- Не понимаю, зачем я понадобился высокому лицу. - угрюмо отвечал я.
- Слушай внимательно, - холодно произнес Коммес, не отрывая взгляда от меня. - Слушай и запомни! Ты преступник. Вдвойне. Тебя послали в прекрасный лагерь, где ты имел работу и неплохую пищу. Но ты игнорировал заботу нашего демократического общества о твоем воспитании...
В моей памяти возникли жуткие картины изнурительной работы в лагере, долгие дни под палящим солнцем, ночи в сырости и холоде, смерть друзей... Это он называет "прекрасным лагерем"!
- Ты улыбаешься? Или мне показалось? - сощурился Коммес.
- Куда уж мне улыбаться. - равнодушно ответил я. - Скажите точнее, что вам угодно?
- В камере, где ты помещен, находился некто Морис Потр. Он опасный преступник. Ты - агнец в сравнении с ним. Он исчез. Убежал. Но как?
- А как? - невинно переспросил я.
Коммес вспыхнул.
- Не прикидывайся наивным мальчиком, Лосс! Именно ты должен сказать, как это произошло.
- Я вижу вокруг надзирателей. Почему я должен знать то, что входит в их обязанности?
- Не притворяйся! - заорал Коммес, уже не сдерживаясь. Потр, вероятно, вышел в дверь! Значит, ему помогли надзиратели. Ты, конечно, знаешь, кто именно! Не бойся, скажи, и я гарантирую тебе сокращение срока...
Коммес сощурился, подумал, переглянулся с начальником тюрьмы, добавил:
- ... а быть может, даже добьюсь полного твоего освобождения!
Я вздрогнул. Полное освобождение. Немедленно...
Неужели это возможно? Но какой ценой! Рассказать этим палачам о мечте Потра, о его ожидании избавления, о пилюле и записке? И предать надзирателя, который помог Морису и, быть может, готов помочь мне?
Мне стало стыдно. Как я смею даже думать о такой возможности! Морис, уходя, не забыл обо мне, оставил спасительную нить... Нет, нет, прочь подлые мысли!
- Почему вы молчите, Лосс? Отвечайте!
О, даже на "вы" перешел заместитель министра! Какая хитрая лиса! Видно, важная птица Морис, если такие чиновники съехались сюда!
- Меня очень привлекает ваше обещание, господин Коммес, тихо ответил я. - Я мечтаю о свободе, но...
- Но? - резко переспросил Коммес.
- Но, откровенно говоря, я ничего не знаю.
- Ложь!
- Думайте как угодно! Я спал весь день. Когда проснулся, Потра уже не было. Я удивился и подумал, что его вызвали к начальнику.
- Еще раз - ты лжешь! - крикнул Коммес. - Я обещал свободу за раскрытие преступления, но не сказал о наказании!
- За что?
- За преступное укрывательство!
- Мне нечего больше сказать.
- Еще не поздно!
Я молчал.
- Несите распашонку! Считаю до десяти! - торжественно-злобно промолвил Коммес, показывая хронометр.
Я затравленным взглядом смотрел на него, на солдат, на надзирателей.
Охранники внесли "распашонку", расстелили на полу. Это был четырехугольный кусок прорезиненной ткани с отверстиями для шнурков.
Коммес рукой указал на "распашонку", поднял хронометр.
- Решай! Раз... два... Десять! Начинайте!
Два надзирателя подскочили ко мне, сорвали с меня одежду. Я закричал, вырываясь из крепких рук:
- Оставьте меня! Я ничего не знаю!
- Лжешь! - злорадно возразил Коммес. - Скажешь!
Надзиратели повалили меня на расстеленную "распашонку". Я ощутил, как тугая ткань стягивает тело, задерживает дыхание, останавливает кровь. Болью резануло виски, тяжелыми стали веки. Захватило дыхание, не хватало воздуха. Я захрипел.
- Развяжите!.. Не могу...
Ко мне подошел врач, попробовал пульс.
- Еще выдержит, - успокоил он.
- Слышишь, что сказал врач? - цинично промолвил Коммес. Еще выдержишь! Но я прикажу снять распашонку. Будь умнее!
- Я ничего не знаю...
- Вот упрямый! - пробормотал Коммес. - Негодяй!.. Дайте ему котлет!
"Котлетами" тюремщики называли резиновые шланги, наполненные водой. Они при ударе не оставляли следов на теле, причиняя страшную боль.
Надзиратели выполнили приказ шефа. На меня обрушился град ударов. Я потерял сознание.
Очнулся я на каменном полу. Было темно, сыро, холодно. Ночная свежесть вернула мне сознание. Жар сжигал мое тело, разрывал голову.
- Пить! - простонал я, жадно глотая холодный воздух. Дыхание со свистом срывалось с моих запекшихся губ. - Пить...
Я слышал, как звякнуло окошечко. Послышался равнодушный голос: