Двенадцать ступенек узкой винтовой лестницы заканчивались массивной, словно от несгораемого шкафа, металлической дверью, сейчас приоткрытой. Меня уже ждали.
Два шкафа, только живых стали по бокам, один задышал сзади в затылок, ещё один быстро и профессионально обыскал.
– Чисто.
– Милости просим. Присаживайтесь.
Я присел и осмотрелся. Какой-то подпольный ночной клуб? Довольно обширное помещение. Освещено сейчас тускло. Но судя по количеству выключенных ламп, здесь может быть и довольно светло. Классический игорный притончик. Стол с рулеткой.
Вон там – игорные столики. Бар, за стойкой которого я сейчас устроился. С той стороны – бугай в прикиде бармена. Интересно, а сдачу он даёт? Судя по всему до десяти он считает с трудом. Рядом, возле меня устроились встретившие меня мордовороты.
– Одну минуту. Мы полюбопытствуем. И вам полезно.
Все они таращились на монитор, где злые, явно уставшие от ночной смены менты выслушивали бармена в верхнего этажа.
– Ушёл. Через чёрный ход ушёл. Вон, через кухню. Этот? Да нет, этот с полуночи.
Уже сюда пришёл никакой. А что делать? Вас вызывать? Других дел у вас нет?
Двое из наряда подошли к столику, подняли за длинные волосы спящего.
– Этот?
– Да нет, – появился в кадре таксист. – Тот поаккуратнее был. Не такой патлатый.
И вообще – не он.
– Что-то ты темнишь, мужик, – отпустил голову пьяницы старлей.
– Да нет… Я же…
– То сигнал тревоги подаёшь, то якобы во Внуково везешь, то здесь оставил.
– Да оставил же! Вот, он же подтверждает!
– Ну, смотри. А этого – забираем. Что-то не нравится он мне.
– Я же говорю, он…
– Закрываемся. Едешь с нами. Торговля спиртным в не установленное время.
– Но… но он же пришёл уже таким. То есть, здесь его только развезло. У меня не пил! У меня всё под замком и опечатано! Всё задокументировано! Пойдёмте, покажу!
Осветился монитор соседней комнатки – явно складской со спиртными напитками.
– Ну, и где же документы? – всё также хмуро поинтересовался старлей.
– Вот! – со смешком протянул несколько купюр лукавый бармен.
– А им? Им что я скажу? – кивнул мент в сторону оставшихся.
– Вот это, – со вздохом протянул взяткодатель ещё одну, по-моему, мою, купюру.
– Ладно. Самопал? – продолжая хмурится, поинтересовался страж порядка, кивая на ящик с коньяком.
– Да нет же! Настоящий. Вот, возьмите. Убедитесь.
– Каждому.
– Понял! – уже складывал в пакет три бутылки коньяка бармен.
– Ладно. Порядок, – процедил сквозь зубы старлей.
– И просьбишка у меня… Не говорите, что этого пьяницу вы из нашего бара.
Плохая реклама. У нас самые лучшая кухня, натуральные вина… кстати возьмите, чисто символически, оцените, – он быстро упаковал ещё один пакет с вином. – А тут такое…
– Сделаем. Пошли.
Наряд выволок пьяницу, разрешили таксисту быть свободным, и верхний бар опустел.
Сидевшие рядом со мной зрители смотрели на всё это с брезгливыми улыбками, как, наверное, смотрят взрослые мужики на порнуху. И интересно и гадко.
– Поделится? – поинтересовался здешний бармен у своих сотоварищей.
– И к бабке не ходи. Они всё видели и всё поняли. Чтобы повязать – непременно поделится. Так что Санину "просьбишку" уважат.
– Ну вот… сэр. Чего желаете? – обратился бармен ко мне.
– Вообще-то я желал только посидеть часок и заказал кофе с коньяком.
– Всё это сейчас устроим. А менты чего от вас хотели, если не секрет?
– Таксист не хотел везти. Немного попугал. А он, оказывается…
– Да-а, водилы теперь ох, какие пугливые стали. Вот, пожалуйста, – он пододвинул мне рюмку коньяку. – А кофе чуть попозже.
– Вообще-то мне на самолёт…
– За штурвал? Ну, а в других случаях рюмашка коньяку перед полётом не повредит.
