— Ни за что. За это ручаюсь. Учитывая специфику содержимого сейфа, он сделает все, что бы дело обошлось без официоза.
— Это ж что же, получается, приходите, люди добрые, берите что хотите?
— Не совсем. Есть же еще и внутренняя охрана. Ей-то лучше не попадаться, а все остальное — пустяки.
— Звучит, конечно, многообещающе…
— Не сомневайся, фирма веников не вяжет! — Женя авторитетно поправил несуществующие очки. — Итак, я звоню, давай, договаривайся с шефом о частной встрече.
— А почему я?
— Потому что твой стилист, к счастью, не добралась до моих голосовых связок. А мой голос ему прекрасно известен.
— И что я ему скажу?
— Я же говорю, сочинишь что-нибудь. Пообещай дать какую-нибудь скандальную информацию из жизни знаменитостей, скажи, что у тебя, например, был роман с Биланом, когда он приезжал к нам на гастроли.
— Неужели твой журнал и этим занимается?
— Слава Богу, нет, а вот Михалыч — да, не официально. Все знают, что он собирает грязное белье знаменитостей и потом перепродает его желтой прессе.
— И такому типу ты отдал свой компромат?
— Так это ж был его частный бизнес. А журнал — совсем другое. Ни во что серьезное он никогда раньше не ввязывался. Я же не знал, что он настолько испугается!
Так вот, сначала трубку возьмет секретарь, ей надо сказать что-нибудь скандальное и интригующее. Тогда она сразу соединит с редактором.
— Но, что именно?
— Придумал! Ходили слухи, что он очень интересовался Биланом и какой-то Соней Шварц.
— Фамилия странная.
— Псевдоним наверное. Она же, кажется, стриптизерша или модный ди-джей. Но нам это не важно. Главное, чтобы это прозвучало интригующе и хотя бы на 5 процентов правдоподобно. Что угодно — ребенок, история о том, что он воровал в магазинах зубочистки или говорил во сне непристойности. — с этими словами он набрал номер и протянул мне трубку.
— Здравствуйте, у меня есть информация о романе Билана с Соней Шварц. У него есть ребенок, мальчик. — послушно выпалила я
— Подробности из первых рук? Интервью?
— Да, конечно, но только после разговора с Вашим начальником.
— Минуточку, сейчас соединю. — неподдельный энтузиазм на том конце провода показал, что Женя был прав на 100 процентов. Наживка была заглочена вместе с поплавком. Однако, вместо того, что бы довольно потирать руки, Женя внезапно изменился в лице:
— Боже мой, вспомнил! Эта Соня — чернокожая танцовщица в «Кремлин», студентка из, черт, Марокко, то ли Нигерии! Она же по-русски не говорит! — прикрыв рукой трубку, простонал он.
— Уже поздно — соединяют! Буду выкручиваться. Скажу, что научилась немного русскому, а секретарем говорила мой переводчик.
— О, мисс Шварц, это чудесно!
Я, как могла, на ломаном русском начала объяснять, что обратиться к нему как к представителю независимой прессы, мне посоветовали знакомые, что Билан из расистских соображений не признает ребенка, и что я не намерена молчать. Но, видимо, перестаралась, изображая плохое знание русского языка. После пары минут беспорядочного барахтанья в лингвистическом болоте, редактор не выдержал и, со словами, «Может быть так будет лучше, мисс Шварц» перешел на английский, извинившись за то, что французского он не знает! «Я тоже!» — подавила я вопль души.
— Да так гораздо проще, спасибо.
Надо же, эта чертова Соня Шварц — француженка! Но день все-таки везучий, хотя бы потому, что редактор знал только английский.
Женя следил за нашей беседой сначала с ужасом, потом с напряженным вниманием, а потом уже с откровенным восхищением. Хотя мне это не казалось особенно восхитительным — редактор постоянно говорил двусмысленности. Пытался изображать доверительное сочувствие, а сам все старался выпытать какие-нибудь скабрезные подробности. После долгих переговоров мы с ним условились, что я приду к нему завтра в 8 вечера и принесу фотографии, письма и т. д. Выслушав заверения в самых искренних и дружеских чувствах, я с облегчением кивнула Жене, давая сигнал положить трубку.
— До чего противный тип! Несмотря на приличный английский. Скользкий и мерзкий, так и чувствовалось, как он трясется над возможностью разузнать пикантные детали. Как ты с ним можешь работать?
— Приятного мало. Хотя у Михалыча есть один большой плюс — он так занят своими делами, что на начальственный контроль у него просто не остается времени. А если у нас все получится то, думаю, работать с ним мне уже не придется.
— Дело на половину сделано. Только в следующий раз выбирай легенду качественнее! Мы же могли все завалить.
— Это было блистательно!.. но откуда?
— Не стоит, всего лишь импровизация, а про детей ты же сам подсказал.
— Я не об этом.
— Второй курс, РГФ
— Маловато, для такого английского
— Семестр стажировки в Ливерпуле — пришлось колоться до конца — Встречный вопрос, а откуда ты разбираешься в качестве английского?
— Год стажировки в Лондоне, коллега. Мир тесен. — сквозь смех ответил Женя. И с идеальным произношением подтвердил вышесказанное подходящей цитатой из Скотта.
— Никогда бы не подумала!
— Да, умеешь ты говорить комплименты. Я, между прочим, и читать умею, если написано печатными буквами.
— Читать? Не может быть! Уж в это-то я никогда не поверю.
— Все-таки, традиционное знакомство имеет свои преимущества, по крайней мере, анкетные данные выясняются в первый день.
— Да, с традиционностью у нас вообще что-то неважно. — вздохнула я.
— Все зависит от того, как излагать. Предлагаю попробовать заново. Может, нам удастся произвести друг на друга лучшее впечатление.
— Ну, попробуй, хотя, я сильно сомневаюсь.
— Кулагин Евгений Александрович, 25 лет — начал он скучным голосом — родился в Калининграде, мать — врач, отец — архитектор. Закончил факультет международных отношений, ВГУ. Сейчас работаю в русском издании журнала «Параграф», работа стабильная и интересная. Хобби — спорт и фотография. С недавних пор увлекаюсь изотерикой. А сейчас у меня небольшой творческий отпуск. Видишь, вполне традиционно и престижно. Твоя очередь.
— Боюсь, так складно у меня не выйдет.
— А хочешь, я у тебя интервью возьму. Ваше полное имя? — Женя сделал вид, что заинтересовано хватается за карандаш.