"Новый" был не только жив. Едва начав шептать, Максим попросил: "Солнца!" и жалюзи на окнах были раздвинуты. И хотя наступал вечер, юноша успел впитать немного лучей края малинового диска.
– Пусть остаётся. Потом луна будет, – более связно попросил он.
– Если можете разговаривать, скажите, где болит, – подсел рядом врач.
– Везде. Кроме головы, – слабо улыбнулся пациент.
– Вы не против потерпеть некоторые эээ процедуры. Нам крайне необходим рентген.
– Не против.
Через некоторое время в рентгенкабинете врач, перекрестившись, что-то прошептал и позвал коллегу.
– Это же невозможно! Сквозь него лучи не проходят!
Коллега тоже посмотрел на снимок.
– Может, аппаратура? Сбой какой?
– Вы не против, если мы… повторим? Это… не повредит.
– Конечно не против, давайте.
Максим понял, что организм для восстановления стал поглощать любую энергию. И вторая порция ещё больше взбодрила юношу. Чего нельзя было сказать о рентгенологе.
– Везите назад, – распорядился он, всматриваясь в абсолютно чёрные пластинки.
В палате Максим, вновь подключённый ко всевозможной, явно новейшей аппаратуре, уснул. Но на этот раз хорошим сном выздоравливающего больного. Вроде бы всё шло своим чередом. Но когда в окно заглянула полная луна, сиделка – монашка с ужасом увидела, как начало вдруг чернеть лицо её подопечного. И лежащие поверх одеяла руки. Крестясь и повизгивая, она кинулась к дежурному врачу.
– Он чернеет, Господи спаси и помилуй! Он… он…
– Что? Умирает? – бросился в палату врач.
Он немедленно включил свет, бросился к аппаратуре и облегчённо вздохнув, посмотрел на Максима. Всё, вроде, нормально. Стабильно. Даже с положительными тенденциями.
– Чего начитались, сестрица? Или прикорнули?
– Да нет. Он лежал-лежал, а потом чернеть начал.
– Глупости какие. От вас никак не ожидал.
Пристыженная монахиня заняла свой пост. Немного почитала, опасливо косясь на безмятежно спящего больного. Судя по укоризненным взглядам в сторону вахты, мысленно возражала врачу. Затем осмелилась – пошла к выключателю. Погасив свет, посмотрела на пациента и вновь, повизгивая, рванулась к врачу.
– Вы… вы только свет не включайте и сами увидите.
Врач быстро, но более спокойно направился к палате. Он переживал только за состояние здоровья своих подопечных. Всякие там превращения его не особенно волновали. Правда, в палате он невольно ахнул, увидев почти чёрное тело, лежащее на месте его пациента. Щёлкнул включателем. Всё нормально. Вновь выключил свет – чернота.
– Просто какая-то странная реакция кожи на лунный свет. Какая там кожа – ожог один. Может, специфический вид какой аллергии. Случай очень интересный. Но не такой ужасный, чтобы визжать на всю больницу.
– Павлович, Вы…Вы…
– Всё. По местам.
Успокоенная монашка проводила доктора теперь восхищенным взглядом и вновь заняла свой пост. Но свет больше не выключала. Наверное, её бы не успокоило полностью и разъяснение о том, что тело Макса впитывало сейчас лунные лучи без остатка, не отражая, что и вызвало эффект "почернения" кожи. Но и главврач поначалу согласился с выводом дежурившего Павловича об аллергии на утреннем совещании.
– Он же на солнце не чернел?
– Уже закат был.
– Ладно. Как состояние? Какие показания? Предварительный диагноз?
– Судя по тому, что нам сообщил…
– Пожалуйста, судя потому, что вы сами установили, а не вам сообщили.
– Сами? Пожалуйста! Первое: вчера пульпированием определили минимум шесть переломов! В том числе три – позвоночника! Больше просто не могли. В таком состоянии пульпирование могло вызвать болевой шок. Внутренние органы практически расплющены, а печень – раздроблена. Следы заживления двух пулевых ранений.