Наверное, он был прав. Насчёт "перед полётом". А здесь повредила. Я ещё успел увидеть, как верхний бармен Саня опустил железную штору на двери бара, обменяться фразами насчёт его ловкости, а когда тот вошёл к нам, всё поплыло, поплыло у меня перед глазами.
Очнувшись, я, прежде всего, увидел склонившуюся надо мной улыбающуюся физиономию… врача? Да, наверняка. В белом халате и белом как он у них? Ну, колпак такой.
– Замечательно, молодой человек! С добрым утром!
– Спасибо, и вам того же. Где я?
– Вы только не волнуйтесь. Всё объясню.
– А это ещё что? – я с изумлением почувствовал, что прикован к кровати руками и ногами. – Я что… буйствовал? Или… ещё что?
– А вы… вы раньше за собой… наблюдали что-нибудь такое? – явно забеспокоился врач.
– Но если… это же не просто так? Да где я, чёрт возьми?
– Не волнуётесь, всё будет очень хорошо. Вот, покушаете, и мы с вами побеседуем.
Валерий Леонидович меня зовут. А вас как величать?
– Виталий…Леонидович.
– С высоты моих лет позволительно к вам обращаться просто Виталий?
– Да, конечно.
– Вот и славно. Спасибо огромное. После завтрака побеседуем.
Завтрак принёс мрачный санитар. Он отстегнул наручники с ног и правой руки. Зато левая была пристёгнута к наглухо вмурованной в стену массивной стальной скобе. Я смог сесть, а когда рядом подкатили столик с варёными яйцами, овсянкой, батоном и чаем, понял, что здорово проголодался.
– Какое сегодня число? – поинтересовался я у санитара.
– Все вопросы – к доку.
– Даже такие?
– Все.
Я внимательно рассмотрел собеседника и ещё больше начал подозревать, что нахожусь в дурдоме. Такая здоровенное мрачная горилла в сочетании с наручниками и ласковым доктором! Классика. Я ел, рассматривая лежащего рядом соседа. Тот тоже явно проснулся, но лежал молча, глядя в потолок. А куда ещё глядеть, пристёгнутому? Ну, голову хотя бы повернуть.
– Эй, сосед, доброе утро. Как дела?
Тот вздрогнул, но промолчал.
– Все вопросы к доктору, – повторила горилла.
– Но я и не спрашивал в принципе. Так, для разговора.
– Без разговоров.
– Ещё чего! Что за новости?
– Все вопросы к доктору. Ложитесь пока.
– Послушайте, но это же…
Сильнейший удар в челюсть валит меня на койку и затем щёлкают наручники. Ну, не хрена себе, порядочки! Куда это я попал?
– Доктора мне!
– Скоро придёт.
– Немедленно!
– Будешь орать, заклею рот.
А что, запросто заклеит. Ладно. Запомним.
Сосед не вставал, и кормили его из каких-то тюбиков. Потом отстегнули от кольца и кровати, перетянули на качалку и увезли. Смотреть было трудно – только голова поворачивалась. Только и заметил, что перебинтован сосед на уровне живота и сукровицу сквозь бинты на правом боку. Аппендицит, что ли? Нет, это же бред какой-то! С аппендиксом и к стене приковывать? Или во время операции сел на белого коня? Бывает же и такое. Нет, а я? Нет, ерунда. А обхождение, а?
– Говорят, вы меня требовали? – вновь появился улыбающийся док.
– Да… Виталий Леонидович. Где я и что это у вас за порядки?
– Вы вот об этом? – поинтересовался он, притрагиваясь к моему заплывшему глазу.
– И об этом тоже.
– Да, порядки здесь строгие. Даже жёсткие, я бы сказал. Но вы скоро всё узнаете, и убедитесь, что так надо. Так просто необходимо. Обещаю, убедитесь. А пока, давайте кое-что уточним в вашей истории болезни. Вот вы говорили, что раньше буйствовали…
Его явно насторожило моё предположение. Да пошёл он!
– Ничего такого я не говорил. А подумал так потому, что вот, прикованный. А кого вот так? Только буйных.
– Логика железная. Вы, кстати, где работаете?
– Временно безработный.
– Мг, мг. Сейчас таких временных много. А чем на жизнь эээ перебиваетесь?
– Небольшое тётушкино наследство. Наверное видели. В кейсе.
– По-моему, никакого кейса не было. Сообщу администрации. Чем в детстве болели?
