Летят червяки из группы гельминтов-паразитов — посланцы мира и дружбы с планеты Землечерпалка, медленно вращаясь и кружась в невесомости.
Звучит «Halleluiah chorus»: «А-а-алелуйя! А-а-алелуйя! Алелуйя-алелуйя ал-ле-е-е-елу-уй-я-я!».
***
— Доброе утро, пиздотряс!!! Вставай, проклятьем заклеймённый, блядомонстрище! Ты не можешь попадать в штанину с первого раза, уёбок???!! — утренняя ругань в свой же адрес даёт мне заряд позитива как минимум на час. Отчего в автобусах я, нарочитый чисэзо, иногда лыблюсь рано по утру, качаясь в общий такт тесной груды навьюченных тел сонных обезьянок. Когда мне было лет семь и при мне говорили о XXI-м веке я его представлял не иначе как в космосе, в исследовательском или транспортном корабле-переселенце на пути к таинственным звёздам и планетам. Но вот XXI-й век притопал, а мы всё толкаемся в автобусах и метро на пути к станку и обратно к телеэкранам, где нас потчуют фильмами про исследовательские корабли и корабли-переселенцы на пути к таинственным звёздам и планетам. Нас усыпили хлороформом? Мы дрыхнем?
Как-то я пробовал программировать сны с помощью звуков, полагая, что ночью можно активно использовать для опытов только слух и обоняние. Но с запахами я запариваться не стал, а вот с помощью некоторых аудиозаписей я смог осуществить несколько удачных сон-экспериментов — приснить задуманное! Я было даже хотел в горячке успеха выпустить на рынок брошюру «Как снить порнографические сны». Ещё я пытался записывать свои сны, с последующей трактовкой. Однажды мне приснилось что-то невероятно интересное, я посреди ночи схватил листок бумаги, карандаш (их специально рядом положил, спал я тогда на полу, на матрасе, а вместо лампы в ту ночь луна в окно серебряным прожектором светила). Записал несколько ключевых слов и заснул со спокойной душой. Утром первым делом глянул на бумажку — ДЕСЯТОК СОВЕРШЕННО НЕЗНАКОМЫХ СЛОВ. Даже на русский язык по произношению нисколько не похоже. Только одно из них — «МАДА» — я позже встретил в литературе. Мада в иранской мифологии — напиток бессмертия, символ жертвоприношения, возвращения утраченного бессмертия людей. Ну и как это понимать???? Могу двадцать вариантов сам предложить. От мистических до юнговских. Больше я не записывал свои сны. Слишком много непроверямых версий их смысла.
— Иногда я себя ощущаю персонажем какого-то фильма, — говорит мне el Diablo и прижигает мне сигаретиной тыльную сторону ладони. — Чувствуешь себя актёром фильма, но не знающего своей роли. Произносишь роль словно под диктовку суфлёра.
Я чувствую острейшую боль актёра от ожога. У-а-ау-а. Если не одёргивать руку, а напарнику хорошо прижимать раскуренный красный уголёк к твоей коже — боль пробирает по всему позвоночнику, аж до пяток. Теперь моя очередь дать почувствовать ему жизнь. Мы прижигаем друг другу ладони бычками на перекрёстке под светофором, по красному сигналу светофора. Это сближает. Вот-вот загорится красный и тогда Дьяволу придётся нелегко. Красный — это крик. Красный — это сигнал. Красный — это импульс. Красный — это секс. Красный — это агрессия. Красный — это кровь. Красный — это пучок боли. Красный — это революция. Красный — это движение кайфа в мозгу. Происхождение пиратско-английского «весёлый Роджер» от французского «бунтарский красный» по схожести произношения.
— Готов? — спрашиваю я, Дьявол утвердительно кивает головой.
Красный — это ярость. Красный — это жар. Красный — это страсть. Красный — это злость. Красный — это по любому край, крыло. Красный! А-а-а-а-аа-о. El Diablo морщится и скалится. Не каждому человеку я вот так вот просто доверю жечь свои руки и тем более возьмусь за его.
— Ещё что-нибудь скажи, как персонаж.
Молчит. Говорит, что молчит глубокомысленно. Но потом произносит:
— Уважаемый читатель, как ты расцениваешь эту книгу?
Осознал, наконец-то. Я всегда в него верил. Растираем пульсирующие болью и жаром руки, хлопаем друг друга по плечу.
