там шампунь. Полотенце это возьмешь, желтенькое. И смотри на пол не налей, соседи ремонт недавно сделали.
Оставив Гошу наслаждаться покорением водной стихии, я пошла на кухню готовить обед. Или, скорее, ужин — было уже четыре часа. Первое решила не варить — долго, да я супы-бульоны не особо и люблю. Решила порезать огурчиков с помидорчиками и пожарить котлеток с картошечкой. Признаться, котлеты я купила уже готовые, точнее, полуфабрикаты, но это не столько из-за лени, сколько, опять же, в целях экономии времени.
Я поймала себя на том, что даже мыслить стала канцелярским языком, нахваталась у Гоши. А тот из телика нахватался, надо теперь как-то переучивать, невозможно ведь так разговаривать! Кстати, интересно, а кто ему гребень чесал, что он умудрился впитать в себя всю эту… г-м… информацию? Сам дотянулся? А почему раньше не мог? Или мог, но ему хотелось, чтобы я это делала?
Я попыталась разозлиться, но поймала себя на том, что совершенно этого не желаю. А еще, что не прочь бы опять погладить пушистый гребешок. Желательно без футболки. А если Гоша в ответ и мне бы что-нибудь погладил, то… Я вздрогнула, представив дальнейшие события и вместо огурца саданула ножом по пальцу. Боль меня отрезвила. Залепив рану пластырем, я продолжила заниматься готовкой, мысленно навешивая себе оплеух за разыгравшуюся фантазию.
Мылся Гоша долго, я уже все приготовила и раскладывала еду по тарелкам, когда он возник на пороге кухни в том самом виде, в котором я нашла его в лесу. То есть в голом. При этом гребенчатый негодник ничуть не смущался. Наоборот, очень довольно лыбился.
— Я помылся, — заявил он. — Гель и шампунь невкусные. Полотенце не держится. На пол не налил, но тот незначительно увлажнился, когда я встал на него, завершив водные процедуры.
— Прости, я забыла добавить в шампунь специй, — сказала я. — А полотенце на чем не держится? На том, на чем я подумала?
— Я не умею читать твои мысли. Полотенце не держится на мне.
— А должно?
— Мне показалось, тебе неприятно созерцать мои кожные покровы.
— Не то чтобы совсем неприятно, но в принципе тебе правильно показалось. Только полотенце я тебе дала не для этого. Им обычно вытираются. Впитывают в его ткань оставшуюся на кожных покровах влагу, чтобы тебе было понятней.
— Я впитал влагу тканью футболки.
— Ты просто гений. А какое применение ты нашел джинсам, носкам и тапкам?
— Оставил на месте. Я думал, ты хотела видеть на мне полотенце.
— Гоша, давай я поглажу твой гребень.
— Мы будем изучать новый язык? Этот я уже практически знаю.
— Этот тебе придется переучивать. Но гребень я тебе хотела погладить… — я намеревалась сказать «чтобы ты поумнел», но подумала, что буду неправа, парень не виноват, что впервые видит совершенно новые для него вещи. И неожиданно для себя ляпнула то, чего ни в коем случае не собиралась: — … чтобы потрогать его пушок.
Даже за стеклами темных очков я разглядела, как округлились Гошины глаза. И быстро сказала первое, что пришло в голову:
— Это была шутка. А почему ты все время в очках?
— Свет этого мира плохо действует на глаза.
— У вас темнее? — догадалась я. Оказалось, неправильно.
— Освещенность в нашем мире такая же, — пояснил Гоша. — Но у вашего света есть еще, видимо, то, чего нет в нашем. Или наоборот.
— Странно, — пожала я плечами. — И раз уж зашла речь о мирах, скажи, что ты имел в виду, когда говорил: «Я с этот планета, который другой»?
— То, что планета у нас одна, но мы живем в разных складках пространства.
— И как я сразу не догадалась? — язвительно хмыкнула я. И добавила: — Кстати, о складках и выпуклостях. Иди надень хотя бы джинсы, и давай уже поедим, а то все остынет.