– Да… ничем, пожалуй.
– Ничем-ничем?
– Да нет же! А в чём дело?
– То есть вы можете утверждать, что абсолютно здоровы?
– Но док, я ничего не утверждаю. В чём дело-то?
– У вас очень редкая группа крови и изумительный ДНК – анализ.
– Я рад, но это не основание держать меня в кандалах.
– Да нет же, вы не понимаете, Виталий. Вы просто эээ спаситель для многих неизвестных вам людей.
– Конкретнее, док.
– Ваши органы абсолютно здоровы, мы протестировали за ваше эээ беспамятство.
Шрамики только поверхностные. Не то, что вот у этого, соседа вашего – только почки и… да и то, чистить пришлось. А у вас, кроме того, должна быть исключительная совместимость.
– Это что, на донорство намекаете? Так я против. Убеждён, что природа мне ничего лишнего не отмерила. Так что, давайте на этом закончим.
– Давайте. Со мной вы закончите, с вами закончат другие. И не обижайтесь. Ничего личного. И не дёргайтесь так, не дёргайтесь. Себе дороже.
– Ублюдок!
– Я бы не советовал. Всё- таки, я решаю, в какой последовательности эээ получать донорские органы. Знаете, на вас мы сможем попробовать даже пересадку глаз.
Побудете в темноте.
– Старая сволочь!
– Потом только одну почку. Они у вас замечательные и вторая справится одна.
Недолго ведь.
– Ты садюга? Тебя в юности опустили, и ты до сих пор злобствуешь?
– О! Подсказали. Есть желающие и на детородные органы. Это, конечно, только в порядке эксперимента, но… А потом эвакуируем и вторую почку.
– Старая опущенная скотина!
– Нет! До этого мы ещё снимем лицо. Найдутся желающие. А сердце здоровое, выдержит. И только потом – всё остальное. Да, забыл сказать. Для спокойствия мы у самых эээ беспокойных ещё можем ампутировать руки и ноги. Для экспериментов.
Так что, лучше быть повежливее.
Я плюнул и удачно попал. "Старая скотина" оказалась в этом отношении очень брезглив и помчался из моей палаты, давясь рвотой. Правда, долго торжествовать мне не пришлось. Его место занял тот самый санитар. Вот уж точно, садюга так садюга. Так бить лежачего, та ещё прикованного! И хотя не в жизненно-важные органы, но в самые болезненные места! Он явно ждал крика, потому, что добившись этого, радостно заухмылялся. Правда, экзекуцию не прекратил. Рано или поздно это должно было случится и я вновь провалился в беспамятство.
А теперь это уже была не палата, а какая-та чёрная дыра. Ну, не совсем чёрная, я продолжал видеть в темноте. Сосредоточился. Так. Не один. Койки справа и слева.
Подёргался. Прикован, но теперь только за правую руку. Сел. Всмотрелся.
– Ты кто? – светлеющему пятну на соседней кровати.
– Уже почти никто, – тоскливый мужской голос.
– Ну почему же? В нас ещё много чего, – это сосед, нет, соседка справа.
– Люди, я не пойму, это что, не сон?
– Не поймешь? Это тебя здорово траванули, а? Тоже в барчике?
– Угу.
– Тоже, когда никого не было?
– Угу. Нет, наверху милиция была, а меня там, в подвальном спрятали. Потом рюмка коньяка – и…
– Нет. Меня сразу за столиком. Утром кофе зашёл попить.
– А я – вообще съесть мороженого. Ночь выпускной гуляли, возвращалась, а там вывеска "нон стоп".
– Выпускной? Это соседка, тебе…
– Да… Было.
– Как это " было"?
– Ты что не понял, дядя? Для нас всё окончилось! Всё "было"! Я их просила, я их умоляла, а они…, – девушка страшно, с воем разрыдалась.
– Ну ничего, ничего пока, Свет, у тебя ещё только…, – пытался успокоить её мой сосед. По голосу, этакий добродушный здоровяк. Понесло же его на эту утреннюю чашечку кофе! Да, и там за столом, значит, не пьяный лежал? Это я на самом деле кого-то спас своим появлением.
– Надо надеяться. Может, ещё спасут. А с одной почкой люди живут запросто, – продолжал тот успокаивать девушку.
– А кто здесь ещё? Сколько нас? Что – то не вижу в темноте.