Сквозные. Входные – в области брюшной полости выходные – в тазовой области. Что ещё, не знаю – рентгена нет!
– То есть как?
– Да вот так! – показал рентгенолог чёрные снимки.
– Аппаратура?
– Вот! – протянул он другой снимок. – На себе проверил.
– У вас нет паталогических изменений, – автоматически отметил главврач, возвращая снимки. – Далее?
– Далее – кровь анализу не поддаётся.
– Да вот так. При попадании любого реактива тут же испаряется без остатка.
– Да вы что тут все… – поднялся со стула главврач.
– Но самое странное и не это. -???
– Сегодня утром он встал и поковылял в другую палату. Сейчас беседует с отцом Афанасием.
Главврач, потрясённый, сел.
– Как же вы диагностировали эти переломы? Вы, опытнейший во всей стране травматолог?
– Да я… Я репутацией своей могу ручаться. Были эти переломы!
– Ну и как он тогда…
– Николай Павлович, придётся признать, что это – чудо.
– Или какой-то дьявольски изощрённый трюк, – не сдавался главврач.
– Но вы знаете, по чьей рекомендации он здесь. И что произошло…
– Именно поэтому будем предельно внимательны и осторожны. Лечение – как обычному больному… То есть – спохватился он, конечно, без гипса и операционного вмешательства. Хотя, заманчиво было бы воочию убедиться, что там раздавлено или раздроблено… Шучу. Пойдёмте. Посмотрю на этого феномена.
Не знавший содержания этого совещания, Максим стойко переносил повышенное внимание и такое всеобщее "пульпирование" с восклицаниями: "Нет, вы посмотрите сами" или "А вот здесь, чувствуете"?
– Извините, дорогой…
– Максим.
– Максим. А я – Николай Павлович. Потерпите. Уж больно эээ аномальный ваш случай.
Мы, конечно, приложим все силы… но нам надо же знать… что у вас… в полном объёме, – смущенно объяснил главврач. – Мы вас на ноги поставим. Медицина сейчас чудеса творит.
– Это я знаю, усмехнулся Максим. – Знал я одного врача, Василия Ивановича, так тот действительно чудеса творил. Правда, тот больше по… ну, по мозгам… нейрохирург.
– Да, эта отрасль развивается быстро. Но и мы, остальные, не особенно-то отстаём.
Ну, это лирика. На что жалуетесь?
– Пока слабость какая-то. Ходить трудно.
– А что болит?
– А! Там, под камнями отболело.
– А когда мы вас сейчас… совсем не больно было?
– Да нет, Николай Павлович, норма.
– А эти твои ранения? Это когда?
– Там, возле церкви… Вы не знаете?
– Ну как же, видели. Так это – тогда?! Но они же…
– Николай Павлович, это такой мой секрет. На мне всё быстро заживает. Мне только свет нужен.
– Лунный?
– Откуда вы знаете? Хотя, солнечный даже лучше. И покой. Чтобы не приставали с разными глупостями… Извините, это я не про вас, конечно, – спохватился Максим.
– Ладно-ладно. Учтём. Но в связи с тяжестью вашего состояния при поступлении, ещё немного попристаём. Договорились?
– Договорились! А можно мне в другую палату? К Афанасию?
– "Отцу Афанасию", – строго поправил главврач. – Нет. Пока полежишь здесь. С этой аппаратурой. Потом посмотрим.
– Но сейчас она мне только мешает. Ладно ночью, когда вам хочется контролировать…
– Нам хочется? Думаете, прихоть такая? Ведь в любой момент может наступить ухудшение.
– Но честное слово, ухудшения уже не будет. Я то лучше знаю!
– Ну что же… До обеда, пожалуйста, полежи, пока мы… определимся, А там посмотрим.
– Всё-таки готовьте к операции. И, Сергей Петрович, разузнайте, пожалуйста, что это за кудесник такой – нейрохирург Василий Иванович. И вообще – поручаю его Вам.
Буду к вечеру, если ничего непредвиденного. Чтобы история болезни была заполнена – от года рождения до диагноза. И в любом случае к операции без меня не приступайте.