На этот раз Гоша не стал бить посуду. Ему определенно понравилась моя стряпня, особенно котлеты. Он даже попросил «еще котлеток, желательно много», на что я выделила ему половину недоеденной своей, и сказала:
— Извини, котлеток было только шесть.
— Но у меня на тарелке лежало четыре котлеты, — насупился гребешочник.
— Я ведь тоже не одним воздухом питаюсь, — слегка обиделась я.
— Вот именно! — воскликнул Гоша. — Я не обратил внимания, сколько ты положила себе, но если котлеток было шесть, а я съел четыре, то себе ты оставила всего две. Это нечестно! — и он вернул мне половину котлеты.
— А ты хорошо умеешь считать, — сказала я.
— Это несложно. Даже некоторые дети умеют вычитать и складывать. Мне куда хуже удается извлекать корни. Не в смысле деревьев и корнеплодов, а…
— Я поняла. Но сейчас арифметика не срабатывает. Ты мужчина и ты больше меня, значит, энергии тоже требуется больше. Поэтому тебе четыре котлеты, а мне две. На, бери еще половинку и не выпендривайся, — опять положила я ему на тарелку оставшийся кусочек.
Гоша выпендриваться не стал, хотя и продолжал хмуриться.
— Могу еще помидоров с огурцами порезать, — сказала я. — Будешь?
— Помидоры — это зеленые или красные?
— Красные.
— Тогда только помидоров. Огурцы бессмысленные.
— Чего это? — удивилась я.
— Состоят в основном из воды, от них почти нет энергии.
— Зато вкусные. Хотя на вкус и цвет…
И я, нарезав гостю еще помидоров, заправила их сметаной, поставила перед ним и стала наливать себе и ему чай. Но вспомнив, что находимец устроил с кофе, сказала:
— То, что я сейчас налила, не улюхапа и уж тем более не ссяка. Это чай. Если не понравится, не пей, но ко мне со своими глупостями не лезь.
Гоша явно смутился.
— Прости, — сказал он, проглотив кусок помидора, — в прошлый раз ты определенно собиралась выпить чрезвычайно вредную для организма жидкость. И я не говорил, что это… ну… то, что ты сейчас сказала. «Обиссяка» означает «опасно».
— А «улюхапа»? — прищурилась я.
— Дословного перевода нет, но это что-то вроде ваших восклицаний «кошмар», «ужас», «безобразие»…
— Безобразие — когда хороший кофе такими словами называют и посуду бьют. Поэтому еще раз говорю: не нравится — не пей, а мне не мешай. Для тебя, может, вредно, а для меня — самое то.
— Я не учел, что наши организмы могут иметь значительные отличия, — еще сильней смутился Гоша. — Во всяком случае, что касается метаболизма и реакций на воздействия окружающей среды.
Метаболизм меня добил. Слушать лекции во время ужина совсем не понравилось моему организму. Я даже чай не выпила. Встала и сказала:
— Доедай салат, а я пока кое-что для тебя подготовлю.
— А где салат? — обрадовался Гоша.
— У тебя под носом. Овощной салат из помидоров со сметаной. Только прошу: не устраивай дискуссию насчет того, что помидоры не овощи, а ягоды.
— А они ягоды? — заинтересовался гребешочник.
— Я сейчас тебя стукну. Тебе не все равно? Съедобно же?
— Да.
— Ну и ешь. Кстати, существует хорошая поговорка: когда я ем, я глух и нем. Понял?
Гоша промолчал. Значит, понял. А я пошла в комнату, включила ноутбук и подцепила к нему внешний диск, где у меня была свалка полезных вещей, в том числе фильмов. В свое время я сделала подборку наиболее милых моему сердцу киношек и мультиков, большинство из которых сняли еще в советские годы — «Бриллиантовую руку», к примеру, или «Карлсона», бесподобно озвученного Ливановым. «Шерлок Холмс» с ним же в главной роли там, разумеется, тоже был. Вот я и подумала, что лучшего материала, чем хорошие, проверенные временем фильмы для обучения разговорной речи и быть не может. Пусть эта речь без современных словечек и будет звучать слегка старомодно, все равно в сотню раз лучше, чем «реакция на воздействие окружающей среды».
