- Опять... С мужем как дела?
- Голова... - только и смог вытолкнуть Тусовкин из мгновенно пересохшего горла.
- Ясно. Лучшего вы придумать не могли, - устало выдохнула супруга и сняла цепочку с двери. - Проходите, я сейчас.
В прихожей господствовал большой полукруглый диван, утопающий гнутыми ножками в цветастом ковре. Подобный ковер, но чуть похуже Тусовкин видел однажды в гостях - на почетной стене в зале. Вскоре появилась супруга - в куртке, с объемной спортивной сумкой в руке.
- Пошли! - скомандовала она.
На сумке белело изображение футбольного мяча. Тусовкин сглотнул слюну...
У моста они остановились:
- Вот он, - наладчик указал на одинокий силуэт, гуляющий у опоры.
Николай Петрович ступал неверным шагом, спотыкался, шарил, нагнувшись, по земле - будто искал затерявшиеся очки. Все бы выглядело нормально, если не... У фигуры отсутствовала голова.
Тусовкин мужественно подавил тошноту, вызванную воспоминанием: Сережа, страшно ругаясь, ломает Николая Петровича, по-рысьи метнувшегося сзади ему на шею... Все это Тусовкин наблюдал из-за угла соседнего дома, едва сдерживая крик...
Голова лежала рядом с перилами - в урне, с все тем же гипсовым выражением лица.
- Резьбу сорвали? - поинтересовалась супруга, запуская руки в мусорную емкость. Тусовкин пожал плечами.
- Я не в курсе.
Его челюсть лихорадило фарфоровым перезвоном, нервы были готовы оборваться в любую секунду. Но жуткая история требовала своего завершения.
- Конечно, сорвали, - леди, нахмурившись, осматривала шею. От сотрясений в голове супруга что-то ненормально позвякивало.
- Странно, почему же он пошел домой в кабинетном горшке. Ах да, ключи... Вторая же в сейфе...
- У него две головы? - слабо удивился Тусовкин.
- Какое там - "две"! Целый гардероб! На все случаи жизни. Одна на службе, вторая - со службы, третья - дома, четвертая - в гостях и тэдэ. По обстановочке.
- И как же вы с ним... Живете?
- Как живу? Сам видел - каждому бы так! Такого мужа поискать надо. Золото, а не муж!
Она продолжала вертеть голову, придирчиво щупая издержки сережиной самообороны. Гоня предобморочное состояние, Тусовкин отвернулся и заметил валяющуюся в стороне папку - распятую и грязную. Подошел ближе. В отделениях, кроме свежего "Огонька" и пачки чистой бумаги, ничего не было. Папку он положил рядом с сумкой.
- Он что, робот?
- Сам ты робот! Он - идеал человеческий. Замени ему кубышку - и вот он уже зла на тебя не держит.
- Забывает, что ли?
- Что ли! - передразнила леди. - Лишняя память - это пыль. Ему только мозги сполоснуть мыльной водой и - готов к труду и обороне! Были бы все такими - и спокойствие тебе, и порядок...
- А Сережа?
Тут глаза ее блеснули, мечтательно взметнулись к звездам, волосы рассыпались золотым ручьем но спине.
- Сережа, это - Сережа. Романтик. Конокрад. Представляешь, год не виделись, является - ключи на стол. Петровича до утра не будет - запер в трюме. Эх! Если бы не его чертово море. Ждать месяцами - разве поймете...
Она вздохнула, смахнула слезинку и, протянув наладчику голову (держи, мол), извлекла из сумки дубликат - точную копию "кубышки", но уже наделенную приветливой улыбкой и добрыми глазами.
- Неужели не вспомнит? - пробормотал Тусовкин, холодея от тяжести в руках.
- Не вспомнит! - весело крикнула леди, устремляясь под мост. - Не бойся, разыскивать не будут!
Стараясь не смотреть в руки, Тусовкин подошел к перилам и заглянул вниз. Николай Петрович стоял перед супругой "во фрунт", а она с тихим скрипом накручивала обнову, что-то сварливо приговаривая.
- А где он берет комплектующие? - крикнул Тусовкин сорвавшимся голосом. Леди испуганно взглянула вверх.
- Ты еще здесь? Голову, голову - в сумку, да побыстрее! Сергею о звонке напомнишь, он знает. Чего стоишь? Сгинь!
Тусовкин нервно метнулся к футбольной сумке. Содрогаясь от ужаса и отвращения, принялся запихивать элемент Николая Петровича... И вдруг в голове этой что-то щелкнуло. Бешено выпучились глаза, дрогнула челюсть и в утренний воздух, иссякая, донеслось:
- Перестройка - дело государственной революции...
Что было дальше - Тусовкин плохо помнил. Очнулся на лавочке у чужого подъезда. Кажется, долго бежал, потом даже плакал...
- ...вот почему я решил разобрать этого гражданина. Посудите сами: прошла неделя, я снова возвращаюсь с вокзала, время - к рассвету. Вижу стоит. Точь-в-точь, как тогда - оцепенев перед красным.
- И вы решили скрутить ему голову? - устало подсказал майор.
Отделение милиции блистало чистотой и порядком. На серо-зеленых стенах тянулись вверх диаграммы бдительного характера, сквозь зарешеченное окно робко проникали первые утренние лучи, блекло отражаясь на кокарде старшины, замершего за спиной взволнованного Тусовкина.
- Ради экономии времени. Мне же на смену - для свежести хоть часок вздремнуть необходимо, - наладчик неуютно переминался с ноги на ногу.
Пострадавший сидел чуть поодаль и нетерпеливо поглаживал папку из темной кожи. Майор сочувственно посмотрел в его сторону.
- Значит, говорите, - тот же гражданин, что и в прошлый раз?
- Да не он! Но - похож очень. Важный такой, с папкой...
Пострадавший встретился взглядом с майором и многозначительно потер пальцами у виска.
- Выходит, не случись рядом оперативной машины - вчистую бы скрутили?
- Скрутил бы. На время, - твердо сказал Тусовкин и густо покраснел. Это все правда, товарищ майор. Прошу поверить мне. Нужно найти того самого Николая Петровича, ну того, что на прошлой неделе... Понимаете, на следующий день я отыскал у Салтыкова-Щедрина про город Глупов, читали? Там почти что...
- Ознакомьтесь и подпишите, - сухо предложил ему лейтенант, протягивая протокол и ручку. Тусовкин, не глядя, поставил росчерк и захлебываясь продолжил:
- Вы представляете? Может, это - пришельцы! Наверняка уже посещали нашу планету, и великий русский писатель повстречался с одним из них? Вы чувствуете?..