В купе с Максимом ехала семейка: папа, мама и доча лет пятнадцати.
Прехорошенькая, кстати. " Не в коня корм" – вспомнив про свою образину, отвёл глаза Максим. Чтобы не тяготить людей своим видом, он сразу же расстелился и влез на верхнюю полку. Судя по разговору снизу, семейство направлялось через столицу в Египет, благо, сейчас там тепло. Потом начались шуршания и какой-то шепот.
– Молодой человек, можно вас потревожить, – возникла у полки ранняя лысина отца семейства. – Вы же не спите? Давайте с нами поужинайте.
– Нет, что вы, спасибо, – засмущался Максим.
– Никаких "что вы". Давайте – давайте, – буквально стащил его с полки попутчик.
Столик был уже накрыт традиционными со времён Ильфа и Петрова курицей и варёными яйцами, бутербродами, какими-то солениями.
– Вот, чем богаты, – разделал курицу угощающий.
– Подвигайтесь – подвигайтесь, – поддержала его супруга. И берите руками. В дороге.
– Ну, и за начало! – вытащил бутылку с коньяком хозяин. – Я Иван Павлович, это – моя супруга Людмила Александровна, это – дочка, Светлана.
– Очень приятно. Максим, – смущённо представился юноша.
– За знакомство, – протянул Максиму пластмассовый стаканчик Иван Павлович. Сам он с таким аппетитом выпил, так вкусно покривился и начал закусывать хрустящим огурцом, что Максим, мысленно махнув рукой, не стал отказом портить человеку праздника. Выпила и жена. Светлана не ела и не пила. Чего-то дулась.
– Это мы впервые решили вырваться за рубежи, – объяснил глава семейства. Египет.
Пирамиды. Вы не бывали? Да ешьте, ешьте.
Максим отрицательно покачал головой, рассматривая попутчиков. Старики были довольно приятными людьми. Он – худой до гибкости, смуглый, с большим, но тонким изогнутым "дюбелем". Очень добрая улыбка. И взгляд добрый, открытый. Она – начавшая полнеть, но ещё не сдавшаяся, не обабившаяся. Миловидная. А взгляд…
Ох, присматривать тебе надо за ней, Иван Павлович. Украдут арабы. Даже не за выкуп.
К этому времени Иван Павлович уже налил по второй.
– Мы много и не будем. Понимаю, дорога, – обратился он не то к Максиму, не то к жене. – А ты пополощи хоть. Тоже не вовремя как, – посоветовал он дочке. – Будем здоровы!
– Я тебе всерьёз говорю. Помогает. Не знаю… Время в столице будет, может, к дежурному заскочим. Зуб у неё. И перед самым отъездом. Ночь перемучилась, вроде прошло. А из дому выбираться – опять. Вот не послушалась отца! – начал вдруг быстро пьянеть отец. Говорил же тебе – поехали! Нет! Никогда не послушает!
– Ай, ну папа, успокойся.
– Успокойся. Успокойся… как будто я за себя… я же любя. И тебя… и маму твою… Давайте за женщин. За моих прекрасных женщин!
Он даже не заметил, что выпил теперь один. Потянулся за сигаретами.
– Курите? Ну, тогда пойду один, подымлю.
В наступившей тишине девушка начала постанывать. Пора было платить добром за добро. Максим резко повернулся к Светлане и положил руку на щёчку.
– Ааах! – возмущённо выкрикнула девушка, но тут же замолчала.
– Это недолго. Посидите тихонечко, – успокоил её Максим. Дело действительно было пустяковое. Для него, конечно. Короткий болезненный укол чужой боли. Потом целительный, растворяющий нарывчик и всякую гадость, луч. Потом… Ну, не удержался юноша и окутал молоденькую девушку золотым полем.
– Теперь всё. Смело карабкайтесь на пирамиды! – улыбнулся он, отнимая руку.
Девушка, глубоко, словно вынырнув, вдохнула. Выдохнула и вдохнула опять.
Прислушалась к ощущениям.
– Что это было? – низким грудным голосом спросила она.
– Ну, вылечил.
– Нет, что это было? – во все глаза смотрела она на Максима.
– Сеанс полевой терапии, – улыбнулся Максим.
– Что доченька, что? – всполошилась мамаша, приходя в себя после увиденного калейдоскопа световых волн.
– Ничего мама, – спохватилась доченька. – Действительно, вылечил. Не болит.
Спасибо. Просто… Очень необычные… ощущения.
– А что вы ещё можете? Вы типа Кашперовского или там…
– Да, "типа", – согласился Макс.
– Тогда… послушайте. Вы бы не могли с моим…
– Ну ма, не надо…
– Он у меня хороший. Душа человек. Но вот… Старшую устроили в этом году в универ – и сорвался. И сам не понимает. До этого операцию перенёс – три года в рот не брал. А теперь – снова. Пропадёт же. И так на работе косятся… А он думает – всё в порядке. Не понимает…
– Но без его согласия…
– Он скоро уснёт. Ещё пару рюмок…
С появлением мужа, заговорщица замолчала.
– Ну как зубик? Я вот подумал…
– Всё, па. Прошло.
