— Дебби, на четвертой линии «Лейпцигер банк»!
— Что еще за- «Лейпцигер банк»? — не поняла Дебби. — Скажи, пусть катятся к черту, мы заняты.
«Лейпцигер банк»? Интересно, подумал я, что от нас хочет эта темная немецкая лошадка?
— Карен, я с ним поговорю! — крикнул я.
— Доброе утро. Говорит Гюнтер. Как у вас погода? У нас отличный день.
— Доброе утро, — ответил я. Кончай попусту болтать, Гюнтер, мысленно добавил я, переходи к делу. После еще двух-трех ничего не значащих фраз Гюнтер поинтересовался, не слышал ли я об облигациях компании «Джипсам оф Америка».
— Слышал. Больше того, у меня на два с половиной миллиона долларов облигаций этого выпуска.
— Отлично. Мой трейдер предлагает по девяносто шесть. Уверен, это очень выгодное для вас предложение.
Ничего себе предложение! По меньшей мере на два пункта ниже рыночного курса!
— Послушайте, Гюнтер, — ответил я, — сейчас у меня на связи один из моих коллег. Он собирается продать эти облигации одному нашему старому другу по девяносто девять. Если вы сейчас же предложите девяносто девять с половиной, я продам их вам. В любом другом варианте вы их больше никогда не увидите.
— Дайте мне подумать хотя бы час, — взмолился потрясенный Гюнтер.
— Могу дать только пятнадцать секунд, — ответил я.
Последовало молчание. Через тринадцать секунд в трубке снова зазвучал голос Гюнтера:
— Хорошо, хорошо, мы покупаем девятипроцентные «Джипсам оф Америка» с погашением в 1995 году на два с половиной миллиона по курсу девяносто девять с половиной.
— Принято, — сказал я.
— Благодарю вас, — ответил Гюнтер. — Надеюсь на более тесное сотрудничество в будущем.
Как бы не так, подумал я, и положил трубку.
— Черт возьми, как тебе удалось заставить его раскошелиться на девяносто девять с половиной? — спросила Дебби.
— Я решил, что такая контора, как «Лейпцигер банк», может скупать эти облигации только по одной причине — если она является местным банком компании ДГБ. А раз ДГБ позарез нужно скупить облигации «Джипсам», она может себе позволить платить подороже. Ты хоть раз в жизни видела дельца, который, предлагая тебе бумаги по курсу девяносто шесть, готов заплатить за них девяносто девять с половиной? При случае напомни, чтобы впредь я не имел с ним никаких дел.
— Итак, сколько мы заработали? — спросила Дебби.
— Мы купили этих облигаций на два миллиона по курсу восемьдесят два и продали на семнадцать с половиной пунктов дороже, — прикинул я. — Значит, мы заработали триста пятьдесят тысяч долларов! Неплохо. И к тому же избавились от нашего пакета на полмиллиона. Любопытно, какой курс будет у наших акций, когда в игру вступит Нью-Йорк?
Дебби, казалось, не разделяет моего энтузиазма.
— В чем дело? — спросил я.
— Кто-то должен был знать о готовящейся продаже компании, — сказала она.
— Конечно, кто-то знал, — согласился я. — Кто-то всегда знает. Так устроен мир.
— Может быть, нам не стоило покупать эти акции, — засомневалась Дебби.
— Почему не стоило? Мы понятия не имели, что кто-то проглотит «Джипсам». Мы догадывались, но вовсе не были уверены. Мы не нарушили ни одного правила.
— Но ведь кто-то знал. Иначе почему бы курс акций так резко взлетел?
— Послушай, — возразил я, — Ты — наш юрисконсульт. Ты знаешь правила и законы. Мы их нарушили?
Дебби на минуту задумалась.
— Формально не нарушили.
— Вот и хорошо. А теперь дай мне пару бланков регистрации, я запишу результаты операции.
Следующий день, среда, получился сумасшедшим. Мне нужно было составить отчет для одного из наших клиентов, но результаты моих расчетов никак не сходились с теми цифрами, которые должны были получиться и которые я знал наизусть. Во второй половине дня я битых два часа просидел над колонками цифр, пока не нашел ошибку. Оказалось, мне дали неверные исходные данные. Проклиная себя за глупость, я отправился наверх, в административный отдел, чтобы показать его сотрудникам их ошибку. Теперь мне предстояло начинать все расчеты сначала. На это уйдет несколько часов, к тому же меня будут постоянно отвлекать торговые агенты. Значит, мне повезет, если я закончу работу до полуночи. Дебби вызвалась мне помочь, и я охотно согласился. Даже работая вдвоем, мы освободились только в восемь вечера.
Я положил готовый отчет на стол Карен. Утром его можно будет отправлять клиенту. Мы с Дебби перекинулись взглядами.
— Отметим? — предложила Дебби.
— Почему-то я был уверен, что ты предложишь что-нибудь в этом роде, — сказал я. — Куда пойдем?
— Ты был на том корабле на Темзе? Знаешь, возле станции метро «Темпл»?
— Корабль так корабль, — согласился я. — Подожди, я возьму портфель.
— О, ну хоть сегодня забудь о своем портфеле! — не вытерпела Дебби. — Дома ты его даже не откроешь и завтра снова принесешь сюда. Разве я не права?
— Э-э…
— Пойдем!
Перед уходом я осмотрелся. В офисе еще оставались Роб, игравший со своим компьютером, и Хамилтон, который неторопливо рылся в огромной кипе бумаг. Что касается Хамилтона, то его часто можно было застать в офисе в столь, позднее время, но Роб крайне редко задерживался после шести. Начинало смеркаться, и в окна операционной комнаты били почти горизонтальные красные лучи заходящего солнца. Они яркой полосой отделили серые и черные громады Сити от темнеющего неба.
— Собирается дождь… — неуверенно заметил я.
— Черт с ним, пойдем.
Дождь закапал, как только мы ступили на палубу бывшего корабля, а теперь плавучего ресторана. Мы заняли столик в главном салоне и через иллюминатор поглядывали на серые волны Темзы, бегущей к Вестминстеру. Вокруг шестов, воткнутых в дно реки рядом с кораблем, закручивались сильные водовороты. В огромном городе в конце двадцатого столетия было странно наблюдать за этой дикой, необузданной стихией. Конечно, человек научился строить каменные берега и сложнейшие барьеры, чтобы направлять поток в нужное русло, но он никак не мог остановить его.
Потом дождь полил сильней, капли разбивались о волны, река, город и небо окрасились в один темно-серый свет. Поднялся ветер, и корабль с негромким скрипом закачался на волнах.
— Бр-р-р, — поежилась Дебби. — Трудно поверить, что сейчас лето. А здесь очень уютно, правда?
Я осмотрелся. В обшитом полированным деревом неярко освещенном салоне за столиками, вытянувшимися двумя рядами, разрозненными группками сидели немногочисленные посетители. В углу собралась чуть большая компания любителей выпить. Действительно, раскачивания и скрип корабля, приглушенный шум непринужденной болтовни, влажный, но теплый воздух создавали здесь особый уют.
Мы заказали бутылку санчерре. Официант мгновенно принес вино и розлил его по бокалам. Я поднял свой.