Нет, эта развлекуха меня уже достала. Значит, бежать! Валить на фиг! Я рванул было с места, но тут старый, ехидный сантехник минувших столетий проснулся в глубинах подсознания, чтобы сказать веское слово. «Мать ма, тьма, моя родина! — произнес он, поигрывая здоровенным разводным ключом. — И не стыдно ли тебе, бравому космическому капитану, драпать по собственному кораблю от какойто поганейшей дряни? Вспомни все, чему нас учили!»
Я попытался, но припомнил только древнее воззвание на бачке унитаза: «Нагадил — спусти!» А что, вариант! Уже через минуту не без чувства глубочайшего удовлетворения прислушивался я через герметичную переборку, как с характерным, до боли знакомым звуком преследователи мои проваливалась в канализационные глубины открытого космоса.
И тут я все-таки припомнил главный лозунг сантехника: «Выплыл сам, спасай коллегу!» Кто знает, во что там Сашку превратило? Бедненький, мать его! Ни секунды не сомневаясь боле, я рванул в направлении медотсека.
Как мне и показалось исходно, зал был воистину безобразен. Нелепейшая окрошка из самых разнообразных стилей всех времен и разумных рас, будто кто-то наспех расставил по углам старые театральные декорации, ничуть не позаботившись об их назначении. Но все же наличествовало в огромном зале и то, что притягивало взгляд. Это были стереопанно, выполненные в виде широко распахнутых дверей. Одни пылали тысячами и миллионами плавно преобразующихся линий, завораживая сознание многоцветным многообразием, другие отражали вполне реалистичные картины — галактические пейзажи, морские просторы и даже гигантские пространства, в которых проплывали целые горы какого-то древнего барахла.
Словно в трансе, снизошедшем извне, изнутри этих картин, я подошел к ближайшей и попытался прикоснуться к ней ладонью. Рука провалилась вглубь! Я мог сам залезть в любую из картин. Я мог смотреть на происходящее изнутри, каждый раз пребывая в новом мире! Двери оказались действительно дверьми, за которыми существовали свои, странным образом пересеченные, уместившиеся в едином объеме мирозданья.
Но теория параллельных миров давно уже была признана несостоятельной! Физика нашего мира оказалась совершенно иной, нежели предполагали несколько столетий назад самые отъявленные фантазеры.
— Шхуна! — проорал я, с кряхтеньем выбираясь из очередной двери. Всегда подозревал, что во мне спит отважный исследователь белых пятен Вселенной!
— М-м-м? — ответила она тоном крайне невыспавшегося человека.
— Что это?! — снова проорал я, указывая пальцем на горячие барханы, устилавшие все пространство за створками дверей.
— Гм-м-м… — прогундела яхта с сомнением.
— Не знаешь? — воскликнул я.
— Отвянь, — прошептала она укоризненно. — Дай вздремнуть. Башка болит. Ответ в базе данных отсутствует.
И неудивительно. Когда б такой феномен был бы известен человечеству, мне бы о нем тоже было известно, люблю на досуге покопаться в научной литературе. Но откуда башка у яхты?! Не суть…
— А Сашка… Сашка где?! — вспомнил-таки я о друге.
— Отвали, мне так погано! — ответила шхуна с глубочайшей тоской в голосе. Но потом, помолчав слегка, все же пояснила: — Встреча будет у фонтана.
— Как? — ошарашено прошептал я. — Где?!!
— В этом-то и суть сюжет, что пока фонтана нету. Чувство юмора у яхт уже давно в порядке вещей. Но чтобы они еще и стишки сочиняли… О таком программном извращении я ни разу не слышал.
— Фонтан… О чем ты?! — возмутился я.
— Хр-р-р… Хр-р-р… — послышалось в ответ. Вообще-то, шхуны не спят. Но раз уж они поэзией увлеклись, то почему бы и да?
Так. Сашка. Где же Сашка? И какой таки фонтан, ко всем чертям Вселенной? Я скептически оглядел зал. В самом центре, из блестящего, словно криогенный слизняк Ганимеда, пола торчала толстая, ржавая труба. Самая натуральная. Таких я уже лет двести не видел! И кран на конце килограммов на десять, что задвижкой зовется. Но рядом с нею нет ничего… Впрочем, пол-то имеется. И даже прозрачный вроде, вон, как сверкает.