– Вижу. То-то глазки засветились! Знаете, мы её Светой назвали, потому, что у неё всё время глазки светятся. Вся в маму!
– Ай, папа. Максим, можно вас на минутку? – потянула девушка нового знакомого из купе.
– О, секреты уже… Ладно. А мы тут посидим по-стариковски, выпьем ещё по рюмочке.
Они стояли у окна, возле таблички с расписанием станций.
– Кто ты? – поинтересовалась девушка.
– Разве это важно? – пожал плечами Максим.
– Важно. Очень важно. Я должна знать, кому доверяю отца.
– Ну, во первых, решает, всё- таки мать…
– Мать? Если я не решу… Да я поезд этот с рельсов быстрее пущу! Ты меня не знаешь.
– Догадываюсь. Встречал таких, у которых глаза светятся.
– Всё ты врешь. Хотя… не всё, конечно. И если бы не почувствовала… не увидела, то и разговора бы не было. Ну, так кто ты?
– Знаешь, я вроде не напрашиваюсь. Поэтому не погоняй, не запрегла.
– Ну вот. Что и следовало доказать. Теперь слушай. Он в своё время перенёс очень сложную операцию на мозге. Врач ему сказал: "Или жить или пить". Три года прошло, и вот теперь… Не знаю, почему.
– Но вы же вместе живёте? Может, они с мамой…
– С мамой? А что с мамой? – вдруг насторожилась девушка.
– Понятно.
– Что понятно? Да что тебе понятно?
– Она ведь моложе, да? Лет сорок? Я недавно видел такую пару. У женщины тоже вот так глаза… горели. А потом, после одной ночи… ну не погасли совсем, но…
– Ты что? Думаешь что в их возрасте из-за этого…?
– Чёрт их стариков, знает.
– Ладно, проехали. Так ты точно поможешь?
– Точно.
– Какая уверенность! Ладно. С богом. Но если что, смотри! Я за своего старика горло перегрызу. А кого ты мне напоминаешь, а?
– Пойдём. Наверное, уже уснул?
Светланин "старик" действительно уже уснул. Полусидя, не раздеваясь (" прикорну пару минут"), с доброй грустной улыбкой на тонких нервных губах.
– Сидите тихо и не встревайте – распорядился Максим, и мать с дочкой, послушно закивав, сели с краю противоположной полки.
Максим угадал. Операция вообще-то была сделана мастерски. Но скальпель есть скальпель. Вот и вот разрывы. Его должны были мучить головные боли, которые мужчина, конечно же скрывал от семьи. Он начал глохнуть, что тоже скрывал, а недослышанное воспринимал, как что – то обидное. И конечно… да. И вот это тоже.
Макс оказался прав. Кроме того – опустил Макс своё поле ниже – он много курил и здорово засорил лёгкие. Вон чернота какая. Теперь его мучают боли и он думает о самом страшном. То есть, " умирать, так с музыкой"? Лучший выход? Нет, Иван Павлович, тебе ещё жить и жить. Ты добрый, милый человек. Таких у меня на пути попадалось мало. И я не дам тебе ни умереть, ни помучиться. Лет до ста, а? И Максим с радостью взялся за очередное чудо.
– Ну что, ну что? – зашептали девчата, когда Максим прервался.
– Всё хорошо. Будет. А пока – сидеть тихо.
Юноша, покачиваясь от слабости, вышел в туалет. Здесь рывком открыл окно и потянулся к холодным лунным лучам. И луна, ныряя и выскакивая из ночных облаков, словно гналась за ним. " Ты ведь со мной, подружка, правда? – улыбался Макс, заряжаясь для дальнейшего целительства. И даже грохот в туалетную дверь и матерная ругань не испортили его настроения. Через дверь он дал волю сдерживаемым конкурентом страстям и тот, что-то пискнув, вскоре исчез.
В принципе, Максим справился за три сеанса. В космонавты Ивану Павловичу было, вроде, не надо, а в остальном всё поправлялось более – менее просто. Болезненно, но просто. Улыбнувшись, Максим попробовал "исцелить" даже лысину. Наверное, удалось. Ну, этого он уже не увидит.
– Вот и всё, – улыбаясь повернулся Максим к жене и дочери. Но ответной улыбки не увидел. Обе смотрели на него с ужасом, с каким-то застывшим женским визгом.
– Да что с вами? Всё в норме, говорю!
– Чччто с вами? – прошептала, наконец, жена пациента.
– Да ничего. Устал немного.
– Ааа… это? – показала она на лицо.
Максим потянул ладонью по лбу, посмотрел на кроваво- красную липкую жижу.
– А… ерунда. Сейчас умоюсь, – поднялся он с полки. По дороге заглянул в зеркало. Нет, пить не надо. Коньяк выходил какой-то розовой пеной и его и без того жуткое лицо казалось порождением кошмара. Даже не с улицы Вязов. Фредди здесь отдыхал.
– Это так больно? До кровавого пота? – поинтересовалась ожидающая в коридоре Людмила Александровна.
– Да нет. Это из меня так спиртное выходит. Не надо было, да обидеть не хотел.