С работы я уволился, побив рекорд продолжительности, то есть проебавшись там более шести месяцев. За это время, за исключением пары десятков страниц этой книги и тройки-четвёрки статей, я не написал (звучат фанфары!!)…практически ни-ху-я. 199 дней и ночей живой дышащей ткани творческой жизни отрезаны безжалостным скальпелем хирурга-мясника и брошены с хлюпаньем (плюп) в эмалированный тазик для отбросов. Вывод:
Я убеждён, что Америка должна ответить за постыдное клеймо нашей эпохи: фетишизацию труда, идиотскую идеологию, основанную на стремлении к материальному прогрессу и презрении к утопии, к поэзии, ко всему, что стремиться к усовершенствованию человеческой души.
Тристан Тцара.
Есть такая профессия в отрасли лесозаготовок — сучкоруб. Я вдруг почувствовал себя однажды на работе прирождённым сучкорубом от многочисленных бюстгальтерно-колготочных тёток-бюрократчиц, разводящими стоны, визги, панику, беготню, если в какой-то бумажке в чёртов последний срок сдачи документов нет чьего-то начальственного крестика. ВСЁ ПРОПАЛО!!! Жизнь не удалась!!! Блядь, как меня достали бюрократы. У меня в руках багор-р-р-рр. А в пятелечке топор-р-р-р. Сейчас устрою вам террор-р-р-р!!!!! Я дед Егор-р-р-р. Спустился с гор-р-р-р-р. Устаивать в округе мо-р-р-р. Но…
— Спасибо. До свиданья, — говорю я им и поворачиваю уж было к выходу как обычный обыватель, обвыкшийся в обыденности и обычно следующий по привычке установленному обычаю. Вот чмо. Комок полутвёрдого кала. Гондон всмятку.
«Чё за хуйню я говорю?! Я ж дед Егор!». Оборачиваюсь и просыпаюсь:
— Придёт время, и вы с удивлением обнаружите за окном разворачивающиеся события. Поймёте, что ваши привычки разрушены, что они не пригодны к быстроменяющимся обстоятельствам. Разинув пасть, надраенную антикариесной пастой, будете думать о том, как бы вам приспособиться к этим условиям. Как спастись и спрятаться. Какой бы бумажечкой прикрыться? Только бы не заметили, не обратили внимания. И с натянутым треском старого образа жизни обнаружите, что в новом времени вам делать нечего. В новом мире вас не будет. Вам всем не сдобровать, дуры!!!
Дед Егор не дождался сужения вылезший из орбит глаз тёток и гордо удалился к отделу кадров, нажимая кнопку автоматической шариковой ручки, чтоб писать заявление, пока не передумал. Запевая на ходу марсельезу: «Allons Enfants!!….».
Автовокзал. Чебуреки, сумки, кура-гриль, настороженные лица, шаверма. Менты хачиков шмонают. Очередной советско-русский город. Ничем особым он не отличается от других. Отойти от вокзала — те же спальные микрорайоны, может чуть пораскидистей и пониже город, чем наш. Мелочи. Люди здесь точно такие же. Сидят, блядь, жопочёсами по бетонным кубрикам, в духе неудавшихся исихастских религиозных практик, с банкой пива в руке уходят в спиритические (спиртические) погружения, соприкасаются мистическим пузом с высокими запредельными дживами-океанами-любви-милости-и-милосердия, общаются с астральными существами (телеведущими), руководствуются заповедью: «Нас ебут, а мы мужаем!», ноют: «Жаждём благода-а-ти». Нате, суки, НАТЕ!!
— Зачем ты пишешь эту книгу? — спрашивает меня Марго Любительница Вампиров, с бластером на ремне. — Это что мемуары, начатые в молодости?
— Не-а, не так. Хотя отчасти верно.
— А что тогда?