– Но Николай Павлович, мы даже группы крови… Какая операция? Как?
– Поэтому я и сказал: "готовьте" к операции. С остальными всё более – менее ясно. Всё. Я в поликлинике. Будут некоторые випы.
Когда главврач вышел, назначенный лечащим врачом Сергей Петрович вздохнул и, взяв историю болезни, направился в палату, где его пациент уже беседовал о чём-то с сестрой – монахиней.
– Это у нас послушание такое… – объясняла сестра, но увидев врача, встала и отошла в сторону, начав стирать несуществующую пыль.
– Итак Максим, будем заполнять документ. Вчера ни тебе, ни нам было не до этого.
– Да, конечно, только мне бы на солнышко. Вон, у отца – Афанасия палата на солнечную сторону.
– Не привередничай.
– Но это мне просто необходимо! Ну, поставьте мне там хоть раскладушку!
Начавшиеся препирательства привели к конфликту на повышенных тонах.
– Что вы мне здесь из себя строите? – сорвался Максим. – Врачи!!! Аппаратуры накупили, а простых вещей диагностировать не можете! Вон, у отца Афанасия уже… а вы… Ай! Имейте в виду – если вы меня к нему не положите, причём сегодня же, его смерть будет на вашей совести!!!
– А с кем я разговариваю, извольте поинтересоваться? Эскулапом? Авиценной? Или, может, Гиппократом? Ишь, разбухторился! Что перед главврачом хвост не распушал?
Значит так. Или подчиняемся нашему распорядку и установленному режиму, или…
– Да?
– Сообщим тому, кто вас сюда направил, – взвился врач и выскочил из палаты.
Под причитания монашки Макс посрывал датчики и встал. Надел больничную, но абсолютно новенькую пижаму и уже довольно уверенно пошёл в солнечную палату.
Посмотрел на находящегося в беспамятстве старичка Афанасия. Затем на двух (свою и Афанасия) сиделок. Так глянул, что они, перекрестившись, замерли. Повернулся лицом к окну и стал впитывать лучи осеннего солнца. Медлить было нельзя. Дело в том, что утром, до прихода врачей макс приходил сюда в поисках "солнечного окна".
И этот старичок вдруг сев на кровати, перекрестив его, прошептал: "Дождался! Иди сюда, сын мой, вот что я тебе скажу…" Но сказать ничего не успел – потерял сознание. Проведя над ним ладонями, юноша сразу увидел огромный чёрный сгусток, пожирающий розовые, ещё здоровые клетки могучего некогда мозга.
– Умнейший человек, – вздохнул Максим. – Кто это?
– Отец Афанасий, – ответила сиделка, озадаченная поведением новенького. – А откуда не знаю. Но у нас здесь все… братья по вере.
– А что он такое сейчас сказал? Это что, ритуал какой, приветствие особенное?
– Как я поняла, он вас знает и ждал, чтобы что-то сказать.
– Да не знает он меня. И я его – наверняка. Странно…
Но в это время пришлось отправиться в палату – начинался обход. Он ещё спросил у своей сиделки, может, она знает что про отца – Афанасия. Та, всё ещё под впечатлением ночных превращений подопечного только и сказала, что он у них с месяц, и что это "святой человек".
И вот теперь Максим набирался сил и мужества. Он чувствовал, что тело ещё не оправилось от всех этих травм. Что надо бы ещё денёк. Даже сутки. Вот сюда кровать, и спать под солнечным и лунным светом. Но было некогда. Дальнейший рост опухоли повлечёт… как это говорят эти эскулапы… да, необратимые последствия.
Нет, он смог бы начать и завтра. Всё равно спас бы. Но этот мозг, эта махина станет ущербной. Надо начинать. Немедленно. Не откладывая. Ну! Ты же сутки отдохнул от боли! Тебе же не привыкать! И разве не интересно, что хочет сказать этот странный старик?
Настроившись, Максим подошёл к больному, подвинул стул. Сел.
