Но захочет ли этого Кэти? Пережить отказ будет нелегко. Очень нелегко.
Мы подъехали к штаб-квартире «Финикс просперити». Все здание в буквальном смысле слова сияло на солнце. Похоже, оно было построено из того же стекла, что и солнцезащитные очки, в которых можно увидеть собственное изображение. Гигантская сверкающая коробка возвышалась над смешением из бетона, асфальта, дерева и пыли, которое составляет первый этаж любого современного американского города.
Такси остановилось возле автостоянки, оказавшейся на три четверти пустой. Я вышел и направился к главному зданию «Финикс просперити». Оно произвело на меня устрашающее впечатление. Рядом шумела оживленная автотрасса, но возле самой гигантской коробки царило пугающее спокойствие. Никто не входил в здание, никто из него не выходил. Оно напомнило мне одно из тех секретных дьявольских сооружений, которые появлялись в конце каждого второго фильма о подвигах Джеймза Бонда. Я почти готов был к тому, что меня встретит бесстрастный робот в экзотической униформе. Действительность оказалась более прозаичной: толстый охранник неохотно оторвался от газеты и жестом показал, что я могу пройти к лифтам.
Отдел инвестиций находился на третьем этаже. Секретарша предложила мне подождать, и я опустился в одно из четырех кожаных кресел, теснившихся одно к другому посреди просторной и почти пустой приемной.
В ожидании я взял лежавший на журнальном столике годовой отчет банка «Финикс просперити». На обложке красовалось здание штаб-квартиры банка на фоне неестественно голубого неба. Лозунг над фотографией гласил: «Приносит процветание». Я полистал брошюрку. В ней подробно расписывалось, как «Финикс просперити» помогает обществу. Я узнал, что в Финиксе и окрестностях работают двадцать филиалов банка.
Под одной из статей стояла подпись исполнительного директора банка, некоего Говарда Фарбера. В статье он упоминал о тех финансовых трудностях, с которыми банк столкнулся два года назад, и о том, что благодаря вливанию капитала извне в конце концов удалось выправить баланс. Ни слова о том, из какого источника вдруг полились эти деньги.
Я бегло просмотрел баланс. Капитал банка за два года вырос с десяти до пятидесяти миллионов долларов. Должно быть, сказалось то самое вливание. Оборотные средства тоже резко возросли — от ста миллионов два года назад до пятисот миллионов долларов сейчас. Снова нигде ни малейшего намека на то, откуда взялись деньги. Может, Джек просветит меня.
Как раз в этот момент в приемной появился Джек Салмон.
— Привет, Пол. Рад вас видеть, — сказал он, протягивая руку.
— Мне тоже приятно с вами встретиться, — сказал я, отвечая на рукопожатие.
— Пойдемте, я вам все покажу.
По узкому коридору Джек провел меня в просторный кабинет, посреди которого стояли четыре полностью оборудованных рабочих места.
— Садитесь, — пригласил меня Джек.
— Итак, объясните мне, чем вы занимаетесь целый день, — начал я.
— Вы знаете, как работают ссудо-сберегательные банки? — вопросом ответил Джек.
— Примерно так же, как наши строительные общества? — предположил я.
— Что ж, многие начинали именно так, — согласился Джек. — Это были небольшие сберегательные банки, обслуживавшие только местных жителей. Их фонды позволяли выдавать ссуды под залог. Все было очень консервативно, очень скучно.
— Вы не похожи на клерка, который дни напролет пишет закладные, — заметил я.
Джек усмехнулся.
— Я не пишу. Несколько лет назад государственный контроль над ссудо-сберегательными банками был отменен. Теперь мы можем инвестировать деньги куда угодно — в перепродаваемую недвижимость, в еврооблигации, даже в бросовые облигации. Мы можем участвовать в инвестировании любых интересных проектов.
— Но какой смысл вкладчикам оставлять деньги у вас, если вы собираетесь пустить их в рискованные операции? А если ваши инвестиции не оправдают надежд? Ваши вкладчики потеряют все.
— Вот в этом-то вся прелесть, — с улыбкой возразил Джек. — Сохранность всех вкладов гарантируется правительством США, а именно Федеральной корпорацией по страхованию счетов в ссудо-сберегатеяьных ассоциациях. Мы можем брать сколь угодно крупные займы и играть ими так, как нам вздумается. Вкладчика это не волнует, потому что он может положиться на гарантии дядюшки Сэма. Все очень просто.
— А как же с держателями акций? Ведь они-то точно могут потерять все?
— Да, вы правы. Но потенциальная прибыль огромна. На каждые десять миллионов инвестиций они могут взять займов еще на девяносто миллионов, опять-таки с правительственной гарантией. Значит, при удачном вложении займов они могут заработать в несколько раз больше их первоначальной инвестиции. Соблазн очень велик, особенно если они могут себе позволить в случае невезения потерять вложенные на первом этапе деньги.
Так вот то, что я искал! «Денежный станок дядюшки Сэма» оказался американской системой ссудо-сберегательных банков! На схеме Вайгеля сорокамиллионная инвестиция означала вклад «Тремонт-капитала» в ссудо-сберегательный банк. При наличии правительственной гарантии на займы эти сорок миллионов нетрудно превратить в несколько сотен миллионов долларов. И даже если банк потерпит неудачу, то «Тремонт-капиталу» придется просто отказаться от выполнения обязательств по своим облигациям. Это был еще один «новаторский метод финансирования», которым мог бы гордиться даже сам Маршалл Миллз. Мне было нетрудно догадаться, какой денежный мешок купил «Тремонт-капитал». Я надеялся, что Джек подтвердит мои догадки.
