Внезапно услышал чье-то тихое дыхание. Затаился. Кто-то осторожно и мягко прикоснулся ко мне сзади. Рука уткнулась в теплую шерсть, шершавый язык лизнул мою ладонь,
Феба. Она как будто все понимала и продвигалась так же осторожно, беззвучно. Донесся шепот Зинаи:
- Возьми ее. Я велела ей слушаться тебя.
Хоть я и не представлял, какой, прок может быть от собаки, все же мне стало не так тревожно.
Какой же я все-таки болван! Решительно ничего не заподозрил. Даже такой знак, как давешний шум в боковой трещине, ничего не подсказал мне. Лед ведь сам по себе не мог загрохотать: в невесомости глыбам некуда рушиться. Стало быть, там прятался Элион и выжидал, когда я пройду мимо.
Мы с Фебой достигли узкого пережима. Ушканка неподалеку. Я удвоил осторожность. Понятливая Феба, похоже, и дышать перестала. Если бы в темноте рука иногда не натыкалась на ее шерстистую спину или бок, можно было подумать, что ее нет поблизости.
Я и прежде поражался тому, как ловко передвигались собаки по коридору "Гроссмейстера" в невесомости. А сейчас Феба легко выбирала путь даже в кромешной темноте.
Наконец последний пережим. Где-то здесь ответвлялась трещина, в которой недавно укрывался Элион.
Осторожно выглядываю: черный корпус ушканки рядом.
Если сейчас запустить двигатели, от нас с Фебой не останется и горстки пепла.
Из приоткрытой дверцы кабины на ледяную стенку падает полоса света и тень от головы. Поза Элиона говорит сама за себя. Он сидит в водительском кресле наготове, голову высунул наружу, прислушивается и ждет. Как только заслышит нас, захлопнет дверцу и рванет рычаг.
Тихо-тихо слышится похрустывание льдинок. В уме прикидываю, что лучше: попытаться подкрасться к нему и напасть или вступить в переговоры? Сказать ему, что мне все известно про его замысел, что он провалился: я сообщил о происшедшем на корабль. Только вот вопрос, захочет ли он говорить со мной, не запустит ли двигатели, едва услышит голос? Подкрасться ближе невозможно. Глаза Элиона привыкли к полумраку, он увидит меня. А если не увидит, так услышит: пролезть в дыру, не поднимая шума, я не смогу.
Рядом я ощутил чужое тепло - это была Феба. Несколько раз влажный и теплый язык собаки коснулся моей щеки. Сейчас эти дружеские прикосновения ничуть не были противны мне. Феба словно чего-то ждет от меня.
Что если попытаться?..
Я прижался губами к самому уху собаки.
- Феба, вперед - взять,- шепчу ей.- Только, пожалуйста, осторожней.
Последних слов я мог бы и не произносить: ведь она обучена понимать одни команды.
Неслышный толчок лапами, и распластанное ловкое тело бесшумно проскользнуло сквозь дыру. Элион ничего не услышал, не изменил позы. Феба изящно скользила в воздухе, медленно приближаясь к нему. Сейчас он уже не мог видеть ее - мешала приотворенная дверца. Я затаил дыхание. Феба подобрала задние лапы, сжалась в комок, спружинивая мускулы для решительного броска. Я не уловил момента, когда она кинулась на Элиона. Раздался отчаянный вопль.
Я рванулся вперед, но застрял в тесной дыре. Вопль ужаса и непереносимого страха ни на мгновение не замолкал. Элион не ждал нападения, не приготовился к нему. Включить двигатели сейчас он не сможет, если даже ему и удастся рвануть рычаг - запустить их можно только при закрытой дверце. Я торопился на помощь Фебе. Пират опередил меня. Он ухитрился проскользнуть сквозь дыру, когда она была почти полностью заклинена моим телом. Собачий лай и ворчание удвоились. Я подоспел, когда Пират и Феба выволокли Элиона из кабины. Его трясло от пережитого страха, руками он закрывал лицо. Сквозь пальцы сочилась кровь.
Глава седьмая
Мы были наедине с Джамасом.
- Начнем с шифровки,- сказал я.- Вы узнали ее содержание? Каким образом?
Джамас, устало откинувшись на спинку кресла, сидел напротив меня. Нас разделяла ширина стола. Когда я включил записывающий автомат, из столешницы на пружинах поднялись шесть микрофонов: три в мою .сторону, три в его. Джамас пристально разглядывал их, будто ничто другое его не интересовало. Опекунов я не тревожил, в их услугах не было нужды. Джамас и без того еле жив. Он еще не пришел в себя, его все время клонит ко сну. Если бы не чрезвычайная обстановка, я отложил бы дрпрос на день-два. Сейчас у меня не было такого права. Этот человек едва не сорвал намеченную операцию. Пока я не выясню, как ему удалось это сделать, никто на борту "Гроссмейстера" не может оставаться спокойным. И попросту говоря, меня разбирало любопытство. Джамас наконец оторвал взгляд от микрофонов. По его губам Скользнула усмешка.
- Почему эта чертова глыба не разлетелась на куски?
Я не ожидал вопроса. Вообще мне в голову не приходило, что и ему может быть что-то неясно.
- Взрыв - дело твоих рук? - спросил я.
- Да,- признался он.- Дело моих рук.
Он с каким-то изумлением поглядел на свои кисти, бессильно лежащие на столе. Даже перевернул ладонями кверху, как будто самому не верилось, что это и есть те самые руки, которые повинны во всем,
- Зачем ты это сделал?
Помимо воли в моем голосе прозвучала жалость. Может быть, жалость и не к нему - к себе. Я бы сейчас многим пожертвовал, чтобы возвратить наши недавние отношения с ним. Я подавил в себе это чувство: не время для сантиментов.
Он как-то странно смотрел на меня, будто хотел прочитать мои мысли.
- Чистосердечное признание смягчит твою участь,- произнес я стереотипную фразу.
На самом деле - я отлично знал - никакая чистосердечность и самое искреннее раскаяние не спасут его от смертного приговора; он едва не сорвал военную операцию.
- Может быть, я еще и раскаяться должен? Этого вы добиваетесь? - с неприязнью произнес он.- Ни в чем не раскаиваюсь. Разве что... в своей ошибке.
- Какой ошибке?
Наш разговор будет дословно записан и передан в трибунал. Мне нужно бы придерживаться строгой последовательности в вопросах. Но у меня нет ясного плана, как вести дознание.
- Элион... Я слишком положился на него. Как на самого себя,- криво усмехнулся он.
- Попрошу вас,- официальным тоном произнес я, - придерживаться последовательности. Первый вопрос: вы хотели взорвать астероид?
- Да! Хотел.
- Зачем?
- Чтобы сорвать вашу "гуманную миссию". Вы же собрались избавить человечество от жажды.
Похоже, он действительно знал о содержании шифровки. Иначе чем еще объяснить эту злобную иронию в его голосе.
- Вы знали, какая операция готовится?
- Оказывается, это может звучать совсем невинно "операция". Только и всего! -- сказал он.
- Вы знали содержание последней шифровки?
- Знал. Я ее видел.
- Моя вина: я допустил, что текст закодированной телеграммы мне показали на экране видеофона.- Я говорил это уже не Джамасу, а на магнитофон: все равно мне придется давать показания трибуналу: - Я проявил непростительную халатность. Но,- я снова повернулся к Джамасу,- вы могли видеть шифровку в течение нескольких секунд.
- Этого достаточно. У меня фотографическая память.
"Недавно и у меня тоже на короткое время обнаружилась фотографическая память. И не только память - что-то еще",- хотелось мне сказать ему.