Мой гребенчатый находимец как раз появился в комнате.
— В этой жидкости, которую ты называешь чаем, — заявил он, — тоже есть вредные для организма вещества. Но есть и полезные. Я выпил свой чай и половину твоего.
— Чтобы мне меньше вредных веществ досталось? Спасибо. А теперь иди сюда.
Гоша приблизился, уставился на дисплей ноутбука и спросил:
— Этот магический предмет тоже помогает подглядывать за происходящим вдали?
— Он много чему помогает. Надеюсь, и вблизи поможет. Садись, — уступила я ему место за столом.
Гость не стал спорить, уселся. Было видно, что новый «магический предмет» его заинтересовал. Я принялась объяснять, как открывать и запускать файлы с фильмами, а поскольку их было много, научила также пользоваться перемоткой.
— Главное для тебя сейчас не вникать в сюжеты, а слушать, как разговаривают люди. Слушай и учись. Гребень сам будешь тереть, в прошлый раз ведь как-то справился.
— Тереть больше не требуется. Он уже активирован для обучения русскому языку.
— Тогда флаг тебе в руки.
Вместо флага, чтобы Гошина учеба не мешала мне, я дала ему наушники, а сама улеглась с книжкой на диван. Но читала недолго — насыщенный событиями день так меня вымотал, что я почти сразу заснула.
Разбудил меня торжественный вопль:
— Тысяча чертей! Я научился! Честное слово, я научился! Чьерт побьери!
— Семен Семеныч… — Опять я совершила ошибку. Нужно было как следует отфильтровать материал. — Ты много успел посмотреть?
— Усе, — голосом Папанова торжественно объявил новоявленный киноман. — Но я много проматывал. Можно будет потом все посмотреть целиком?
Я немного успокоилась, Гоша говорил не только фразами из фильмов. Но все же я сказала:
— Посмотреть будет можно, но только не перенимай все уж слишком дословно. Иногда и в кино говорят неправильно — где-то шутят, где-то еще что.
— Спокойствие, только спокойствие! — утешил меня мой понятливый гость.
Я снова вздохнула и посмотрела на часы. Ух ты, почти десять вечера! Сама-то я вряд ли теперь скоро засну, а вот Гоша…
— Ты когда спать ложишься?
— Когда захочу.
— И как рано это обычно бывает?
— Обычно в полночь.
— Тогда же, что и здесь? — уточнила я. — Ты говорил, что планета у нас одна, только складки разные.
— Для этой точки планеты тогда же, — кивнул Гоша.
— Тогда у нас как раз есть до полуночи время, чтобы ты мне это объяснил. И про складки, и про акутуру, и почему ты от нее прячешься в этих складках. Вообще про свой мир побольше расскажи. Что-то мне подсказывает: он сильно отличается от нашего.
— Оно тебе правильно подсказывает, — печально вздохнул находимец. — В эту складку пространства я попал впервые. И никогда не слышал, чтобы в нее попадал кто-нибудь раньше.
— А вообще их много, складок? Как я понимаю, это параллельные миры. И что, в них так вот запросто можно попасть?
— С помощью нужной магии — довольно просто. А миров, наверное, много. Но мы знаем пять, считая и свой. Правда, есть еще миры-обманки — почти такие же, как наш, но немножко от него все-таки отличающиеся. Маги, конечно, тут же распознают обман, а вот я могу сразу и не понять.
— Сомневаюсь, что это именно обман, — начала я, но подумала, что псевдонаучные версии из моих уст вряд ли будут уместны, и спросила о другом: — Значит, в эти миры-складки могут проникать не только маги? Ведь ты же не маг?
— Я — нет. Но придворный маг постоянно наполняет мой хрундюк таким умением.
— Хрундюк — это гребень у тебя на спине? — догадалась я. — А почему это делает именно придворный маг?
— Элементарно, Ватсон, — улыбнулся Гоша, но тут же стал серьезным. — Потому что я сын короля.