— Понимаешь, когда люди пишут мемуары? — к закату жизни. Вспоминают свои приключения, своих попутчиков в жизни, друзей, врагов. То есть они уже полностью контролируют схему, книга уже написана, авторы только переписывают её из памяти, их книга в прошлом. Моя книга рождается здесь и сейчас. Тем она схожа с дневником, который я однажды имел счастье послать неизвестной девке по почте. Моя жизнь может вывернуть куда угодно, вариантов развития жизни для меня, во всяком случае — тьма. «Приговорённые к Жизни» — в настоящем времени. А местами даже в будущем. Здесь текущие явления и надежды, люди и прогнозируемые события — они живут; и для меня они ЕЩЁ РАЗВИВАЮТСЯ, планируют, мечтают, живут, в реальном времени идут к своей цели, а не похоронены в прошлом мемуаров. Это как писать рецензию на фильм во время просмотра фильма, а не после его окончания. Эмоции ещё не стыли, а мысли уже появились. Ты и реагируешь на фильм и пытаешься предсказать финал. Более того, ты сам встраиваешься в фильм и участвуешь в развязке сцен, влияешь на фильм, на его персонажей. Забавно перечитывать прошедшие главы, находясь в последующих. Смесь дневника, мемуаров, рецензии. Можно следить за эволюцией своих настроений, идей. Я живу в ней, в этой книге, а не смотрю на неё со стороны. Я — не автор, а одно из действующих лиц книги.
— Слушай, круто! Я вижу, ты всё продумал. — Марго откинулась своим бритым черепом назад в тусклом кабинете необъятного незаселённого здания. Только мы вдвоём. Мы не включаем свет. У нас светомаскировка.
— Да и ещё. Так как я задался целью не искажать собственных ощущений, разговоров и мыслей, то в отличие от мемуаров, дневников, просто летописи своих событий — не я направляю книгу, а скорее книга начинает направлять меня. В «моей» (американский жест пальцами обозначающий кавычки) книге обитают Миллер, Мао, Че Гевара, Буковки, Геббельс, Маяковский, Браун, Селин, Мисима, Фрейд, Хоум, Хлебников, Ницше. Я сам загрузил себя в этот мир, желая общаться с живыми духами мертвецов напрямую. Иногда я издевательства ради загружаю кого-нибудь из клоунов современности, вроде Джорджа Буша, 43-го презика США. Хотя идиоту понятно, что он ставленник своей группировки на посту презика, также как и россиянский Puto. Но если общество докатилось до скотского состояния (или всё время таким было? я его не так много лет его наблюдаю), что даже на роль ставленника ставит ТАКИХ уродцев от республиканских партий и единств, то значит они ещё хуже в общей массе своей. В основном, все цитаты — это мои собеседники в загробном мире. Если я хочу творить произведение искусства — книгу, а книга равна моей жизни, то мне придётся превратить свою реальную жизнь в произведение искусства. Конечно, это идеал, и он недостижим, но движение туда для меня и есть интерес, кайф, счастье. Как там говорил мне усатый дядя Сальвадор?: «Не бойся, племянничек, совершенства — оно нам не грозит». Если «Приговорённые к Жизни» местами дерьмо, так это потому, что сама жизнь местами дерьмо. В то же время, чтобы совершить какую-нибудь мерзость, мне приходится советоваться с книгой, с духом к примеру Ямамото или Клюева, а так как они не любят житейских мерзостей, то мне приходится делать всё возможное, чтобы не совершать подобных блядств в жизни.
— Нифига ты раздвоил сознание. Это как Я и Сверх-Я?
— Что-то вроде того, но скорее растроение. Раздвоение опасно и может привести к нервному расстройству. Так что для нечётного числа Сверх-Я подключает Оно, и они начинают пИздить с двух фронтов непомерно распухшее цивильное Я, корректировать его.
Ведь улыбка без сомненья вдруг коснётся ваших глаз. И хорошее растроение не покинет больше вас.
— Хы. А ты-то кто получается в этой схватке?
— А всё вместе. Гражданская война. Три главные силы и кучка мелких субъектов сознания — каждый свой интересик отстаивает. Война неизбежна, пойми, всё живое воюет. Это единственная задача живой материи. Теория экспансии под действием внутренних программ. Жизнь — это движение, атака, вторжение в чужие владения. Иногда мы действуем заодно, против диких зверей, неживого космоса, иногда против друг друга, иногда даже сами в себя вторгаемся.
