- Это одно и то же, - ответила она, спокойно.
- Объяснитесь.
- Если вы хотите большей боли, то я могу вам помочь и в этом. Это тоже услуга.
"Проницательность это, или словесная игра?" - недоумевал я. Наступило молчание.
- Вы свободны? - спросил я.
- Нет. Вы знаете, что я замужем.
- Я не про то. Свободны ли вы сейчас? - огрызнулся я.
- Мне надо накормить Аллота. Я вам сказала, что он в гипсе.
- И вы не можете пропустить?
- Могу пропустить, - пробормотала она сумрачно.
Когда мы вошли в ресторан и я увидал домотканые скатерти, {117} то все внутри меня сжалось. Но не только я не хотел побороть боль, но еще мне казалось, что надо ее разжечь.
- Как вам нравятся эти скатерти? - спросил я.
- Довольно безвкусно, - произнесла Зоя, равнодушно, - и при чем сейчас скатерти?
- Я объясню за завтраком.
Столик, за которым мы обедали в первый раз с Мари, был занят, и мы сели за другой, симметрично расположенный. Я предложил Зой выбрать что ей нравится, но она еле взглянула на карточку.
- Вы безразличны к хорошей кухне? - отнесся я.
- Нет, но сегодня у меня не то в голове.
- Голова тут не при чем. Кухня касается желудка.
Зоя промолчала.
- Конечно, - продолжал я, со злобой, - ни рубцами, ни осетриной, ни пшенной кашей голову не кормят. Голове нужно другое.
- Да.
- И душе тоже, - добавил я с возраставшей злобностью. - Не все ли равно душе, что на тарелке: вобла или сливки? И не безразлично ли в каком порядке будут это есть?
Пока расставляли приборы, пока откупоривали и наливали выбранное мною вино, пока раскладывали закуски, мы молчали. Метрдотель, попытавшийся было проявить любезность, определив наше настроение, не настаивал. Когда он отошел, Зоя тихонько промолвила:
- Если бы все, что мне пришлось выслушать, сказал кто-нибудь другой, я ушла бы.
- Почему для меня исключение?
- Вы знаете.
- Как раз я не все знаю.
- Почему я терпелива - вы знаете. Род предчувствия подсказал мне, что решительная минута не далека. "Надо приготовить фотографический аппарат", подумал я и сказал:
- Это правда. Вчера вы предложили мне "даже молчать".
- Что вам от меня надо? - воскликнула она. И было в ее интонации столько муки, что я широко открыл двери в прошлое и позвал ее за мной туда последовать.
- Мне надо узнать от вас все подробности, - произнес я.
Зоя закрыла глаза. Я припомнил, как тут, в этом самом ресторане, с безвкусными, но мне так тогда понравившимися, скатертями, опускала ресницы Мари.
- Подробности обо мне, или о Мари? - спросила Зоя, шепотом. Я встал, обошел кругом столика, сел рядом с ней на диванчик, обнял ее плечи, тихонько ее к себе прижал... Мне казалось, что я соблюдаю некий злотворный ритуал, и это мне было удовлетворительно.
- И о вас, и о Мари, - произнес я. Зоя замерла и прошептала:
{118} - Мне было немного больше тринадцати лет, я вам про это уже говорила.
- А Мари?
- И Мари. Он мне сам рассказал. Она была первой и он приводил мне ее в пример, чтобы я не боялась. Он говорил, что так бывает почти всегда.
- Мари знала, что вы существуете?
- Нет. Но я о ней знала. Я уже вам говорила, что я все знаю, что я слишком много знаю.
- Что он о ней рассказал? Точно.
Зоя молчала.
- Я хочу знать все. Вы предложили взвалить на меня тяжесть. Я жду.
Зоя продолжала молчать.
- Говорите, - требовал я. Я был в состоянии близком к тому, которое перенес в сквере.
- Он утверждал, что ничего не может ей обо мне сказать потому, что она его падчерица, и что...
Она не договорила.
- Не понимаю... - начал я, но Зоя меня оборвала:
- Оставьте! Оставьте! Я не могу!
Отстранив руку, которую я держал на ее плече, она чуть-чуть отодвинулась, но почти тотчас же снова прижалась.