– В темноте? Да у тебя повязка на глазах. Господи, Господи, господи помилуй, – в ужасе зашептала Света. – они что, и… и…
– Да нет! Я же вижу! Вот, сделай что-нибудь. Ага, рукой помахал, да? Темно только.
– Фффу-у-у. я тоже сначала подумал, что тебе "того". Михаил меня зовут. Там – Светка. А в дальнем углу – Костик. Но он уже… Сегодня наверняка повезут за последним. Потом уже я. Или Светка. Это уж, что понадобится и кому.
– Ты так просто рассказываешь.
– А! Кричал, рвался, а чего добился. Вот, теперь на обрубках. Да, я же говорил.
Пришли за Костиком.
Какое-то мелькание белых пятен. Нет, ну действительно, много ли увидишь через бинты? Свободной рукой я потрогал повязку. Вроде бы и не больно. Но пусто.
Мягенько. Вата? А глаза… Нет! Да нет же, нет! Не может быть! Я же только что, нет, я же и сейчас вижу. Или это…эти… фантомы?
Я так мучительно застонал, что соседи поняли.
– Ты это… ты не огорчайся так. Жить-то и без глаз можно. И многие живут, – утешал меня Михаил. – Да и чего там. Пожили немного, а? Вон девчонке то похуже.
Дитё ещё совсем.
Это замечание натолкнуло меня на одну мысль.
– А дети? Вообще- дети здесь были?
– Нет. При мне – нет. Свет, а при тебе?
– Что, Светлана раньше тебя здесь?
– Не знаю. Просто мы раньше в разных палатах были.
– Здесь что, их несколько? – ужаснулся я.
– По крайней мере, есть мужская и женская. А здесь уже – все вместе, здесь уже считается всё равно.
– Светлана, с тобой ещё кто был?
– Женщина одна была. Но она… у неё они… А больше – не знаю. Но детей не было. Не может быть, чтобы они – и детей…
– Ну почему же? СС, к примеру в детских лагерях забирали кровь для своих бонз.
Вон, почти до сотни дожили, которых не повесили, – сообщил Михаил. – Знаете, – добавил он после паузы. – Только одно утешает. Кому-то мы продлим жизнь.
– Да ну тебя с таким утешением! Я жить хочу! Жить! Сама! Человеком, а не почкой!
Господи… А… А зачем меня фотографировали, а?
– Как? В смысле: "что"?
– Что? Лицо! Боже мой… Да, я слышала. Я читала… Нет!
– Ну, успокойся, может, и не подошло. И потом, ты – красавица. Личико запоминающееся. Опознают – скандал будет. Думаю, на это не пойдут, – попытался успокоить девушку наш собрат по несчастью. Но та глухо, видимо, уткнувшись в подушку, выла.
– Сволочи, сволочи, сволочи! – пытался я освободить руку.
– Здесь видеонаблюдение, Виталий. Будешь дёргаться, останешься, как я, для начала без ноги. Это они мигом.
– Я хочу в туалет!
– Утка под кроватью.
– Но я хочу в туалет!
– Виталий, перестаньте, умоляю, – вмешалась Светлана. Я не смогу видеть ещё одного… одного…
И опять движение.
– Но сегодня же… сегодня уже… Нет! Нет! – закричал и завозился Михаил.
Пришедшие за ним были молчаливы. Оно и понятно. Не спорят же, к примеру с возражающей курицей или поросёнком.
– Может, сегодня и мы все. Предыдущий говорил, что когда появляется окно, или несколько заказов, они – всех на части… – всхлипнула Светлана.
– Света, быстренько всё, что знаешь. Нет! ты там крепко… пристёгнута? Попробуй дотянуться до меня! Надо же что-то делать! Или я к тебе… У тебя какая заколка есть? Попробуй расстегнуть!
Я поднялся и на всю длину руки, выворачивая плечо потянулся на розовый сейчас силуэт. Я всё же что-то видел. Но задумываться над этим было некогда. Тёплая маленькая ладошка тронула мою руку, потянула вниз и я ощутил прикосновение тёплых нежных губ.
– Ничего не будет. Я ничего не могу сделать. Ты что, не понял? Мне… у меня неделю назад отняли почку. Я ещё вставать не могу. И уже никогда не смогу. Всё кончено. И я чувствую, сейчас придут. И будет что-то страшное. Страшнее, чем было. Чем есть… Постой просто так, – прижала она мою руку к своей щеке. – Знаешь, у меня никого не было. Даже вот так – не было. Думала – не время. Так много всего интересного вокруг было, так много хотелось успеть. Такие планы были!