В принципе, всю историю человечества на личном и групповом уровнях можно неполно (процентов этак на 86 %), но вполне достоверно описать тремя основными инстинктами: инстинкт доминирования, сексуальный инстинкт, инстинкт самосохранения. Самое трудное в понимании — не сами инстинкты, а их всевозможные комбинации и противоборства. Мы о них долго спорили с тобой, Чингиз, тем вялым утром, после долгой бессонной ночи, состоящей из твоей грустной попойки и нашего совместного ожидания приезда Gut'а с важными вестями из Мегаполиса. Ты потом пил пиво с похмела, а я (развалившись на скамейке) посасывал большую пачищу апельсинового сока, потому что не пьянствую теперь и вообще ничего, кроме никотина, не пихаю в свой протеиновый мешок тела. Инстинкт доминирования, к примеру, легко понимаем у диких тварей, но если вспомнить, что основной средой человека стал социум, то возникает его специфическая проекция. Некоторые реализуют инстинкт доминирования в измерении благ социума. Особенно если учесть, что сфера экономики с каждым годом становилась всё более довлеющей на остальные. Частная собственность, безостановочное нарастание необходимого для хорошего самочувствия набора товаров, слизанного с набора вещей потребителей-звёзд. Некоторые реализуют биологическую программу в пространстве искусства, поворачиваясь сракой к массовой социальной жизни «бездарных» индов и соревнуясь за доминирование с «великими прошлого». Практически все отношения между людьми — различные комбинации трёх основополагающих инстинктов. Не отрицаю, что есть и другие, но они не такие всемогущие.
История — это описание драки человеческих генов за доминантность.
В. Швебель.
Я понимаю. Мы отдельный вид органики на планете. Й-хромосома, не передающаяся по наследству, а складывающаяся из кусочков словесного ДНК по ходу жизни. Социум, наряду с генетикой — поставщик мыслей в башку любому человеку. Так появляются новые виды обезьянок на планете Курган. Наше мышление недоступно старому виду. Старый вид в нашем восприятии жалок, ничтожен, карикатурен. Наш вид в восприятии старого вида жуток, кошмарен, странен, непонятен, несёт хаос и взрыв, неприятности, неудобство. Но именно поэтому мне иногда хочется устроить взрывчатый террор под лозунгом: «Каждая мысль, подуманная по старому принципу приближает вас к следующей трагедии». Уничтожить полмира, чтоб вторая задумалась над этим странным происшествием.
Вспоминаю идею «Партии Абсолютного Зла — ПАЗл», которую Mars-MF-13 и el Diablo в полушутку хотели создать в совсем ещё панко-укуренной юности. Только в проклятый противовес, вызов триждыёбанному обществу. Хотя я давно уже не уважаю любую реакционную противовес-идеологию: сатанизм, борясь с христианством по такой анти-схеме, превращается в догматичную религию с почти ватиканскими ритуалами и обрядами; SHARP'ы, заявляя о своей толерантности и демократичности, преследуют людей с определённым мировоззрением (нациков и жидоедов), то есть сами становятся нациками своей идеологии, жидоедоедами и тому подобное. Нужна диалектика — не просто отрицание, противопоставление, а отрицание отрицания, переход в иное состояние, качество, плоскость, измерение. ПРЕОДОЛЕНИЕ. Но тогда мы были слишком молодыми и безответственными, чтоб касаться подобных тонких вопросов и в Партии Абсолютного Зла от безысходности борьбы с диктатурой среднего человека (Mittelmensch) мы хотели воплотить все вековые страхи толпы, все боязливые стереотипы, ужасы, фобии, перевёрнутые с ног на голову штампы масс-медиа и выложить их в одном потоке. Наше предполагаемое выступление по телевидению: «Мы уверенно стоим у руля власти страной под ударами завистников уже пятый день и продолжаем ратовать за бедность, за коррупцию, за полицейский пыточный режим, за всенародную безграмотность… Мы убеждены — необходимо срочно начать войну со всеми соседними странами с применением всевозможных средств массового поражения с желательными огромными потерями среди мирного населения… Наше общество должно стремиться к разрушению экологических биосистем, загрязнению воздуха, водоёмов, почвы… Радужному миру — НЕТ! НЕТ! НЕТ! Ядерному взрыву — ДА! ДА! ДА! И да поможет нам Вельзевул в нашем благом намерении!». Хотя нет, Вельзевул пусть отдыхает, мы бы взяли религию ацтеков с коллективными жертвоприношениями. Каннибализм ввели бы вместо православных постов. Атомизированной толпе вдарим страхом прямо в пах!
