Максим помнил, как спасал Элен. Тогда он сквозь толщу воды проходил, как и сквозь стену. Поэтому и он, и девушка вновь обрели осязаемую плоть только на гибнущей лодке. Впрочем, раньше и не надо было. Первое, что их поразило – пронизанная голубым свечением тьма. И свечение, словно мириады иголок, тут же впились в их обнажённые тела.
– Радиация, – понял и объяснил Алене Максим. – Плохо, очень плохо.
Не обращая внимания на перекрытые переборки, они поднимались к вершине этой громадины – к капитанской рубке.
– Стой! – вдруг тормознула девушка Максима. – Мне что, опять голышом мелькать?
– Кому что! – бросил Макс. – Ладно. Я наверх, а ты – смотри, во что наряжаться.
Девушка остановилась, желая что-то возразить, но Макс был уже в рубке.
Капитан сидел, откинувшись к стенке. Кроме голубого свечения, командный пункт, казалось, освещался бледными лицами офицеров.
– Связь установить не удаётся. Повреждения слишком серьёзны. Уровень радиации говорит о том, что повреждён реактор.
– Пока только, – усмехнулся капитан.
– Команде не удаётся выправить шахту спасательной капсулы. Более того, под давлением она продолжает…
– Понял. Предложения?
– Вход в реактор заблокирован изнутри предыдущими… добровольцами. Товарищ капитан первого ранга… – хотел что-то добавить докладывающий, но замолчал.
– Хотя бы связь… Последний доклад…
– Где эта ваша… радиорубка? – встрял Максим.
– Это ещё что? – вскочил, казалось, покорившийся судьбе, офицер. – Вы тоже видите? – поинтересовался на всякий случай он.
– Так точно…, – раздались озабоченные голоса вахтенных.
– Где аппаратура связи? Ну, быстрее же!
– Проводить! – распорядился командир, всё ещё мотая головой, пытаясь отогнать видение.
И уже через несколько минут на мёртвом пульте загорелась единственная зелёная лампочка.
– Говорите, капитан. То есть передавайте. Над вами – ваши коллеги, вот им и передавайте. Только коротко, время дорого.
Капитан сухо и кратко доложил через впаявшегося в систему вместо повреждённой аппаратуры Максима обстоятельства катастрофы. Взрыв. Затопление отсеков. Лодка быстро легла на грунт. Нарушен прочный корпус. Затоплены отсеки С, Д, Е. Продуть цистерны не удаётся. Но главное – взрыв в реакторном отсеке. Экипаж в незатопленных отсеках – на местах, за исключением двух добровольцев, вызвавшихся пройти в реакторный отсек для разведки. Судя по всему, заглушить реактор не удалось. Остро ощущается воздействия радиации. Без принятия незамедлительных мер извне, взрыв возможет в самое ближайшее время.
На этом связь была прервана – Максим рванулся к реактору. Дорогу подсказывал поток излучения. Вскоре Максим находился на нижних палубах лодки. Здесь, в темноте, обливаясь потом, жадно хватали ртом воздух почему-то измазанные маслом матросы. В свете индивидуальных фонарей они с удивлением, но без комментариев рассмотрели голого подростка.
– Дайте зайцу что набросить, – скомандовал похожий на цыгана мичман.
– Некогда – отмахнулся Максим. Давайте, лучше…
– Если бы ты знал, как нам некогда! Но всё-же голышом не бегаем. На, одень! Надо человеком оставаться! Ну, что теперь?
– Теперь… Теперь… соображал Максим, натянув брюки и тельник, теперь скажите, как это… нет, где реакторный, чёрт побери!?
– Это пусть капитан – лейтенант проводит. Мы – на вахте, – отказался мичман.
– Ребята… Держитесь… Выберемся…
Пробираясь по тёмным коридорам Максим почувствовал – Алена где-то поблизости.
– Поёдём – пойдём! – оторвал он её от целительства матросов в одном из отсеков.
– Но они уже умирали…
– Теперь продержатся? Погнали вниз, к реактору. Девушка тоже уже была одета в комбез, но Максим, схватив её за руку, потянул сквозь переборки – всё равно темно.
Задраенный реакторный отсек встретил их горячими разъедающими плоть струями радиации.
– Взорвали, – показал Максим на раскуроченный трубопровод. – А вот это – главное.
Вон, видишь стержни. Я читал кое-что. Они вроде бы замедляют реакцию… поглощают нейтроны… Или электроны? Они вверху, трубопровод охлаждения вышел из строя… да нет, вообще взорван, вот реактор и пошёл в разнос.
– Это интересно, но потом! Что сейчас?