— В приемной я читал ваш годовой отчет, — сказал я. — Там упоминается, что год-два назад было произведено значительное вливание капитала. Вы не можете раскрыть мне его источник?
— Прошу прощения, но, к сожалению, этого я не могу сказать.
Ладно, подумал я. Возможно, позже я сам это выясню.
— Расскажите мне о самых интересных инвестициях, — попросил я.
— О, мы вкладываем в недвижимость, в бросовые облигации, в один тематический парк, даже в одно казино.
— Казино? Интересно. Возможно, это именно то, о котором мне так много говорили.
— О, это действительно изумительное заведение в Лас-Вегасе, — начал Джек и тут же осекся. — Прошу прощения, боюсь, меня не поймут, если узнают, что я рассказал вам о казино. Достаточно, если я скажу, что это грандиозная операция. В самом деле грандиозная.
Я был уверен, что Джек умирал от желания похвастать особенно выгодным вложением. Не только я сожалел о том, что он не может всласть поболтать о казино.
— Очень интересно. Уверен, вы можете рассказать мне в общих чертах, не называя имен.
Я мог бы добавить, что имя инициатора мне уже известно.
— Это колоссальное предприятие. Мы наняли превосходного проектировщика, чтобы построить одно из лучших, если не лучшее, казино в стране. Строительство практически завершено. Нам осталось только ждать, когда будет закрыто финансирование бросовых облигаций и мы получим свои деньги.
— На какую прибыль вы рассчитываете? — поинтересовался я.
— Процентов сто, — улыбаясь, ответил Джек.
— Ого! Неплохо, совсем неплохо, — отозвался я.
Итак, «денежный станок дядюшки Сэма» брал деньги местных вкладчиков, обеспеченные государственным поручительством, и использовал их для строительства «Таити» Ирвина Пайпера. Теперь меня интересовал другой вопрос — кто стоит за инвестициями «Финикс просперити»? Надо думать, Джек Салмон не мог быть мозгом операции.
— Вам заранее говорят, во что нужно инвестировать деньги, или вы можете делать все, что считаете нужным? — спросил я.
— Бывают разные ситуации, — объяснил Джек. — Иногда мне говорят, какие бумаги нужно покупать. Иногда боссы принимают мое предложение. Кажется, они ценят мое мнение. Знаете что? У меня из головы не идет эта компания «Фэруэй». Вы не поможете мне купить их облигации? Я намерен приобрести на пять миллионов.
— Я бы с удовольствием, — сказал я, — но, думаю, мне лучше понаблюдать со стороны. А вы действуйте.
— Хорошо. Подождите минутку, я позвоню боссу.
Джек набрал номер и с телефонной трубкой отошел так, чтобы мне ничего не было слышно. До этого момента он был обыкновенным хвастуном, теперь даже его поза говорила о послушании, полном подчинении. Мне он напомнил щенка, который ждет пинка от своего хозяина. Через несколько минут очень серьезного разговора, во время которого Джек большей частью слушал, он положил трубку.
— Уф! Мое предложение очень понравилось, — возбужденно сверкая глазами, сообщил он. — Он сказал, чтобы я покупал не на пять, а на двадцать миллионов. Наконец-то боссы начинают меня ценить. Итак, приступаем.
Щенок завилял хвостом. Неожиданно хозяин бросил ему кость.
Я наблюдал, как Джек покупает на двадцать миллионов долларов облигаций «Фэруэй». Несмотря на все его заверения об огромном опыте работы на рынке, Джек действовал крайне неумело. Покупать бросовые облигации на такую большую сумму нужно очень осмотрительно. Я мог себе представить, как на его месте поступил бы Хамилтон. Сначала он потихоньку разузнал бы, у кого из дилеров есть нужные ему облигации. Он тщательно замаскировал бы свои намерения, бросив несколько «копченых селедок», то есть сделав такие отвлекающие маневры, после которых никто из дилеров не смог бы с уверенностью сказать, чего же именно он хочет. Лишь когда Хамилтон найдет дилера, который мог бы продать ему если не все, то хотя бы большую часть облигаций по самой низкой цене, он раскроет карты этому дилеру и скажет точно, что ему нужно. После этого дилеру останется только попотеть, чтобы потихоньку выкупить облигации у своих клиентов, не тревожа без нужды рынок.
Но Джек определенно не был Хамилтоном. Для начала он поговорил с десятью брокерами о цене на эти облигации и купил па два миллиона у каждого из трех, предлагавших самую низкую цепу. Пока все шло вроде бы нормально. Проблемы возникли, когда Джек попытался выкупить облигации на оставшиеся четырнадцать миллионов. К его удивлению, их курс уже подскочил на три-четыре пункта. Все дилеры поняли, чего хочет Джек; хуже того, каждый дилер знал, что всем его коллегам это тоже известно. До обеденного перерыва Джек главным образом пререкался с дилерами, обвиняя их в том, что они намеренно завышают цену. Когда я ушел, ему нужно было купить еще на восемь миллионов. Настроение у Джека было хуже некуда.