Девушка назвала улицу и дом и для надежности объяснила, как добраться до микрорайона.
— Один момент, и я у вас! — продекламировал Григорий и повесил трубку.
Вечер прошел блестяще. Они расстались далеко за полночь, обменявшись дружескими рукопожатиями. Анне очень хотелось поцеловать Григория на прощание, но она постеснялась: уж слишком безупречен был этот молодой человек.
На следующий день в офисе редакции она наблюдала за коллегами и невольно примеряла на каждого «костюм» нового знакомого. Никому «костюм» не подошел. Таким тактичным, предупредительным, галантным и остроумным как Григорий, мог быть только сам Григорий.
К концу рабочего дня он опять позвонил, бодро доложил, что все дела закончил и поступает в распоряжение Анны. Та, не задумываясь, подхватила пальто и сумочку и, пробормотав что-то о назначенной встрече, выскочила на улицу.
На сей раз Григорий поразил девушку своими поистине энциклопедическими знаниями, и она рискнула задать ему вопрос, периодически сверлящий голову в течение дня.
— Вот тебе ситуация, — начала она, когда они прогуливались по вычищенным дорожкам возле кремля. — Несовершеннолетнему подростку без его согласия меняют имя и фамилию.
— Трудно себе представить, как это можно провернуть, — откликнулся Григорий.
— Можно, можно, — уверила Анна. — Я работала над статьей по похожей теме и лично говорила с человеком, который попал в такую историю. В общем, слушай: пятнадцатилетнему подростку путем компьютерных махинаций поменяли имя. Потом, через несколько лет, его обвиняют в нарушении закона о персональной идентификации. Это справедливо?
Григорий приостановился. Анна украдкой следила за выражением его лица, на которое опустилась неподвижная тень, и лишь в глазах интенсивно работала мысль. Вердикт был вынесен, спустя несколько секунд.
— Нет. Обвинение не правомерно. Согласно уголовному кодексу ответственность за махинации с документами наступает с шестнадцати лет. В данной ситуации закононарушителем является тот, кто провел аферу. Если впоследствии субъект скрыл от суда известные ему факты — личность мошенника — тогда он попадает под действие статьи об умышленном сокрытии улик. И то лишь в случае, если мошенник не является его близким родственником, ибо по действующей Конституции субъект не обязан давать показания против себя или своих близких.
— Ух, ты! Ты говоришь прямо как адвокат!
Григорий поспешно расслабился.
— Я учусь на адвоката. Заочно, — он скромно опустил взгляд.
Анна выяснила все, что хотела, причем без усилий. Шантаж со стороны Павла Аркадьевича теперь исключался, и девушка почувствовала себе в полной безопасности.
Она встречалась с Григорием еще три дня. Мысли о зародыше любви к этому прекрасному юноше она старалась не подпускать, но мысли приходили и уверенность в их истине крепла.
«А вдруг все происходит именно так? — рассуждала Анна, медленно накладывая лак на длинные ухоженные ногти. — Вдруг это и есть настоящая, чистая, вечная любовь? Без лишних поцелуев, без обнаженных плеч и страстных взглядов? Вдруг все остальные были только прелюдией, а мой единственный — вот он: пришел, увидел, победил!» Недописанная статья с пометками Игоря висела на экране компьютера, гора неразобранных газет высилась на журнальном столике, кучей валялись карточки с номерами телефонов, по которым требовалось срочно позвонить. А Анна была занята совсем другим, самым важным для себя делом. Она создавала свою личную жизнь.
Но сказки заканчиваются, как писала она когда-то в заметке о несчастной царевне. Заканчивалась и ее сказка. Григорий сообщил, что отчет отправлен шефу, а ему необходимо вернуться в столицу.
— Я хочу сделать тебе маленький подарок, — тихо сказал молодой человек на прощание. — Это может показаться странным…
— Как все в тебе, — вставила Анна, кусая губы.
— Пожалуйста, возьми его.
На ладони Григория лежал крошечный, как росинка, кулон на серебряной цепочке.
— Какое чудо! — Анна аккуратно приняла украшение.
— Это на память. Кто знает, когда я смогу увидеть тебя вновь.