А парни, они какие-то… чуть что – сразу секс…
Я повернулся на звук. Видимо, эти фигуры считали меня слепым, потому, как просто толканули меня в сторону моей койки и склонились над девушкой. Свободной рукой я достал двоих. Третий увернулся и скрылся за дверью. Ну, ничего. Я склонился над одним из лежащих.
– Кто это? – спросил я у Светланы.
– Наверное, санитар. Они постоянно приходят за нами и отвозят… туда.
– А второй?
– Тоже. Зря ты это всё, Виталь. Они всё равно… Только тебе муку придумают.
– Помучимся. Командуй, где карманы.
Увы, в карманах ничего подходящего для отпирания наручников не было. Я кинулся ко второму, но уже стали слышны быстрые шаги многих ног. Подтянув к кровати одного из всё ещё бесчувственных санитаров, я схватил его свободной рукой за горло.
– Войдёте – задушу.
Или не поверили, или всё равно им было, но вошли. И навалились на меня, и скрутили в момент чьи-то здоровенные руки, и вновь заковали по полной программе.
– Теперь везём обоих.
Это голос старого садюги Валерия Леонидовича.
– Я говорил вам, Виталий, что порядки здесь жёсткие, но послушание для вашей же пользы. Не поверили. Ладно. Вы нам ещё очень нужны, поэтому проведём сеанс эээ воспитательной хирургии. и ещё поприсутствуете на очень редкой пока операции.
Подтверждён заказ вот на эту симпатичную мордочку.
– Нет! Леонидович, миленький, нет! Только не это! Как же я…
– Мне тоже очень жаль, Светик, но ничего личного. И… мне жаль обоих, но ту девушку жальче. Ей в лицо парень один кислотой… когда узнал кое-что А она своей мордашкой только и зарабатывала. Звезда. Ну, пока только в порнофильмах, но с твоей мордашкой…
– Леонидович, умоляю! может у вас тоже есть дочь?
– Откуда у него дочь? мужики не рожают, даже если и ведут женский образ жизни! – встрял я.
– За это, Светик, придётся операцию проводить без наркоза.
– Ты не сделаешь, этого, скотина! Слышишь? Ты не сделаешь этого!
– Услышишь, Виталя, услышишь.
Светлана тихонько плакала и пока нас везли на качалках по недлинному коридору, и когда мы оказались в ярко освещённом, это я тоже различил сквозь бинты, помещении. Конечно же, в операционной. Когда девушку переложили на операционный стол, когда привязывали, она уже только всхлипывала. А я оцепенел, прислушиваясь к каждому шагу, каждому шороху.
– Вам, Виталий, как нарушителю, мы сейчас отнимем одну ножку. Только по колено, да? Чтобы больше такие безобразия не повторялись. Нам же ещё сотрудничать и сотрудничать. А потом уже возьмёмся за главное.
Надо мной склонилась другая фигура.
– Он очень даже ничего, – произнёс гортанный женский голос.
– Да, имплантантов будет много. Думаю, что…
– Я говорю, что он очень даже ничего. Ты мне оставишь его на ночь.
– Ты опять за своё, Ната?
– Не за твоё же.
– Но он должен быть наказан!
– Я его сама накажу.
– Он буйный.
– Я его расковывать не буду. А ногу отнимешь завтра. А сегодня он мне нужен целенький.
– Никак не угомонишься. Ни одного не пропустишь.
– Да нет же. Только вот таких.
– Но это…
– Всё. Он мне нужен на одну ночь.
– Ну вот, Виталя. Твоё счастье. Наталья ангажирует тебя на этот вечер. Тогда возьмёмся за твою соседку… Вот мы её уложили, зафиксировали. Сейчас надо хорошенечко помыть руки. Сестра пока подготовит инструмент, – комментировал для меня страшный хирург. – Знаете, – продолжал он откуда-то из-за шума воды, без наркоза оно даже здоровее. Ну, покричит Светик немножко, а потом всё равно же потеряет сознание. Мы, врачи к крикам привыкшие. А вы? Ладно, приступим, – сообщил он, не дождавшись ответа.