Стас оказался прекрасным экскурсоводом. Он отвечал на все вопросы Анны, деликатно объяснял, почему в некоторые стерильные лаборатории нельзя заходить без специального пропуска, показал обширную оранжерею — место отдыха персонала базы, и небольшой спортзал, заставленный изощренными тренажерами.
— Я нигде не заметила выхода на улицу, — сказала журналистка, когда путешествие по «почтовому ящику» подошло к концу.
— Мы засекречены по самые уши, — смущенно улыбнулся помощник доктора Жулавского. — Никто из работающих здесь не знает даже приблизительного географического расположения объекта. Так решила фирма. Каждый год состав лаборатории меняется. Все, кто желает остаться, продлевают контракты, других увозят по домам с соблюдением полной секретности. Люди не возражают, они полностью осознают особенности нашей работы.
— А вы насколько это осознаете?
— У-у! — Стас закатил глаза. — В некотором роде, ваш брат стал пленником собственной идеи. Но он гениальный ученый. Он своего добьется.
— Пожалуй, — Анна, державшая себя до недавнего времени, как каменная дама со стальными нервами, решила сменить гнев на милость. «В ближайшие дни мне отсюда не сбежать. Пусть считают, что я на их стороне», — подумала она.
— Филипп говорил что-то о мировой катастрофе, — Анна открыла новую тему для обсуждения. — И о пирамидах. Это он серьезно?
Стас погладил усы.
— Как вам сказать… Пирамиды, жрецы и фараоны — это его давний пунктик. Поначалу он часто задавался вопросом — зачем нужен суперчеловек. Наши Продукты призваны выполнять второстепенные функции в обществе. Но суперчеловек — нечто большее. Однажды в баре он снюхался… О, простите!
Анна с улыбкой махнула рукой.
— Словом, он познакомился с Сократом.
— С кем? — журналистка совершенно естественно вытаращила глаза.
— Парень называл себя «Сократом», по специальности он математик. За непристойное поведение вылетел с работы и занялся исследованиями космоса. Он утверждал, что очень скоро земля перевернется «вверх тормашками» и начнет вращаться в противоположную строну, как китайский волчок. По его мнению, такое уже происходило. В результате погибла Атлантида, а остальное поглотил всемирный потоп… Анна, что с вами? Вы всерьез меня воспринимаете?
Журналистка зябко передернулась.
— Я однажды слышала что-то в этом роде, когда начинала работу в газете. Моя интервьюируемая ссылалась на исследования какого-то разумника, опубликованные в конце прошлого века. Надеюсь, это бред сивой кобылы.
— Откровенно говоря, я тоже надеюсь, — поспешно согласился Стас.
— Давайте пойдем к Тамаре, — Анна уверенно завладела инициативой. — Попробую с ней поговорить.
Женщина появилась из туманной пелены. Белые пышные кудри, платье цвета ясного неба, шелковый шлейф на ветру, будто крылья синей птицы. Она плавно качалась в пустоте и без движения приближалась.
— Просыпайся, тебя зовут, — мелодичный перелив проступил из тишины.
— Где я? — вроде бы спросил Глеб.
— Ты идешь к Диву.
Пустота расступилась. Он увидел высокую пещеру с сияющими голубыми стенами и группу людей, ожидающих на пороге. Лица терялись в тумане.
— Ты нужен им, — вновь возник музыкальный голос. — Они встречают тебя.
Теплая влажная рука коснулась щеки, погладила лоб, тронула замерзшую грудь.
— Кто ты? — обратился Глеб к женщине и…
Очнулся от собственного стона.
Призывное «гав!» врезалось в барабанные перепонки. Пес снова приложился горячим языком к шершавой щеке и бодро завилял хвостом.
— Черныш? — Глеб приподнялся и заметил на спине собаки крепко привязанную сумку. — Антон!..
Осознание пронеслось стремительно и горе захлестнуло рассудок.
— Антон, зачем же ты!.. Нет! — он ударил кулаком в снег.