– Закройте двери. Никого не пускать. Когда упаду – подтянуть к окну, к солнечному свету, – скомандовал он, заглянув в глаза вновь закрестившимся монашкам. Затем, держа ладони над висками старика, начал новую борьбу.
В это время заведенный строптивым пациентом врач решил пока выполнить указание главного и установить этого нейрохирурга. Что-то вроде было… Он подключился к Интернету и погрузился в океан информации.
Монахини с ужасом смотрели, как вдруг засветились пальцы у этого страшного обожженного мужчины. Затем голубое свечение охватило ладони и, расширяясь, двумя яркими лучами проникло в праведника. Поскольку молитвы о защите "от лукавого" не помогали, они прекратили шептать и креститься и невольно подошли ближе. Отец Афанасий лежал умиротворённо, лицо выражало какое-то светлое спокойствие. Не потерпел бы он, даже в таком состоянии не потерпел бы, если бы к нему подобрался нечистый. А вот этот, новенький… Было видно, что он с трудом сдерживает… нет, вот уже и не сдержал – застонал. Затем таинственные лучи начали блекнуть и мужчина откинулся на спинку стула. Переглянувшись, сиделки оттащили его к окну, как и просил – под солнечные лучи.
– Что скажешь, сестра? – шёпотом поинтересовалась сиделка монаха у своей товарки.
– Посторонних сюда не направляют. И, знаешь, его вчера никаким привезли. А сегодня – видишь…
– Да, и отец Афанасий сказал, вот, мол, дождался.
– Так и сказал?
– Буквально. Ещё что-то сказать хотел…
– Значит…
– Значит, будем помогать.
К этому времени Максим пришёл в себя и уже открытыми глазами уставился на солнце.
Монашки опять перекрестились, но смиренно ждали дальнейшего развития событий.
Вскоре он встал и всё повторилось снова. И странное дело – с каждым разом, теряя до беспамятства силы, Макс, тем не менее, чувствовал, как вновь расправляет кружева лучей его вторая, таинственная сущность.
Ближе к обеду он понял – хватит. Даже не ему – его пациенту. Возраст и болезнь подточили организм, и теперь надо было его укрепить. Теми самыми золотыми лучами.
А бороться дальше – ночью.
Монахини заботливо поддерживали его под руки, когда опустошённый юноша возвращался в свою палату. Они уже уверовали.
– Идите к отцу Афанасию. Понадобитесь. Скажите, вечером… то есть, ночью продолжим.
Убедившись, что чудотворец спит, сиделки быстро прошмыгнули к Афанасию – ждать.
И ждать пришлось недолго. Вскоре тот открыл глаза и порывисто сел на своей койке.
– Где он, сестра Ольга?
– Отдыхает. Спит то есть.
– Немедленно разбудите и позовите ко мне. Боюсь, что это просветление и облегчение от страданий даровал мне Господь для исполнения последнего моего долга…
– Но, отец Афанасий, он только от вас вышел. Он вас… не знаю, исцелял.
– Как?!
– Лучами. Пресветлые лучи лились из его перст на ваше чело. Поначалу голубые, а затем – и золотые… Не смотрите на меня так! Сестра Регина подтвердит.
Вторая монахиня утвердительно закивала головой.
– Вот видите! И сказал он, что мы понадобимся вам, а он придёт в ночи.
– Верю, только слог этот торжественный оставьте!
– А как же ещё о чуде возвещать? – закрестилась монашка, вдруг упав на колени.
– Слава тебе господи! Послал избавителя нашему святому отцу!
Отец Афанасий и вторая монашка тоже перекрестились, почитали молитву, но без такого же восторга.
– Помогите мне пройти в нужное место, – попросил монах, вставая.
– Но вам же…
– Никто мне не запрещал! Просто, сам уже не мог. А теперь – могу.
А лечащий врач Сергей Петрович уже узнал, кто таков кудесник – нейрохирург Василий Иванович. Да, строптивый пациент не соврал. Были там случаи. Но короткое время. И этот… Максим там лежал? Ну что же… если теперь и у нас… Он рвался к старику. Значит… И врач почти не удивился, увидев в палате бодрствующего и довольно оживлённого монаха.