Я подошел, внимательно вглядываясь себе под ноги. Так и есть! Лежит, голубчик, под блистающей поверхностью, только на себя не особо похож. Волосами да пальцами, удлинившимися, разветвившимися, словно корни, в обстановку врос. И тянется все это кружево из-под пола хрустального… Эх, сколь некстати и меня на поэтические метафоры понесло! В общем, распространяется сие безобразие к элементам местного интерьера, таких странных коммуникаций мне даже в бытность сантехником видеть не доводилось. Як же раскорячило! И что бы это значило? Нехорошо выругавшись относительно стихотворной заразы, я сел на пол и прислонился спиной к ржавой трубе.
Первую мысль, выломать ее на фиг, разбить стекло, освободить товарища, отмел сразу. С чего я взял, что прозрачная субстанция под задницей, это стекло? Да если бы даже и так. Оторву друга от корней, а он и загнется вовсе или хлестанет оттуда чем-нибудь нехорошим. Давненько со мной такого не бывало. А страх остался!
Мысль следующая относилась к теории чужеродного сознания. Не с простого же бодуна все это? Пялится сейчас какая-нибудь тварь на меня из неведомого измерения, загадки подбрасывает, выводы делает. Сволочь! Ну в самом деле, как-то уж все это на головоломку смахивает. Коридор, опасности, приманка в конце туннеля — все элементы лабиринта для грызунов, но только не для них, разумеется. Крысы на космолетах, это выдумка древнего фантаста Гаррисона. Короче, будем думать…
Очевидно, ключ к разгадке находится именно в этом помещении. Для печени очевидно, уж ей-то я доверяю, когда не болит. Про монстров пока забудем. А что у нас остается? А остается дизайн помещения, халтурный по всем статьям, и Сашка как его центральный элемент. А Сашка у нас дизайнер… Ох, как-то все прямолинейно получается! Уж не считает ли меня уважаемый экспериментатор полнейшим кретином? Впрочем, если так, оно и к лучшему! Продолжаем анализ ситуации. Наблюдаются взаимосвязи между Сашкой и элементами оформления зала. Значит, есть взаимодействие. Повлияешь на одно — изменишь другое. Логично? Будем воздействовать на окружение! Али сам я не дизайнер? Ну, раз уж сантехники больше никому не нужны… Али не приведу к сносному виду эту берлогу?
— Итак, Древние Боги, центральную, массивную люстру, подавляющую обстановку, долой, десятка два изящных светильников с витыми свечами будут здесь как нельзя более кстати. Двери в иные миры заменим на рамы кремового цвета — этакие окна в иные Вселенные. Стены пусть будут рельефными, с узором на манер изморози на стеклах. Дополним все это куполообразными сводами над головой, раскраска под обычное небо с редкими облачками. А внизу мозаичный пол, но без особых наворотов, словно тысячи разноцветных, обточенных камешков, принесенных с морского побережья. Вокруг Сашкиного ложа, так… Этакое озерцо с утопленничком. Хотя… Я бы, конечно, лучше фонтан на этом месте поставил. Раз уж о нем речь зашла.
Я настолько глубоко погрузился в собственные мысли, что даже не удивился, когда еще через несколько минут прямо под ногами увидел мокрую, ну, условно мокрую, конечно, морскую гальку. Обычно ведь так оно и бывает при работе опытного дизайнера с техноплазмой, облекающей мысленный образ в материальную структуру. А когда поднял глаза, то обнаружил, что меня окружает именно та обстановка, которую я только что последовательно проработал. Что же касается чаши небольшого фонтана, бьющего в центре помещения, то из нее, как и было предсказано проявившей неординарные оракульские способности яхтой, вылезал насквозь промокший Сашка. Он смешно вращал выпученными глазами, поминал ежесекундно всю нечисть галактики и непрерывно озирался по сторонам.
Нечисть не заставила себя долго ждать.