– Надо его останавливать. Опустить стержни? Ты видишь, что этот гад сделал? – кивнул он головой на мёртвого капитан-лейтенанта. Он же этот механизм… Ну сволочь же! Как теперь…
– Ты давай, начинай, я присоединюсь.
Девушка вновь взяла его за руку, слегка пожала. И вновь мощным аккордом зазвучали их волны. Но пришла боль. Словно уже не горячие струи воды, а струйки кислоты вонзались всё глубже и глубже в их тела, разъедая все клетки на своём пути.
– Уходи, – просипел Максим, пытаясь высвободить руку. Я сам… теперь уже успею…
Не думал… что…так… больно…
– Не отвлекайся… Вместе… до конца… только быстрее…
Они корчились от боли на полу залитого призрачным светом отсека, с ужасом прислушиваясь к стону раздавливаемой субмарины. Успеть, успеть, успеть. Но что успеть? А затем где-то вдали раздался протяжный торжествующий вой и хохот.
– Не успеваем, – простонал Максим. – Реактор идёт на взрыв. Чувствуешь, как хлещет радиация? Рванёт реактор, потом – боеголовки… Всё! – решился Максим.
Теперь иди.
– Я с тобой.
– Алёнушка… Я не знаю, что будет. Я… только один раз делал это. И то – на секунды… Не знаю, что будет. И без бус…
– Я с тобой. – Алена подползла к Максиму, легла рядом. – Что надо делать? Давай быстрее… А то мы скоро – туда вверх, а эти ребята…
– Встаём. Я помогу. Тогда я… Господи, секунды остались… Я вот так делал…
Максим поднял руки вверх. Глядя на него, сделала это и девушка.
– И что? – прошептала она.
– Поворачиваем всё назад.
– Что…? – она не успела договорить, но поняла в миг зарождения адского огня.
Но за мгновение до этого мига, отсек, лодку охватило другое свечение – сила, более мощная, чем ядерное пламя. И рывками(Максиму казалось в ритм их сердец) возвращалось время назад. Или они проваливались назад во времени? Это было тяжелее, чем тогда, на поляне. Но теперь их было двое. И силища в этой девушке была ещё та. Да, бусы нашли своего настоящего владельца! Ещё. И ещё. Вот уже и обрели плоть добровольцы. И Каин убил Авеля. И режим реактора – в разнос. Но и сам… И здесь – камикадзе? И дальше. Точнее – ещё назад. Вот пошли на дно. " Легли на грунт". Теперь – ещё. И ещё. Вот, пока – нормально. Больше нельзя. Всё, просто нельзя!
Максим опустил руки. Глядя на него, сделала тоже самое, а потом осела на пол Алёна.
– И что мы сделали? – простонала она.
– Вернулись назад. Сейчас надо разобраться с этим…
– Он что, из Аль-Каиды этой?
– Думаю, хуже. Князюшки человек.
– Кого?
– Потом. Пошли. Только, тихо. О нас здесь теперь никто не знает.
– Но я же их лечила!
– Они ещё и не заболели. И эти двое, что были здесь – оба живы.
– Я сама убью этого гада. Потом. Дай сил набраться.
– Отдыхай. Я сам. Боюсь, что он вот-вот начнёт.
– Надо было подальше назад отмотать.
– Нельзя. Чувствовал, что нельзя. Отдыхай. Я аккуратно.
– Всё. Пошли.
Они прислушались. В лодке было очень-очень тихо. Словно вымерли все. Макс осторожно выглянул из реакторного отсека. Нет, там, на дальнем посту кто-то замер над пультами.
– Кажется, это "режимом молчания" называется, – прошептал Максим на ушко девушке.
– Это, когда их выслеживают сверху.
Макс решил "просачиваться", минуя обитаемые зоны – сквозь немыслимые сплетения проводов и механизмов. Остановились они в одной из пустующих кают.
– Надо найти того капитан-лейтенанта, – собирался с мыслями Максим. Страшно болела голова. Ещё бы! Тогда он вообще вырубился, хотя вернулся лишь на несколько секунд. А здесь! Но здесь он был с Алёной. Да-а, силёнок у этой Седой…
А "эта Седая" уже накинула длиннющий китель какого-то капитана второго ранга и смотрелась в зеркало. Ахнула. Взглянула ещё раз. Потянулась к выключателю и несмотря на протестующий жест Макса, включила свет. Максим быстро обмотался одеялом с койки.
– Ты можешь мне сказать, что это? – показала девушка на своё отражение.
