- Хорошо.
Унни уходит. Турбьерн не сводит глаз с экрана. Ингрид подливает в чашку кофе, тянется за журналом, берет его, листает, смотрит картинки. У нее такое чувство, что отчуждение раздувается, раздувается, скоро им с ним не совладать, чем дольше они молчат, тем труднее, и она говорит:
- Извини, что я так психанула.
Никакого ответа.
- Просто меня очень обидело, что ты ничего не сказал.
- В этом доме мне больше не для чего говорить.
- Турбьерн.
- И сказать мне нечего.
- Конечно, есть.
- Я живу там один всю неделю только для того... а теперь ты вдруг собралась на работу... тебе денег мало?
- Ты один? Это я торчу целыми днями одна и скоро свихнусь, ты этого хочешь?
- А как же Унни?
- Унни?
- Да, Унни. Она должна перебиваться сухомяткой только потому...
- Только почему? И с чего ты взял, что ее я заброшу... уж не говоря о том, что Унни сама советует мне пойти на эту работу, да и вообще, зачем ты приплетаешь сюда Унни, ведь ты же имеешь в виду совсем другое?
- Да ради Бога, делай как знаешь. Я здесь больше не живу.
Она не отвечает: хорошего ей сказать нечего, а для остального злости не хватает, больше всего ей хочется, чтобы улеглось ожесточение в душе, чтобы они примирились. Но Турбьерн говорит:
- Ты думаешь, я ради себя завербовался на стройку?
Она не отвечает. Сердце бешено колотится, лучше выждать.
- Я сделал это, чтобы вам с Унни было хорошо.
Она не сдерживается:
- Возможно. Хотя я была против - ты помнишь?
- Ты не понимала положения дел.
- Чего такого я не понимала? С чего бы я не могла разобраться в ситуации? Разве не я сказала, что коли денег не хватает, я тоже пойду работать, и разве не ты ответил тогда вопросом: не хочу ли я тебя унизить? Этого я никак не хотела.
- А теперь бы не отказалась?
Ингрид берет паузу, сердце стучит в ушах, потом говорит:
- Тебя унижаю не я.
Он вскакивает, стоит, смотрит на нее, глаза злющие. Буравит ее взглядом, но ничего не говорит. Потом дергается в сторону телевизора, выключает его и широким шагом выходит из комнаты. Что ж теперь, думает Ингрид. Потом она слышит, как хлопает дверь пристройки, встает, подходит к окну и успевает увидеть, как он уходит по дороге.
Домой он возвращается ночью, пьяный в дым. Ингрид просыпается, ей кажется, будто в дом ломится огромный зверь. Посомневавшись, она встает, надевает халат, спускается в гостиную, оттуда на кухню. Он сидит за столом, уронив на него голову, так что лица ей не видно.
- Тебе бы лучше лечь, - говорит она негромко.
Он издает звук, будто силится ответить, но не может. Она обхватывает его, чтобы помочь подняться, говорит:
- Турбьерн, идем.
Он поднимает голову - та половина лица, что ближе к ней, залита кровью.
- Господи! Что ты с собой сделал?
Он кривит рот в ухмылке и передразнивает ее:
- Что ты с собой сделала?
- Турбьерн!
- Иди и ложись.
Она берет полотенце, смачивает его теплой водой и хочет стереть кровь. Он отталкивает ее:
- Иди ложись!
Она понимает, что это не порез, на взгляд кажется, будто он пропахал щекой по бетонной стене.
Она оставляет полотенце на столе и уходит. Потом лежит, ждет, но он не идет, и она незаметно для себя погружается в сон. Под утро он приползает, но так тихо, что она понимает, что не должна просыпаться.
* * *
- Что это было с отцом ночью? - спрашивает Унни.
- Хватил лишку и поцарапал лицо. Мы тебя разбудили?
- Он подрался?
- Больше похоже, что упал.
- Он как приедет, сразу завихривается.
- Это я могу понять.