– Уже? – только и проронил он, кинувшись в поликлинику, туда где сегодня принимал неких "випов" главврач. Лечащему врачу отца Афанасия он ничего не сказал. Добрые вести надо спешить приносить начальству лично. А врачу санитарка сама должна. Сейчас спохватится.
Главврач выслушал Сергея Петровича очень серьёзно.
– К сожалению, мы нечего не можем уже уточнить у пославшего его к нам митрополита… Вчера же и умер. Но, наверняка, этот наш эээ пациент был с ним в той церкви. Внимательно посмотрите информацию и по ней. Отца Афанасия осмотрю лично. Вскорости. Шума не поднимать. С вашими выводами попрошу пока ни с кем не делиться. Подготовку к операции прошу продолжать.
– Какая уже операция? Он уже сам…
– Вы поняли мои указания? Вот и исполняйте! Идите, я скоро буду.
В палате старого монаха пока что ажиотажа не наблюдалось. Случаи прояснения сознания и кратковременного улучшения самочувствия бывали нередки – перед самым финалом. Правда, здесь эта "кратковременность" подзатянулась, но разве об этом кто сожалеет? Да, лечащий врач отметил резкое улучшение абсолютно всех показателей. Но пока не удивлялся. А Сергей Петрович отозвал к себе обоих монашек и передал приказ главврача об абсолютном молчании.
– Отец Афанасий нам тоже такой наказ дал. Поэтому не беспокойтесь, – несколько огорчённо сообщила сестра Ольга.
Распоряжение о подготовке к операции вызвало в ординаторской недоумение. Но авторитет главного здесь был непререкаем и в правильности его приказов все давно убедились. Поэтому операционная была приведена в полную готовность. Ждали. Вот только чего? А лечащий врач Максима вчитывался в информацию о терракте в известном храме.
– Николай Павлович, я узнал и готов доложить, – встретил он главврача.
– Хорошо, идёмте ко мне в кабинет.
После рассказа, прерывавшегося несколькими звонками, главврач довольно быстро принял решение.
– Насчёт церкви, похоже на правду. А по поводу всех этих исцелений – слухи. Ну, сделал профессор несколько удачных операций, вот и все чудеса. А сейчас, извините, Сергей Петрович, мне пора. Вашего подопечного уже оперируют.
– К-к-к-ак? – начал заикаться от неожиданности врач.
– Да вот так. Резкое ухудшение. Можно было предположить. Если его извлекли из завалов…, – разъяснял главврач происходящее, уже выпроваживая из кабинета онемевшего подчинённого. – Кстати, и с отцом Афанасием ваши выводы не подтвердились. Резкое ухудшение. По просьбе Патриарха мы выписали его – умирать в своём монастыре. Так что… увы, чудес не бывает.
Сергей Петрович, не будучи хирургом, в операционную допущен не был. Заглянув в обе палаты, он убедился, что оба пациента отсутствуют. Отсутствовали и монахини – медсёстры. Так что и расспросить… Разве что у дежурного. Да, отвезли.
Одного в операционную, второго, отца Афанасия – на выписку. А жаль, казалось, оживает старик.
Недоумевающий врач остался в опустевшей ординаторской ожидать исхода операции.
Прошёл час. И второй. И третий. В ожидании врач даже немного придремнул и вздрогнул от требовательного звонка внутреннего телефона.
– Умер ваш подопечный. Прямо на операционном столе…
– Разрешите к Вам?
– Да, конечно. Все остальные уже в сборе.
"Все остальные" – врачи, которые утром обсуждали состояние нового пациента, сидели, понурив головы.
– В принципе, диагноз подтвердился, – рассказывал главврач. А вот с аппаратурой и с анализами… Вот, вам, пожалуйста и рентген, вот и анализы, – он небрежно подвинул по столу бумаги и снимки.
– Но почему операцию делали не наши?