– А что? Гм… да, – выдохнул Максим, в свою очередь таращась в зеркало. Оттуда на него недоумённо смотрела физиономия парня лет двадцати. Вон, даже щетина прорезалась. Нет, это был он, конечно он, но старше. И рядом стояла не пигалица, а сложившаяся девушка того же возраста. Очень и очень, кстати.
– Ну, как это понимать? – всхлипнула Алёна.
– Постарели, матушка. Чудеса-то даром не даются, а? Вот, наверное, так расплачиваться и будем.
– Ага! И скоро в стариканов обратимся. Вон, уже у глаз морщинки! – ткнула девушка пальчиком в зеркало.
– Глупости! Как говорил Бендер, "в таком виде вы можете вращаться". Тебе очень идёт.
Максиму новый облик вполне понравился. Да и было с чем сравнивать. Жаль, подрос совсем немного. Ну, не всем же быть двухметровыми шкафами. Правда, злоупотреблять такими фокусами со временем, действительно, не надо.
– Всё. Делом заниматься надо. Пойду на разведку. Ты отдохни, к новому гм… образу привыкни. Если кто войдёт – уходи в стену. Вон в ту. С других сторон – каюты.
– Давай. Подожду здесь. Просто… не хочу возле тебя голой мелькать. Придумал бы что-нибудь.
– Вон, бусами обмотайся. Они всегда с тобой.
– Их хватит, как тебе твоего креста.
– Да ну тебя! – покраснел Максим, скрываясь в одной из переборок. А Алёна, чему-то улыбнувшись, сбросила с себя китель и уже более внимательно начала рассматривать происшедшие изменения. О чём она думала – Бог весть, но судя по всему, настроение у неё от этого не испортилось. То есть…ну, не настолько уж.
Несколько кают Максиму пришлось обминуть – в них отдыхали свободные от смены офицеры. Подвахтенные, что ли? В пустых он прежде всего обращал внимание на кители. Две каюты с капитан – лейтенантами оказались не те. Только в третьей, в тумбочке он нашёл фото с нынешним врагом, некоторые документы. Долго всматривался во взгляд узковатых глаз. Ладно, посмотрим на тебя вживую, Искандер.
Вот только ждать или искать дальше? А если он уже начал? Но где искать? Думай, друже, думай. Он пошёл, то есть, пойдёт в реакторный отсек. Пусть и добровольцем.
Но если бы, к примеру, кок вызвался туда добровольцем? Значит… значит или ядерщик или ремонтник. Нет. По тому, как сноровисто он действовал, всё же не ремонтник. Не трубу заваривал. Ладно, вернёмся поближе к реактору.
Максим действительно нашёл Искандера на посту неподалёку от реакторного отсека.
Они бы и наткнулись на предателя, если бы не пошли кружным путём. Ну, и хорошо, что не наткнулись – неизвестно, что утворила бы скорая на расправу Седая. А сейчас Макс заглянул глубоко в глаза Искандеру и приказал докладывать своему имаму. После получения информации юноша долго не раздумывал. Оставлять в живых такого фаната было невозможно, перековывать – некогда. Да и не хотелось, честно говоря. Память у Макса сохранила и то, чего ещё не было, – перемазанных машинным маслом, умирающих от радиации ребят. Дарить ему мучительную смерть – только освятить последние мгновения жизни фанатика. Поэтому Искандер умер тихо, словно уснув, не успев исполнить свой долг во имя Аллаха. Но был здесь же и ещё один. И не фанат. Сейчас, во время этого… молчания, да? – он наверняка отдыхал. Да и что ещё особисту-политработнику сейчас делать? Заглянем-ка и к нему. И тоже, желательно, без Седой. По-мужски поговорить надо.
– Но я… это же приказ был!
– Преступные приказы не выполняются, правда?
– Но он не преступный! Мы… я… план – выманить их на нас.
– Но зачем?
– Это – не наше… не моё дело.
– А что должен был делать Искандер?
– Значит, знаете. Спрашивать тогда зачем?
Максим, действительно, всё уже знал. Оставалось только, чтобы об этом узнал кэп.
И не со слов неизвестно откуда выбравшегося мужика. Поэтому, войдя в каюту, он прожёг болью довольно грузного замполита и, прежде всего, заставил включить связь с постом командира ракетоносца.
– Работаете неплохо. Но поздновато будет. Они вот-вот будут здесь. А потом ещё и наши подойдут. А потом – рванёт. На весь мир рванёт!
– Да вы похлеще Шакала! Это что, наш родной фанатизм? Зачем?
– А вы не видите? Всё разваливается! Ещё немного – и хана. Всех янки затопчут!
Это – последний шанс!
– Мировая война – последний шанс? Для кого?
– А вот это мы скоро и увидим, молодой человек!
