Что им нужно в лаборатории? Почему они рвутся туда?
Правильный путь среди множества трещин и пустот я отддскивал по обрывкам изоляционной пленки, там и сям торчащим из лъда.
Что они затевают?
Ведь то, что им удалось обмануть меня, ровно ничего не значит. Как только мы возвратимся, их судьба снова Судет в моих руках. Машинально я отломил осколок льда и сунул в рот. Ощутил приятный освежающий холод. Лед показался сладковатым.
Почему-то вдруг вспомнилась шахматная позиция в том положении, как она прервана. Ответа на мои последние ходы с Земтера не пришло. Там теперь стало не до шахмат, Впрочем, меня тоже перестал интересовать исход игры. Однако я никак ке мог отвлечься от позиции. Вспомнилась она с такой четкостью, точно я видел перед глазами доску с расставленными фигурами.
Надо же, как запечатлелась в памяти эта злосчастная позиция!
Но скоро выяснилось, что не только эта позиция - с такой же ясностью я вспомнил остальные девять партий, одну за другой. Невольно стал обдумывать очередные ходы за своего партнера.
Со мной творилось что-то невероятное, необъяснимое: в доли секунды я вспомнил все ходы, сделанные раньше, и мог без малейшего усилия восстановить все до единой партии, сыгранные давным-давно. Сейчас я с невероятной легкостью отыскивал собственные ошибки и не понимал, почему мои партнеры не использовали столь очевидных промахов. Глоб, играй это он, наказал бы меня.
Насколько же все-таки он играет сильнее прежних моих партнеров. И насколько я сам вырос!
"Все прошедшие годы вы состязались со счетной машиной".
Эту фразу, произнесеннную Джамасом, сейчас я словно услышал наяву. Мысленно увидел и его самого, ничуть не похожего на себя теперешнего. В уме мелькнуло что-то важное, какой-то тревожный вопрос, который необходимо решить немедленно, не откладывая... Но я опять погрузился в шахматную позицию.
"Точно! Джамас был прав!"-едва не воскликнул я в непонятном возбуждении.- Джамас бесконечно прав: против меня играл не Глоб, а машина. Программа, заданная ей, стала ясна мне вдруг, будто я сам составлял ее. Мой воспаленный мозг работал неистово и стремительно. Про себя я мог разыгрывать и анализировать все прежние партии одновременно. Сортировал их, группируя похожие варианты, мог сравнивать, как играл сам и как играли против меня в аналогичных позициях. Мысленно проследил все этапы роста своих соперников, точнее - теперь я был убежден в этом одного соперника машины. Мне стало ясно, каким путем продвигался Глоб, меняя и совершенствуя программу. Как он сам постепенно открывал законы шахматной игры и закладывал их в программу. А теперь машина сама научилась совершать кое-какие изменения в программе, отыскивая новые возможности, учитывая свой прошлый опыт.
Все стало так ясно, что я поразился, почему не догадывался об этом раньше?
Сейчас я и сам мог предсказать ответы машины на свои последние ходы. Все же ее действия пока сильно скованы жестким алгоритмом.
Программа машины имела всего лишь один изъян. Видимо, Глоб убежден, что в любом игровом положении возможно отыскать единственный, наилучший ход. Он думает - достаточно определить все признаки, по которым следует оценивать плюсы и минусы позиции, и задать точные цифровые оценки. Свести поиск решения к простому арифметическому расчету. .Но именно этот пункт и давал мне преимущество. Не знаю, будут ли когда-нибудь открыты безупречные правила, по которым машина станет играть, но что лучшего и единственного хода не может быть, я убежден. Для меня, по крайней мере, на всех десяти досках было что выбрать: если бы я играл не с машиной, а с самим Глебом, я избрал бы другой путь, с Джамасом сыграл бы еще иначе. Правда, есть позиции, где выигрыша можно достичь форсированно. Для них-то и хороша программа Глоба.
Все эти мысли промелькнули в какие-то доли секунды.
В следующее мгновение меня поразило другое. С чего у меня вдруг объявилась необыкновенная способность? Никогда, даже на специальных тренировках, я не достигал такой четкости - как будто в самом деле видел перед собой все десять досок, мог даже разглядеть небольшие щербинки, какие появились на фигурах, или крохотные пятнышки там, где облупилась краска.
Я попробовал вспомнить что-нибудь другое. Выбрал самое для меня трудное - папку с бумагами Джамаса. Оказалось, что их я тоже могу увидеть с такой же четкостью, как шахматные фигуры. Значки и буквы формул, которые для меня не содержали ни малейшего смысла. Все страницы - каждую по отдельности - я мог рассматривать в подробностях, точно они находились сейчас перед глазами. Я попробовал читать. Удалось и это. Более того, я без усилия разбирал смысл написанного. Все, что когда-то учил, но давно и прочно позабыл, вспоминал в нужный момент. А там, где знаний не хватало, я постигал суть формул, вникая в чужую мысль.
Должно быть, у меня воспалился мозг... Но если даже и так, воспаление было не болезненным, я ни на мгновение не забывал, где нахожусь, куда и зачем ползу. Я продвинулся не больше десяти метров, на это ушло с минуту когда я мысленно перелистнул последнюю страницу в папке Джамаса.