– По моей настоятельной просьбе. Чтобы не было никаких разговоров. Привозят пострадавшего Бог знает откуда, а вы не в состоянии даже диагноз поставить! Не можете обеспечить его покой! Привязать надо было, если беспокойный, а не бегать здесь жаловаться!
– Но… но… Господи Иисусе! – вскричал рентгенолог, всматриваясь в снимок. – Этого не может быть. То есть, не может быть, чтобы с такими повреждениями он…
– Вы действительно видели, что он ходил? – обратился он к Сергею Петровичу.
– Ну да… Позвольте…
– Всё! Хватит! – забрал документы главврач. – Тело отвезли на паталогию. И тоже не в нашу. Все документы придётся доставить туда же. Мне. Лично… Ладно.
Успокойтесь. По всем документам и мнению хирургов, повреждения изначально, ещё при доставке были несовместимы с жизнью. Так что…
– Скажите, а отец- Афанасий? – поинтересовался всё тот же Сергей Петрович.
– Всё согласовано с лечащим врачом. И повторюсь – это личная просьба не последнего для нас человека. Всё. Все свободны. И… посмотрите на всякий случай аппаратуру. Нехорошо как-то получилось. Оскандалились.
Всё это было сказано как-то неубедительно. И "изначальные несовместимые с жизнью" как-то не выплясывали в виде "смягчающих обстоятельств". И за меньшие недочёты распекал главврач своих подчинённых. А тут: "Посмотрите на всякий случай".
– Ты что-нибудь понял? – поинтересовался рентгенолог у теперь уже бывшего лечащего врача скончавшегося пациента.
– Вообще-то, нет.
– А я понял. Кому-то была очень выгодна смерть этого мужичка. Зарезали. А на нас спихнуть сложно. Вот и всё это представление.
– Ну а отец Афанасий здесь причём?
– Может, совпадение. А может, свидетелем чего был? Вот и его…
– Нет, Николай Николаевич. Это уж чересчур. Наш бы на такое не пошёл. Здесь что-то другое.
И даже когда пришло заключение паталогоанатома, подтвердившее рассказ главврача, оно не убедило этих двух эскулапов. А то обстоятельство, что ввиду неустановления родственников тело с разрешения прокуратуры кремировали, тоже вызывало какие-то сомнения.
И правильно вызывало. Максим ещё спал, когда события вновь рванулись с места в карьер. Несмотря на все возражения, юношу положили на каталку и повезли "готовить к операции". Завезя по пути к отцу Афанасию.
– Мужайся, сын мой! – напутствовал Максима священник, безвольно откинувшись на подушки. – Я вот тоже сейчас буду прощаться с этой юдолью скорби и предам свою судьбу в руки Господни. К себе, к себе в монастырь. И ежели Господь возжелает… то лучше уж в доме Господнем.
– Да что вы говорите, отец Афанасий! – ахнул Максим. – Вы же… Я же…
– Всё сын мой, всё. Прощай! – священник потянулся поцеловать Макса и прямо в ухо прошептал совсем другим голосом: " Подчинись. Так надо. И ничему не удивляйся".
Ладно. Опять какая-то авантюра. Решив подождать, Максим затих и позволил тем же монашкам завезти его за дверь, отделяющую операционное крыло. Но отсюда бойкие сиделки чуть ли не в припрыжку кинулись к лифту и вскоре Максим оказался в каком – то коридорчике, где ему предложили встать и переодеться в монашескую одежду. А ещё через некоторое время те же монашки и он присоединились к свите, сопровождающей выписанного из больницы отца Афанасия. Его поместили в машину Скорой, туда же сел солидный, как оказалось, отец – настоятель, туда же монахини ненавязчиво подтолкнули и Максима.
Уже из автомобиля юноша с изумлением рассматривал больницу, которую покинул.
Монастырь? А в этой странной больнице специальная бригада хирургов, вызванных из областного центра, оперировала безнадёжного бедолагу – очередную жертву автоаварии. Но об этом Максиму тогда не было известно. Как и не должно было стать известно тем, кто по мельчайшим следам уже двигался за странным, очень уж напоминающим кое- какие прежние события, человечком.