Уже, стараясь не шуметь, выламывали дверь. Поэтому Максим вновь ушёл за переборку, оставив команде обезображенное жуткой гримасой боли и ужаса тело заместителя командира – особиста-воспитателя. В живых его оставлять Максим не решился. Отоврётся и вновь возьмётся за своё. Как всё же интересно! Два фаната противоположных взглядов – и спелись. Точнее, спел их один эээ хормейстер. Скоро свидимся.
– Где-то неподалёку штатовская эскадра. Надо уводить. Как? – спросил Максим, появляясь в каюте.
– И это всё, что ты узнал? – удивилась Алёна. – На, укутайся, – протянула она одеяло.
– Нет, конечно, но сейчас это главное. Фишка была в том, чтобы рвануть лодку под ними. Ты представляешь, что это такое? А если и у них сдетонировало бы? И так на ножах ходим. Полетели бы галушки в обе стороны.
– Но теперь же этого не будет?
– Нет.
– С этим камикадзе разобрался? Он… жив?
– Разобрался. Нет.
– Тогда дальше пусть сами выкручиваются. У нас свои заботы. Пошли!
– Но постой, куда? И как?
– К американцам, попросим, пусть домой отвезут.
– Ты сошла с ума?
– Ты что, не догоняешь? Мы разве не можем попросить как следует?
– Браво! И если попросим, как следует, им не до этой лодки будет! Пошли!
Ещё через час они уже находились на капитанском мостике командира… как у них это классифицируется Макс не знал, но типа Большого Противолодочного Корабля у нас. Тоже ещё та махина. И "капитанский мостик" – это как-то ласково – уменьшительно. Скорее – этакий актовый зал. И судя, по выражению глаз кэпа, такой акт сейчас и начнётся.
– Кто такие? – резко спросил командир на своём родном языке. Алёна с Максом переглянулись. Ещё когда им опускали с вертолёта трос – эвакуатор, они договорились брать команду за жабры очень аккуратно, не ломая дров.
Присмотревшись. А вести первоначальные переговоры будет он, как более знающий английский.
– Мы не отсюда. Нас… в общем, мы на своей яхте… Потом волна – и вот, – Макс развёл руками.
– Никаких яхт здесь минимум, неделю, не было! – отрезал капитан.
– Ну не вплавь же мы!
– Я тоже так думаю. В изолятор. Луис, – ты их быстро разговоришь, потом приду я, послушаю.
– Но господин капитан! По международным правилам, вы должны нас накормить и обогреть, одеть в сухое…
– Последнее уже сделали, так? Теперь небольшое, но искреннее интервью, а всё остальное – потом. Проводите гостей!
И изолятор был здесь попросторнее и пошикарнее. Ну, не подлодка во-первых, а во-вторых – янки это янки. Максим где-то читал, что на фронтах Второй Мировой они, измученные, требовали двойную порцию… спирта? виски? как бы не так!
Мороженного!!! Вот и здесь всё этакое ухоженное, холёное, если хотите. И этот Луис – этакий холёный полукровок. Кстати, а какая у них пайка?
– Мы давно не ели – сообщил Максим дознавателю.
– Слышал, что кэп сказал? Вначале интервью. И не обижайся, малыш, дело есть дело.
– Ладно, – вздохнул Максим, погружая взгляд в карие глаза Луиса.
Через пять минут дознаватель, озабоченно качая головой, поднялся к капитану. Что-то тихо сказал. И старый морской волк, побледнев, рванулся к изолятору. Ещё через пять минут туда же был вызван его старпом, затем – старшие офицеры. Эти, за неимением места, заходили по одному, затем стремглав мчались на посты. Вскоре на посту управления появился и кэп. Флагман эскадры заложил предельно допустимый для него вираж. Подчиняясь приказам флагмана, повторили маневр и другие корабли.
– Ловко! Что такое ты им внушил? – улыбалась Алёна.
– Приказ их президента и некоторые пояснения к нему. Типа, что вот – вот рванёт.
Теперь давай немножечко ужаса – всей команде. Чтобы не скоро очухались. Я вот в парке… Знаешь, такие низкие волны. Ну, мы с тобой, когда лодку искали, слышали, как шторм…
– Поняла. Только ниже, да?
– Только, чтобы с ума не посходили. А то натворят.
Вскоре команда, объятая непонятным ужасом, выжимала из своей громадины предельную скорость. Хотя, ужас был понятен – уже распространился слушок – там, внизу, вот – вот рванёт. И рванёт круто.
В действительности, подводный ракетоносец, услышав удаляющийся шум винтов противолодочной эскадры, тихонечко ушёл из ловушки, в которую попал из-за предателя.