Суть его эксперимента стала ясна. Джамас не побоялся подсунуть мне свои выкладки, будучи абсолютно уверенным, что при моих знаниях я ничего не пойму. И он не ошибался: в обычном состоянии я ничего бы не понял. Но сейчас на меня накатилось озарение. То, что готовил Джамас, нельзя назвать киборгом. Киборг все-таки - симбиоз человека и счетной машины. А Элион - не счетная машина, скорее искусственный человек, неодушевленная модель Джамаса. Если под душой понимать знания, интеллект, психику, умение управлять своим телом, мускулами. Опыт Джамаса состоял в том, чтобы мгновенно без длительного и трудного обучения передать Элиону все, что знал и умел сам Джамас. Как бы спроецировать в робота свой мозг, свою душу. Иначе говоря, зарядить Элиона духовно. Зачем Джамасу понадобилось создавать двойника? - вопрос другой. Блажь! Но какой-то расчет у него был.
Так кто же сейчас находился с нами: Элион или Джамас? И еще, мне не ясно было, как Джамас проник в лабораторию, если вход в нее охраняли опекуны. Если бы на месте опекунов были люди, другое дело. Но они роботы.
Далеко впереди блеснуло. В ледяной стенке, отделяющей лабораторный зал от коридора, образовался пролом. Светило из него. Я погасил фонарь, теперь он стал не нужен.
Злобно заворчала Феба, но, узнав меня, затихла. Яркий луч ударил в глаза, ненадолго ослепил.
- Это ты,- узнал я голос Зинаи.- Где Элион? Ты его не видел?
- Разве он не с тобой?-после яркого света я ничего не мог разглядеть в зале.
- -Он опять что-то замышляет! Зачем ты его взял?
Наконец глаза привыкли, и я разглядел Зинаю. Вцепившись кошками в ледяной пол, она в неловкой позе удерживала в руках продолговатый предмет, плавающий в воздухе.
Потом я сообразил, что это совсем не предмет, а человек, закутанный в одежды. Зиная обхватила его голову, дышала ему в лицо.
- Он живой! Живой... Он только закоченел, не может прийти в себя.
Человек - Элион или Джамас, я бы не рискнул утверждать, кто именно,похоже, спал. Правда, дыхания не было слышно. Да и недвижим он был, точно мертвец. Я пощупал руку: нет, все-таки живой. У мертвого тело давно бы окостенело в этом леднике.
- Нужно нести его в ушканку и быстрее на корабль, Там он придет в себя,- сказала Зиная.
- Будем надеяться - придет. Но... кто это?
- Джамас. Неужели ты до сих пор считаешь того Джамасом?
- Возможно, ты и права. Ты полагаешь, Элион способен на что-нибудь опасное... скажем, на убийство?
- Еще как способен! Разве это не ясно. Ведь он пытался убить Джамаса. Надеялся, что тело раздавит льдами. А потом, огда мы собрались сюда, испугался, что Джамас жив а его самого скоро разоблачат. Элион что-то затеял. Где ты его оставил? Нельзя было упускать его из вида.
- Не паникуй,- остановил я ее.- Пока он ничего не сделал: если он надумает вернуться на корабль один, мы услышим рев мотора.
- Тогда будет поздно.
- Не будет. Свяжемся с кораблем. Когда Элион появится, его сразу арестуют, а ушканку снарядят за ними. Скорее всего, Элион заблудился. Ты видела, как здесь много боковых трещин.
Разговаривая, мы выбрались из зала в коридор.
"Будет поздно". Зиная и не подозревает, насколько она права. Связь с кораблем я могу держать только из ушканки.
Я нарочно не сказал ей этого. А если... Элиону взбредет в голову оставить нас здесь, через сутки-двоe мы превратимся в ледышки. Вернувшись на корабль, он сочинит какую-нибудь небылицу о нашей гибели. Но почему он тогда до сих пор не удрал? Чего он ждет?
И снова внезапная догадка обожгла меня.
- Тише! - шепотом остановил я Зинаю.- Погаси фонарь.
Мы остались в темноте. Тусклое мерцание исходило теперь лишь от комбинезона Зинаи. Притихли в ожидании и собаки.
- Что? - совсем близко прозвучал возбужденный шепот.
- Оставайся здесь, не зажигай света, не двигайся, не подавай никаких звуков. Я поползу один.
Я не стал говорить всей правды: наше положение было отчаянным. Я даже не был уверен, смогу ли сделать что-нибудь.
Теперь я понял, почему он ждет. Если бы Элион знал, что телеустановка в лаборатории вышла из строя, он давно бы пустился в обратный путь, бросив нас в леднике. Но он боится, что я свяжусь с кораблем раньше, чем он прибудет туда.
Я отчетливо представил его, сидящего сейчас в ушканкe иа водительском кресле. Элион положил руку на пусковой рычаг и ждет нас. Когда мы подойдем близко- включит дюзы. Струи раскаленного газа испепелят нас. Элион затаился, боится дышать, подозрительно прислушивается, ждет, когда на ледяных стенах пещеры появятся отблески света наших фонарей.