За час до митинга наш моб пришёл осмотреться на незнакомой площади. Мобы из других городов уже прибыли и где-то в округе. Выходим на плац — ёёобаны бабай! Строй ментяр, оперов, омоновцев, людей-в-штатском (слушай, как дети, ей богу, скока повторять можно вас видно в штатском, всё равно рядятся, хуепуталы). Они строятся перед администрацией в шеренги, начальники их снуют туда-сюда, указания дают. Моторизированные патрули разъезжаются по близлежащим зарослям конницей засадного полка. Вся разница между ними и нами очень проста: для них это работа, для нас — война.
Копы, тем временем, дерганые какие-то шастают, будто готовятся к танковому наступлению. Предлагаю постоять рядом и послушать их рации. Мы изображаем туристов: «О, смотри, вот кремль белокаменный стоит, какая дос-то-при-мечательность!». Рации на ремнях не умолкают. Разные «точки» докладывают о готовности до последней капли мусорской крови защищать удерживаемые рубежи. Отходим метров на двести, в шатёр-забегаловку, чтоб скоротать время. Никто даже и не думает в такой обстановке дуть пиво. «Кофе, пожалуйста, и пепельницу». Я выкладываю из карманов все радиостанции, компрометирующие бумажки, адреса, деньги, ножики и сдаю подруге Gut'а. Она будет в стороне. Теперь в одежде есть только я. Даже непривычно. Обычно у меня с собой запас вещей как минимум для недельного автономного плавания. Теперь мы друг друга не знаем, первый раз видим, а про акцию узнали в интернете.
— Зачем так мучить себя? — Я думал Марго уже спит, в темноте не видно глаз, ан нет же, бодрствует.
— А я и не мучу никого. Сама подумай: если человек что-то делает — значит он имеет на то причины. На всё есть причины. Мне это интересно. Хотя для кого-то мои действия — непонятая рациональность, так называемая иррациональность, чужая рациональность. Да, пришлось кое-чем пожертвовать, но ведь всегда приходится чем-то жертвовать. В чём весь прикол: для меня книга, революция — это одна большая Игра, в которой всё взаимосвязано. Был период: я «ходил» туда, где люди заканчиваются. И прогулявшись по окраинам, докуда достал, я понял, что внутри существа с именем Человек всё-таки мне лучше, чем снаружи. Уходить «от человека» не стоит, лучше привести самого человека туда, куда нужно. Создать нового человека. И я увлёкся этой игрой. Но глупо чувствовать себя при этом независимым творцом. Скорее, я себя ощущаю рождением новой силы внутри самого человечества. Её частью, молекулой. Что-то тянущееся с детства, из рождения и ещё раньше. Там что-то кипит, вулканизует. А чем дальше по жизни, тем мы меньше меняемся на самом деле (моё любимое выражение в жизни. так говорят только просветлённые гуру или самоуверенные глупцы-наглецы), мы постепенно застываем, как остывающая расплавленная магма. Но состав этого человеческого вещества тот же, что и раньше! Мы не далеко уходим от детских игр, только игры меняются по масштабу по мере взросления. Кто играл в детей и кукол — нянчит теперь настоящих, тёплых, орущих, пахнущих существ. Кто катал маленькие машинки — покупает теперь большие стальные пиздюлинки. Солдатики загадочным образом превращаются в жажду столкновения, борьбы.
Почти каждый аспект современной жизни был прожит в игровой форме в годы детства. Богатый запас событий, прожитых за несколько дней или даже часов, удлиняет ход времени. Два месяца каникул — это целая вечность. Для старика два месяца — лишь несколько минут.
Рауль Ванейгем.
— Сейчас вот популярны всякие экстремальные виды спорта, сексуальная отрасль, боевики-блокбастеры по ящику — дураку понятно, что это клапаны для спускания пара каких-то тёмных (в смысле малоизученных) сверхмощных сил внутри нас в тусклом безвкусном обществе. А пар, тем не менее, не стравить, как не пытайся. Силы слишком базисные, слишком энергоёмкие. А соревнованием толстосумов, кто больше кого денег заколотит? Стремление миллиардеров к дополнительным миллиардам? А футбол — массовая мистерия-истерия? Агрессия, чувство победы, «Я — Лучший», запах опасности, грани возможного, «они», «мы», противостояние с равным по таланту врагом, экспансия, война. Но игра только опирается на всё это многообразие. Ты никогда не формулировал в определение, что такое ИГРА? Действие, само по себе необычайно интересное, суперкайфовое, самоценное. Почему? Потому что ты на него запрограммирован, ты — уже в её программе, даже когда ещё не играешь, но понимаешь, что тебе это интересно.