– Теперь пора. Куда летим? – поинтересовался Максим.
– Домой.
– Конечно, домой. Но как? О! Придумал! Пошли!
На мостике на них косились, но вопросов не задавали. Выслушав Максима, кэп дал команду, и вскоре ребята рассматривали эскадру в иллюминаторе вертолёта. Когда корабли скрылись из виду, Макс направился в кабину пилотов.
– Ну вот. И часа не пройдёт, как… Ребят только жаль…
– Что ты ещё учудил?
– Увидишь.
Вертолёт несколько раз менял курс, и действительно, не прошло и часа, как внизу появились силуэты кораблей. Уже наших. Родных. С детства знакомых по всевозможным репортажам. Появление вертолёта – чужака вызвало недоумение. Но не особую тревогу. Рассекая океанские волны неподалёку друг от друга, противники уже насмотрелись чужой техники вдоволь. Да и не боевая вертушка. Чего бы ей здесь болтаться? В общем, дочесали затылки до тех пор, пока вертолёт не сел на вертолётной палубе флагмана. А вот это уже было, конечно, круто!
– Ребят жаль… Сломал жизнь… Тем более, какие они вояки? Так, пацаны, – повторил Максим, выходя из пилотской кабины. – Ладно! – решил он. – По газам – и на базу. Пассажиры оказались вооружены и заставили вас сделать это. Счастливо!
Алёна! Бегом выбираемся!
И пока внимание экипажа переключилось на двух вышедших вояк в форменных комбинезонах, вертолёт взвился вверх и, помахивая хвостом, как нашкодивший щенок, рванулся вы сторону своих. Тормознуть его никто и не пытался. Слишком дико это было. Да и вот эти двое – так уверенно шествуют – может парламентёры какие?
Командующий выслушал доклад хмуро. Он и вообще в такие дела он вмешиваться не стремился. Занимаются рыцари плаща и кинжала своими заботами – флаг им в руки.
Если пересеклись дорожки, то, как у врача – главное – не навредить. Ни им, ни тем более – себе. Какая-то шпана малолетняя под руку подвернулась некстати. "Спецоперация!".
А штатовский вертолёт зачем сюда сажать? А тем более – отпускать? Если бы задержали – куда ни шло. Вроде как спланированная акция. А так – на весь мир опозорили! А посему – "незамедлительно доставить" да ещё "исключить контакты".
Может, тогда сойдёт? Как содействие этим "спецам"? Нет, взглянуть следует. И шторм был кстати. Кое-что мы всё же узнаем! Даже ограничив контакты!
Адмиральская каюта не поражала воображения. Ну, штаб да и штаб. Только что плавучий. И адмирал тоже этаким грозным морским волком не казался. Крепко сбитый невысокий мужик с красным лицом и седыми, по возрасту волосами. Погоны и фуражка – да, впечатляли. А сам – не очень.
– Ну, ребятишки, давайте знакомится – протянул он первым руку и довольно крепко, как-то многозначительно пожал руку Максиму, затем осторожно – Алёне.
– Меня можете величать Сергей Анатольевич, или "товарищ адмирал", это уж как вам удобнее. А к вам как обращаться?
– Максим и Алёна, – за обоих ответил юноша.
– Ну так вот, ребята, отправим прямо в столицу. Поэтому надо вам отдохнуть и подкрепиться. Погода здесь, сами почувствовали, штормовая, пока дальше не полетите. Останетесь здесь, в смысле – на этом корабле. Сейчас вас отведут в кают-компанию, обед уже ждёт, затем определим вас на постой.
Каюта была спартанская, но светленькая и чистенькая, с белоснежным бельём на койке, небольшим аккуратным шкафчиком и тумбочкой. Ничего лишнего. Да и не надо.
Максим снял подаренную штатовскую форму и блаженно растянулся на кровати. Шторм всё же раскачал и эту махину. И сейчас подросток, словно на качелях поднимался – опускался, раскачиваясь одновременно и в стороны. Ему то ничего, а как Алёна?
После очень вкусного обеда их развели по каютам, предложив отдохнуть до вечера.