— Кто знает…
Он сел в машину и скрылся в ночи. А она стояла возле подъезда старого многоквартирного дома и прижимала к груди кулон, такой же робкий и прозрачный, как единственная слезинка, скатившаяся по румяной щеке.
— Поймите, молодой человек, я понятия не имею, где сейчас Анастасия! — лысый мужчина в кабинете с табличкой «Главный редактор», говорил резко и нетерпеливо, как будто Глеб только и делал, что мешал ему работать.
В действительности, он строго соблюдал порядки издательства: записался на прием и явился в строго установленное время.
— Тогда скажите, как ее найти? Когда она бывает в офисе?
— Фу-ты-ну-ты. Я ж вам русским языком говорю: тут работают журналисты. А это значит, что на месте никто не сидит.
— Понятно. Я пришел по поводу статей об Алексее Жулавском. Как мне связаться с сотрудником, ведущим эту тему в вашей газете?
Редактор откинулся в кресле с видом уставшего от всего мира человека.
— Оставьте свой телефон. Ей передадут, и она свяжется с вами сама. Обычно у нас делается так.
В его «так» явно звучало — «а теперь катись отсюда и поживее». Заявлять, что у него нет телефона и начинать бесполезный разговор по новому кругу Глеб не стал. Сказав на прощание: спасибо, я последую вашему совету, — он взял за руку Тамару и вышел из офиса.
Ситуация — глупее не бывает. Я начинаю соглашаться с Томой, — Глеб ласково посмотрел на понурившуюся девочку, — когда она твердит, что в больших городах все ненастоящее. Люди тут тоже какие-то ненастоящие.
На улице сновали горожане и машины. Тамара жалась к Глебу, шарахалась от нервозных прохожих и прятала глаза от пестрых мигающих реклам. У него защемило в груди. Проще всего сейчас было вернуться в уютную ласковую деревню, спрятать девочку от пустых взглядов, пошлых людских сквозняков, бетонных громад и нескончаемого потока автомобилей. Спрятать… И навсегда отсечь гигантский пласт жизни, пусть не мягкой и удобной, как пуховая подушка с детскими снами. Здесь, среди каменных углов, под феерией ярких огней, в угаре выхлопных газов варились тысячи человеческих судеб. Здесь изобретали правила существования, продвигали изощренные технологии, рушили и воссоздавали земную природу. Здесь клокотала неотвратимая действительность.
— Вечереет. Домой пора, — вымолвил Глеб.
— Домой? — Тамара вытянулась в струнку. — Но тебе нужно поговорить с тетенькой, которая написала рассказы в газете. Тебе обязательно нужно поговорить!
— Мы попробуем найти ее завтра, — поспешно пояснил парень.
— Хочешь, я посижу в квартире, когда ты пойдешь искать? Хочешь?
Глеб знал, что девочка боится оставаться одна в безликой каменной коробке, которую горожане называли домом. Но сейчас на осунувшемся курносом личике трепетал совершенно иной испуг. Она боялась стать причиной развилки на его пути.
— Мы будем искать вместе, — ответил Глеб и с усилием сдавил в себе раскачивающиеся сомнения.
Оглянулся вокруг. Действительность…
Город, младший сын земли, будто забыл о матери, и отчаянно рвался в небо высотными зданиями, высокопарными идеями и самомнением миллионов одиночек, каждый из которых стремился залезть хотя бы на сантиметр выше коллеги, соседа, брата. Казалось, еще одна ступень, и вся гигантская махина из стекла, бетона и безразличных лиц оторвется от корней и сгинет в холодном космическом пространстве. А старым добрым деревенькам, прилипшим к материнскому подолу, останется только медленно отходить в прошлое, унося в небытие память поколений. И так наступит гибель земли.
Тамара сжалась всем телом от ужаса. Глеб, опомнившись, вытряхнул из головы страшную мысль и бережно обнял девочку.
— Не пугайся, кнопка. Я подумал о плохом, но так не будет. Наша земля никогда не погибнет. Это точно, как то, что я не оставлю тебя одну, ни в квартире и нигде.
Она обвила его шею тонкими ручонками.
— Я хочу научиться ничего не бояться.
— Ничего не бояться нельзя. Так не увидишь опасность. А мы научимся смело смотреть на реальность.