Какой-то старикан с ярко-жёлтой вышивкой «Schiller?Spiel» на замызганном спортивном костюме с затёртой до блеска задницей и вытянутыми коленками останавливает меня жестом и говорит задумчиво: «Животное играет тогда, когда главный стимул — это не недостаток, а избыток силы, когда жизнь, бьющая через край, сама пробуждает действовать». Точно! Переход на следующий Уровень за счёт избытка энергии, добытом на предыдущем Уровне!! Как я сам не додумался?! Старикан отошёл в сторону, отвернулся, потом повернулся с таким видом, будто не помнил, сказал ли он мне то, что нужно и забыл об этом факте по причине маразма, или же просто забыл сказать по причине маразма.
«Временное забвение последствий» — подсказывает проходящий мимо гражданин в шляпе, втянув в стоячий воротник голову, удаляясь на скором ходу, не останавливаясь и не оглядываясь. При температуре-то + 20? в толстом плаще! А-а, это ты, Берни де Ковен, я тебя узнал, конспиролог ты старый, пасиб — поднимаю ему руку в след. Может в игре скрыто предназначение, без лишней мистики, программа вида?? Хотя, я думаю, что и нечто большее, более значимое.
«Аристократическое презрение к результату» — гласит крупный заголовок первой полосы свежей газеты, которую растянул в воздухе стоящий на перроне ж/д-вокзала очкарик. Видела?! Да, тот самый — у него приставка-титул ТС.
Детские игры (только малая из всевозможных разновидностей ИГРЫ) из ниоткуда тоже не берутся. Ещё с ранних лет в таком виде в нас проявляются лучи-программы на всю жизнь, предрасположенность. Я вот помню, в детстве играл в какие-то восстания. И ещё я любил уходить на целые дни из привычной реальности и придумывал новые миры, каждый со своими правилами. А затем возвращаться в реальность со всякими новшествами. Вот теперь, во взрослой жизни, опять восстания стараюсь организовать, уже побольше, чтоб сотворить новый мир. Меня часто спрашивают «зачем тебе это всё нужно?». А я им неизменно отвечаю, что я не могу иначе, если для вас революция — опасная трудная морока, обязаловка; для меня — интересная сложная игра, командное противостояние НАС против НИХ, растянутое на года, ведущаяся по всем фронтам — уличным, политическим, литературным. Вокруг меня, на этой стороне фронта — удивительные люди. Мне от этого мега-кайфово. Даже если однажды промозглой ночью меня до полусмерти избитого и искалеченного прирежут ржавым ножом в канаве заброшенной дороги — я не раскаюсь в своих страстях и стремлениях. Не разочаруюсь в революции. Я не вижу другого пути для себя. Я слишком часто думал тёмными ночами с сигаретой в зубах с чашкой чего-нибудь горячительного, вроде чая с лимоном, сидя один на крыльце своего загородного жилища, в тиши разглядывая плевки звёзд, чтобы разочароваться потом. «А может всё бросить?», «вся твоя затея маловероятна», «это нереально», «ты только погубишь свою полную перспектив жизнь». Я знаю, что нереально, но я ведь натура романтично-циничная, даже не рассчитывая на успех (полный цинизм) я пойду по этому пути до конца (абсолютный романтизм), чтобы протыкать и дырявить тугую многотонную стену время-пространства. Это в сто раз красивей, чем становиться одним из этих. У меня есть боевое задание и проложен курс. Мой единственный путь. Я физически не могу перейти на ту сторону. Там я не проживу. Даже не умру, а сдохну в страшных муках. Больше того, я ненавижу ту сторону и буду уничтожать её, пока она стоит у меня на пути. Не будет стоять — разойдёмся с миром,…. в два разных мира. А насчёт «погубленной полной перспектив жизни» мне вообще смешно до кашля. Как человеку, пристраившему к левому виску холодный ствол какого-то маленького ебливого побитого, исцарапанного немецкого пистолетика, которым я больше боялся покалечиться от разрыва патрона в стволе, чем убиться. Так и не выстрелил, трусливый разъебай. Ты во что в детстве играла?