А там, мол, посмотрим, чем вас занять. Вроде девушка в вертолёте чувствовала себя ничего. Хотя болтало ощутимо. Но кто его знает? Макс было приподнялся, но посмотрев на одежду, поморщился. Опять одеваться? Да и в конце концов, чем он ей поможет? Он опять лёг, но заснуть не мог. Слишком долго он искал эту девушку, чтобы оставить одну. Да и суматошная она какая-то. Опять во что влезет. Вздохнув, Максим всё-же оделся и вышел в пустынный коридор. Конечно, в такое время все заняты. Тихонько открыл каюту девушки. Та, оказывается, морской болезнью не страдала и уже крепко спала. Юноша долго смотрел на это спокойное сейчас личико и вспоминал всё, что узнал об этой девушке. Наивняк! Такому ещё ребятёнку – и такие испытания. Впрочем, уже не ребятёнку. Да и таланты какие! "Гм, таланты", – вспомнил кое- что из личного опыта общения с ней Максим. Ведь сколько из-за неё перемучился! Надо было бы хоть высказать ей, что по этому поводу думаю. Ай, не буду. Пусть сама прочувствует. А я… я ведь зла на неё не держу, правда? И потом… потом она – единственная из его мира. Того мира. Это как… как… нет, не сравнить. Ни с чем не сравнить! Нет, конечно, ещё отец, ещё Настя, может, ещё кто. Но пока, рядом – она единственная. А ещё – было просто очень жаль эту измученную девчушку. И эта жалость, соединившись с великодушием, пройдя через юное сердце, превратилась… нет, пока что в пронзительную нежность. Захотелось вдруг укутать её в своё поле, взять на руки и просто нести. И даже не по волнам, а просто по зелёному лугу. И чтобы вверху цвенькал жаворонок, и тонко пахли полевые цветы. А она чтобы улыбалась, и в её глазах отражалось бы небо. А он поднимет пух с одуванчиков и будет этим пухом нежно гладить её по этой милой мордашке. Максим рванулся в свою каюту, содрал с койки постель и перетащил её на пол в каюту Алёны. Заснул он улыбаясь, представляя, какие чудеса он придумает для девушки, когда всё это кончится.
Вымотавшиеся ребята проспали и вечер, и ночь. К утру шторм не утих, но лётчики гидросамолёта пообещали взлететь. На противоположной стороне маршрута погода вообще была приемлемая. Поэтому гостей пришлось-таки будить. Максим, пока Алена не проснулась, кинулся с постелью в свою каюту – могла ведь и неправильно понять!
Но это оказалось зря. Уже за столом в пустующей кают – компании, Алёна, наслаждаясь ароматным кофе, поинтересовалась, что означает его присутствие в каюте "беззащитной девушки".
– Просто не хочу тебя больше терять, – не принял шутливого тона Макс. Он уже закончил завтрак и вытирал салфеткой губы. Проследив за этим движением, Алёна потрясла головой, отгоняя несвоевременные мысли. Уго… Фернандо… Нет, у этого не такие большие, но они… они тоже пухлые и… пропорциональнее, что ли. Даже у Дика… Она вновь помотала головой, отгоняя неуместные воспоминания.
В коридоре, по пути к командной рубке Максим вдруг шёпотом произнёс:
– Если нас опять… разбросает, давай встречаться в Питере на почтамте. У седьмого окна.
– Почему…???
– Потом.
Командующий встретил нашу парочку очень сдержанно.
" Что – то всё же разнюхал, старый хитрец", – понял Максим.
Он не угадал. Ничего никто не разнюхал. Просто майор – особист, направил свою шифровку "кому следует". Оттуда несколько раз уточняли возраст неожиданных визитёров, после чего продублировали приказ срочно доставить гостей "в центр". А командующему – писать рапорт о причинах "вопиющего разгильдяйства". Адмирал, прочитав указание, смачно, по-матросски, выругался.
– Я ему ничего писать не буду! Не подчинён! Их пацанва, пусть они и докладывают!
Что узнали?
– В каютах они ни о чём не говорили. За столиком парень сказал, что не хочет её больше терять, – доложил офицер, принесший донесение.
– Не из болтливых. Или микрофоны…?
– Нет. Действительно спали.
– Свободны!
Объяснения происшедшему адмирал так и не придумал, поэтому и встретил холодно.
Более внимательно присмотрелся. Ну, юноша и девушка. Приятные лица.
Пропорциональные фигуры в этих штатовских комбезах. Переодеть надо бы. А вот в глазах… Адмирал, уже давно существуя возле вершины Олимпа, отвык от таких прямых, светлых, свободных взглядов.
– Надеюсь, качка не помешала вам хорошо отдохнуть? Подкрепились? Тогда в путь.
Что, нравится? – перехватил он удивлённый взгляд Макса, осматривающего просторную, если не сказать большего, командную рубку атомохода.
– Не-а. Неуютно. Как на площади. У американцев тоже. Другое дело в кабине самолёта…
– Ладно – ладно. У каждого свои слабости.
– Нет, ну на самом деле. Ужать в два раза, и то…
– Мы обязательно учтём ваши пожелания при проектировании следующего корабля. А тут, увы… Поздно.