– А ведь могли и соврать. Цену набить. Как романтично бы было!
– Знаете, я поправил всё. Вообще всё. Ваш Иван Павлович не будет теперь ни пить, ни курить. У него ничего нет в лёгких. Ничего, понимаете? И… и… ну, в общем… не удивляйтесь его поведению там, на море.
– Чему это мне удивляться? – насторожилась женщина.
– Ну он… опять… и после долгого перерыва… ай, ну всё вы понимаете.
– Вы это серьёзно? Или так, догадки? Простите. Да, это болезненная тема – согласилась Людмила. – Он здорово психовал по этому поводу. Столько лет прожили, а не понимал, что не это главное, когда любишь.
– Не это?
– Вы ещё молодой… Нет, не это. Притерпелась бы. Замену бы не искала, – тонко улыбнулась она. – Но разве вам, мужикам объяснишь? Но в любом случае… чуть не сказала "спасибо". Как мне вас благодарить?
Начиналось самое неприятное – проявление благодарности.
– А давайте так. Вот когда убедитесь, тогда и поблагодарите!- начал выкручиваться он.
– Где же я тогда… идея! – женщина кинулась в купе.
– Вот, возьмите, – протянула она навороченный сотовик.
– Да что вы…
– Берите – берите. И ещё… видно, что вы попали в какой-то переплёт. Вот, возьмите…
– Да я…
– Бери – бери, – поддержала мать Светлана. – В таком прикиде в столице в момент заметут. – И пойдём выйдем. Разговор есть.
Мать не препятствовала – проводила парочку своим долгим взглядом.
– Скажи, ты вот так всё-всё-всё можешь? – поинтересовалась девушка, когда они заняли тоже место у расписания движения.
– Всё- всё- всё, – улыбнулся Максим.
– И даже это… самое страшное?
– Смерть что ли? Нет… не знаю…
– Да не про это я. Про болезнь.
– Ты про рак, что ли?
– Не называй! Ну, можешь?
– Приходилось.
– И как, удавалось?
– Что ты выпытываешь? Спать уже хочу. Я же сказал – могу.
– Тогда… Тогда давай вернёмся, а?
– Это ещё… аааа. Ясно. И кто?
– Парень один. В хосписе сейчас. Талант. Нельзя ему умирать. Не всё написал. Ты послушай!
Девушка прикрыла глаза и нараспев, под какой-то романс начала:
Быть может, в самый первый раз
На лист бумаги строки не ложатся.
Мне тяжело писать для Вас
И этим с Вами навсегда прощаться.
Но всё же, до конца строки
Прочтя моё последнее посланье,
Хоть взглядом, хоть движением руки
Ответьте на невольное признанье.
Была недолгим счастьем дружба Ваша
Я ею больше жизни дорожил.
Но Вы не знали, не догадывались даже,
Что я Вас против воли полюбил.
Мне Вас любить нельзя, я это знаю,
И сердце ваше занято другим.
Простите за прощальное признанье,
Простите, коль обидел Вас я им.
Я ухожу. И от весны к весне
Для Вас я добрым эхом буду
Но Вы не вспоминайте обо мне,
Забудьте, как и все меня забудут.
– Ну как? – поинтересовалась Светлана, немного помолчав после последней строчки.
– Это он тебе написал? – глухо поинтересовался Максим.
– Ты что, ва-а-абще? Я бы уехала, если бы это он мне? Нет, я не его девушка. Я пока кошка – гуляю сама по себе.
– И лишь по весне с котом? – улыбнулся Максим.
– Бесчувственное животное! Сейчас и шутить? Когда он…
– Но ты же сейчас едешь греть эээ ну… все места, "когда он".
– Я не могла его спасти. Ты – можешь! Поехали. Вот, как раз табличка. Сейчас сколько? А вот – когда в обратном направлении. Не получается. Или… Ну, подождём. Поехали, а?
– А предки?
– А…, – махнула девушка рукой, – они поймут. Мама всё отцу разъяснит. Да и, как я поняла, не до меня им будет там, а? Пойдём.
Девушка влетела в купе и начала вытягивать свой чемоданчик.
– Мы выходим и едем назад, ма! – объяснила она свои действия.
– Но ведь… подожди… Да ты с ума сошла! – проняло, наконец, "ма". – Что за блажь! И вы тоже, взрослый уже человек…
– Но ма, я не знаю, о чём ты… Надо же Колю спасать! Николя – поэта. Ну ты же знаешь! А он – кивнула девушка на взрослого человека – он может.
– Вот оно что… А я и не вспомнила…
– Но он же мой одноклассник, а не твой.
– Я бы тоже подумала. Со временем… Хорошо… Вот ключи от квартиры… Вот – от машины… Мало ли… Возьми на расходы. На двоих то нам меньше понадобиться…
А вы, молодой человек… Вы и вправду сможете? Тогда удачи. И присматривайте тем за моей взбаламошницей.
– У тебя просто мировая мать! – проводил взглядом удаляющийся поезд Максим.
– Вся в меня! И отец, кстати, тоже. Ладно. Пока не придёт встречный, пойдём, подремлем в зале. Холодновато здесь.