Пес отскочил, непонимающе заскулил и подполз к Глебу, норовя лизнуть в руку.
— Прости, приятель, — парень потрепал его по загривку, — это не к тебе…
Проснулась боль. В висках бессознательно застучало:
Тома, Тома, Томочка…Где ты, сестренка?.. Тома… Антон…
Он усилием воли придушил отчаяние, подтянул к себе собаку и онемевшими пальцами распустил ремни брезентовой сумки. Пес, освободившийся от непривычного предмета, запрыгал перед человеком, демонстрируя бурную радость. Глеб слегка отодвинул разыгравшегося пса со словами — не сейчас, малыш — и исследовал содержимое посылки. Там оказался набор первой медицинской помощи, несколько старых банок с консервами, два складных ножа, спички и сложенный вдвое листок бумаги.
«Глеб, я слышал взрыв в лесу и послал на помощь собаку, — гласила записка. — Пес прекрасно берет след, используй его. Береги Тамару и Анну. Не беспокойся за меня. Я долго буду жить возле родного дома. Антон».
Глеб механически сложил письмо и убрал за пазуху. Понять сообщение можно было двояко, однако на душе стало спокойнее.
«Возле дома», «ему нужно дерево», — он напрягся. — Может быть он все-таки разгадал, о чем твердила Тамара?
Воспоминание о девочке опять сжало грудь. Глеб зажмурился.
Я найду тебя, хоть на краю земли, Тома! Держись, родная, жди и держись…
Прежде, чем что-либо предпринимать, Глеб внимательно осмотрел себя. По его подсчетам без сознания он пролежал не менее суток. Столь долгой «отключки» он не планировал, когда отползал подальше от дороги и устраивался в корнях сосны, но организм решил по-своему. Ушибы и ссадины уже не беспокоили, голова не кружилась после приличного сотрясения, сломанные ребра можно было пережить, а вот разбитое колено составляло нешуточную проблему. Попробовав согнуть левую ногу, Глеб взвыл и долго лежал плашмя, тяжело переводя дух. Отдышавшись, он сделал себе три инъекции обезболивающего, с грехом пополам вправил выбитые кости и наложил тугую повязку.
Дом Жулавского остался в двадцати километрах к югу, шоссе находилось на севере, и путь к нему даже прямиком через лес занял бы четыре-пять часов, а в нынешнем состоянии Глеба и того больше.
С момента похищения минули сутки, — размышлял парень. — За это время фургон мог укатить к черту на кулички. Направления я не знаю. Обращаться в правоохранительные органы бессмысленно, у меня нет ни доказательств похищения, ни собственных документов. Мне никто не поможет… — Глеб посмотрел на собаку. — Антон написал, что пес умеет брать след… Других вариантов у меня все равно нет. Завтра попробуем этот.
Он прижался спиной к стволу дерева. Энергия леса текла отовсюду, и Глеб открылся, подставляя себя под незримые струи тепла, как под потоки свежего ветра. Земля обнимала человека и баюкала на могучих руках, как мать баюкает больное дитя. Дух весенней влаги остужал боль, шелест пробудившихся после зимних холодов сосен навевал добрый сон, солнечные лучи рисовали на снегу черные прогалины, и юные зеленые ростки храбро тянулись к свету. Первый день апреля отвоевывал у зимы свои законные права.
Вчера девочка проснулась. Ее организм не поврежден. Мозг функционирует нормально. Почему она молчит?
Орион еще раз просмотрел результаты сканирования. Он собственноручно проводил тесты. Медицинская программа обработала данные и выдала заключение: нарушений мозговой активности нет. Девочка была абсолютно здорова и физически, и психически, но ее поведение говорило об обратном.
Люди научились надевать маски. Они лгут, прикидываются, хитрят. Искренность считается отклонением. Девочка искренна. И она молчит.
Логический вывод не срабатывал. Недостаток данных.
Орион переключился на обычный для себя метод рассуждений.