– Извините, – признал, что зарвался, Максим.
– Вам выдадут нашу форму. Как-то не совсем в американской-то?
Теперь с ними летел и сопровождающий – хмурый молчаливый капитан третьего ранга.
– Как ты думаешь, почему вокруг нас так много именно майоров? Этих, капитанов третьего ранга?
– Ну, не знаю, как тут у них, а отец говорил, что вообще-то – это предельное звание для исполнителей. Дальше – отцы-командиры. Поэтому майоры – наиболее ответственные исполнители, наверное.
Ответственный исполнитель сел на самом краю противоположной, вдоль всего борта, скамьи, у задраенного уже люка.
– Во даёт! Сторожит! Мы что, без парашютов сиганём? – шепнул на ухо девушке Максим. Вскоре взревели моторы, и самолёт запрыгал на довольно солидной волне.
Разбег был крайне неприятен – от ударов волн ёкали все внутренности.
– Ничего – ничего. Это недолго, вот на редан станет… – успокаивал Алёну Макс.
– Ты так много знаешь, что лучше бы помолчал иногда… А то совсем дурочка…
Думаешь, я поняла? – морщилась от толчков девушка.
– Ну, это как у глиссеров…
– А, ну тогда конечно. Так бы сразу и сказал! А то я думала, на что он там станет? А если как у глиссера… А глиссер – что-то среднее между клейстером и кляссером? И миксером?
– Ну, извини, не обижайся… Вот и всё. Оторвались.
Некоторое время в иллюминаторе были видны волны, затем всё растворилось в дымке.
– Полёт как я понял, будет долгий – вон, ребята сухпаем решили поделиться.
– Спасибо, – приняла девушка немудрёное угощение. – А долго лететь, товарищ эээ капитан?
– Капитан – лейтенант, – улыбнулся лётчик. – Лететь долго. Как, не укачивает?
Имейте в виду, на курсе ещё поболтает.
– Долго, это сколько? – поинтересовался Максим.
– Долго, это – долго, молодой человек.
– Ну, для кого как. Для моего отца, например долго, – это двадцать пять часов полёта.
– Это если только на " Медведе". Лётчик батька, значит? Ну, у нас не такие мерки, но часа три потерпите.
– Лётчики, они очень порядочные люди. А морские – вообще, – поделился Максим своими убеждениями, когда пилот скрылся в кабине.
– Почему это "вообще"?
– Знаешь, ни море, ни небо не терпят всяких сволочей. Да и служба нелёгкая. А военные лётчики – они служат и небу и морю. Поэтому и вообще.
– Влюблён ты, я вижу, в авиацию.
– Я вырос, практически, на аэродроме. Это как инстинкт, вы уже проходили? Кого цыплёнок или там гусёнок первым увидит, выбравшись из яйца, того своей мамой и считает. За тем и топчет.
– Это я и без школы знаю. Дома видела.
– Ну вот. И я такой… эээ – Цыплёнок? Или гадкий утёнок? Хотя нет. Гадким ты никогда не был, – лукаво посмотрела на юношу Алёна. – Наверное, с первого класса нравился девочкам.
– Ай, я же про то, что авиацию люблю, – покраснел Максим.
– А девочек, значит, нет? Ладно, врунишка. Так что там с авиацией?
– Ай, тебе неинтересно. Лучше вот что. Ты расскажи, пока летим об этом твоём друге, который тебя на меня натравил.
– Да видела я его так… недолго. Занятой человек. Да и не он натравил. Мы с ним в купе одном ехали…, – начала рассказ девушка. Максим внимательно слушал, временами поглядывая в иллюминатор. Гул двигателей всё же мешал, и девушка неосознанно всё ближе тянулась к уху Максима и скоро начала щёкотать его своим дыханием. Но ни ему ни ей было не до этих внешних раздражителей. Ну, почти не было. Алёна переосмысливала происшедшее, а Максим сопереживал душевным мукам, пережитым девушкой. Она, начав с поезда, не могла сразу перепрыгнуть в воспоминаниях в высокий кабинет. В принципе, это было ещё и оправдание перед Максом.
– Вот, после этого я и… рванулась. А они – ещё и помогли.
– Ну правильно, снарядили томагавк ядерной головкой и направили по курсу.
– Как?
– Ну, крылатая долбешка такая. У американцев. Её запрограммируют, пустят и она уже прёт, ни о чём не задумываясь.
– Ну Макс, ну прости, а? Или я всю жизнь оставшуюся буду перед тобой виновата? И потом… ты же жив. И… и ты сам сказал, что "там", ну наверху, я тебя, как бы вылечила… А меня теперь кто? Я не хочу теперь двадцатилетней старушенцией.