Запоганив облагороженный интерьер безобразным отверстием, в зал влетела Квантовая Липучка, другие чудища поперли за нею следом. Говно всплывает, почему-то припомнилась широко известная некогда пословица.
— Твоя работа? — задал я Сашке предельно глупый вопрос.
— Моя… — дал Сашка не менее несуразный ответ. — Да ну их! И махнул рукой, после чего табун приближающихся уродцев бесследно растворился в воздухе.
— Умеешь же ты решать мои проблемы! — с некоторой растерянностью произнес я.
Даже обидно стало. Будто в каком-нибудь халтурном романчике после слов: «И тут она открыла глаза. Ах, о чудо, это был всего лишь ночной кошмар!»
— Если бы! Оно само… — с не меньшим недоумением отреагировал Сашка.
— Ну-ну, твоя ж работа! Сам сознался. Не знаю, как ты весь этот цирк организовал, но раз уж взял весло, греби… Рассказывай, в смысле!
— А что тут рассказывать? — взвился Сашка. — Минута до представления! Тебя где носит? Да еще режиссер с придурью. Обычные персонажи ему, видите ли, не подходят. Для детского-то утренника! Подавай экзотических уродов, чтоб кровь стыла в жилах!
— Какое представление? Какой, блин, утренник? Ты в своем уме, Сашка?
Я с ужасом смотрел на своего друга, порющего откровенную чушь. А тот с укором продолжал:
— Проект-то у тебя остался. А мне… Знаешь, мне ведь всю жизнь было бы стыдно за то, что я тут наворотил! — Сашкин голос задрожал, и мне подумалось даже, что он вот-вот заплачет. — Впрочем, успел, и ладно, — сдержался Сашка. — Теперь композиция выглядит куда лучше. А чудики эти… Исчезли, и к лучшему! Режиссеров с подобными запросами в шею гнать надо! Проект… Стыдно… Композиция… В голове у меня что-то начало проясняться.
— Саша! Число сегодня какое?
— Двадцать первое мая.
— Ты год, год скажи!
— Двести шестьдесят второй. Две тысячи, если угодно!
— Отстаете от жизни, коллега. Двести семьдесят третий! А я уж подозревать начал, что ты ухлопал кого-то ненароком на задворках галактики. Ведь больше десяти лет прошло, черт побери! Вспомни, микроволновой шквал в районе нейтронной звезды, расфокусировка транспортного луча… Ты вовремя добрался. А я в самый эпицентр этой передряги попал. Часа два по нежилым районам галактики выруливал! Ты потом долго еще уволиться грозился. Профессиональная совесть, черт её побери! И что только не доводит людей в наше время до вторичной инициации… Дальнейших пояснений не потребовались. Память последних лет постепенно возвращались к моему другу, и уже через несколько минут он сам смог припомнить, как беспечно шагал под теплыми лучами родной звезды на первичную инициацию, даже не подозревая, что за пакость в скором времени подкинет ему собственная же натура.
— Слушай, а что дальше-то произошло? Откуда все это? — наконец, задал он самый естественный в данных обстоятельствах вопрос и обвел взглядом преображенный зал. — Сперва прилетели жирафы. Яхта, водки… Две. Нет, лучше три. Третьей будешь?
— Бу-у-у… — протянула яхта голосочком тоненьким и звонким.
От стены опять отпочковался образ Венеры Милосской, и даже без глаз на сосках — последние под легкой, полупрозрачной материей зрились сочно и упруго. Сами же глаза, большие, карие, тоже оказались на месте, потому, что на этот раз она была с головой. Милая такая, знаете ли, мордашка оказалась у Венеры. Только помятая слегка. И вынесла нам Венера блюдо с закусью и водки. А Сашка опять зенки вылупил, как там, у фонтана, рот раззявил. Потом собрался вроде с мыслями слегка.
— Чем вы тут, — говорит, — занимались всю дорогу?
— О, щас, щас расскажем… — ответил я с ухмылочкой. — Только прежде за взаимопонимание!
Мы чокнулись, хватили по рюмашке. Еще. Снова. И я продолжил рассказ под пьяное хихиканье яхты, догадавшейся-таки сообразить нам столик и несколько табуреток.