– Ай, нашла о чём! Я о другом толкую. У тебя такая власть над людьми! Разве можно вот так! Да не со мной, а вообще.
– Если вообще – то можно и нужно! Не убедишь. Конечно! Тебя не убивали, не насиловали, не предавали! И ты добренький! Только лечишь! Исусик!
– Из всего, что ты сказала, меня только что не насиловали… И убивали, и предавали. И я тоже убивал. Мы просто мало знаем друг о друге. Поэтому не кипятись.
– Ты тоже мне здесь морали не читай!
– Давай, лучше, начни с начала и по порядку.
И Алёна рассказала юноше свою жизнь. Точнее – известный нам отрезок. Под стать этой странной судьбе погода действительно испортилась, иллюминаторы заволокло какой-то мглой и гидросамолёт начало кидать вверх – вниз, как судьба – эту девушку. Но Макс, получивший в наследство от отца прекрасный вестибулярный аппарат и Алёна, захваченная воспоминаниями, переносили это без проблем.
– Помню ещё, как растворялся ты. Знаешь, просто как…нет не буду. А у самой… не то чтобы без сознания, а словно в какой-то…смоле, что – ли. Звуки какие-то доходят, темно, пошевелиться не могу. Вроде и не дышу, и не думаю. Но и не умерла, точно. Как… наверное, как дерево зимой. А потом – свет, жар, боль, рядом- обгоревший мужик. И твой крест обжигает грудь… Всё. Теперь твой черёд – заявила девушка, наклоняясь к уху Максима.
– Не понял?
– Ну, полёт долгий. Давай, выкладывай свою биографию.
– Это неважно. Лучше обсудим твою. Вот скажи…
– Шшшас! Давай выкладывай! А потом обсудим.
– Но…
– Так, молодой человек! Вы ещё передо мной не оправдались, а пару мелких фокусов – не в счёт! И чтобы у меня не возникло желания вас… эээ… примерно наказать, валяйте оправдательную речь.
– Хорошо, – сдался Максим.
Его повествование, с некоторыми купюрами, касающимися… ну вы поняли чего, тоже заняло немало времени.
– Но куда уж мне до тебя – закончил Максим свой рассказ. – Ни Амазонок тебе, ни пирамид, ни чудовищ разных.
– Зато ты спас столько людей!
– Но ты ведь тоже! У этого отшельника ты сколько пробыла?
– Ну, всю зиму.
– Наверное, тоже многих вылечила, пока этот Крокодил… ты понимаешь, зачем?
– Прилетим, спросим, – с угрозой произнесла Алёна.
– Я думаю… думаю, спрашивать уже ничего не надо. Лишь бы дров не наломать…
– Ты не по годам мудр! – съязвила Алёна. – А почему, – вспомнила она – а почему рандеву – в Питере, да ещё именно у какого – то седьмого окна?
– Ну, в столице не стоит болтаться порознь. А до Питера и добраться несложно – чаще транспорт ходит, чем куда. И город большой. Значит, и почтамт солидный.
Никто внимания не обратит. Кстати, – спохватился он. У тебя есть какое-нибудь сокровенное слово. А то вдруг опять, как со мной. И не узнаем друг друга.
– Типа пароля? Хорошо… Пусть будет "Дик".
– Даже так? Тогда у меня – Ирина Сергеевна.
– Это ещё кто?
– Учительница.
– Первая?
– Ну… в некоторой степени…
– Да ты ещё тот тихоня!
– Алёна… Ну, без комментариев, того, что было. Хорошо? – взмолился Максим.
– Хорошо… Пока. Но придёт время…, – лукаво покосилась девушка на Максима.
Потом спохватилась, что кокетничает и перешла на деловой тон.
– Ты уже, наверняка, обдумал, что будем делать?
– Сначала надо как-то успокоить отца. Найти того, кто действительно наехал на ребят тогда, на тракторе. Очень странное дело. Нет, на это есть Холера. Нам надо…
– Нам надо кончать с Крокодилом! Это же всё он! Теперь и я понимаю! И даже подлодка эта – его делишки. Чего ждать?
– Не знаю. Думаю есть кто-то и над ним. Уж слишком откровенно Крокодил твой нарисовывается. Может, Сам? И потом… Есть ещё одно дельце. Не выполнил я одно обещание.
– А ты думаешь, мой Крокодил нас отпустит?
– А зачем нам к нему вообще идти?
– Бедный майор, – поняв намерения Максима, покосилась на сопровождающего девушка.
– Да нет. Я думаю, он только до суши. А там нас будут сопровождать другие серьёзные дяди.