— Ольгерд, — проговорила Риция и посмотрела на него с тоской, — неужели всё вот так и кончится?
— Мне лучше улететь, Рики.
— Почему? Ну почему?!
— Твой отец мне тебя не отдаст.
— Отец? — изумилась Риция, — как он может запретить тебе?
— Я и сам не посмею, — усмехнулся Ольгерд.
— Это… потому что я наследница?
— Нет.
— Тогда почему?
— Это старая история, девочка.
Какое-то время они сидели молча. Ольгерд еще сомневался, стоит ли ей все это рассказывать. Невозможно же будет объяснить, в каком они все тогда были состоянии: он, отец, сам Леций…
— Я жду, — тихо сказала Риция.
— Это было еще на Наоле, — вздохнул Ольгерд, — я был молод, самолюбив и самонадеян. Я решил, что аппирский мутант не достоин моей сестры. Что с его стороны просто наглость даже думать об этом. Что-то в этом духе я ему и заявил.
— Как же ты мог, Ол?
— Мог.
— И что же?
— Мой отец сделал проще: он просто взял и отправил Ингерду домой. Вот, собственно, и вся история.
Риция долго сидела молча. Даже свою руку у него осторожно забрала. Он не смотрел на нее, но почему-то чувствовал, как отдаляется она от него. Вот сейчас. Сию минуту. Риция, которая всегда была его. Риция, которая всегда его слушала, шла с ним куда угодно и никогда не скрывала, что любит его. Но, видимо, был человек, которого она любила больше. Леций Лакон. Ее отец. И не человек, а аппир.
— Почему ты не говорил мне этого раньше?
— Это бы что-то изменило?
— Не знаю. Возможно.
Она сказала это со всей присущей ей серьезностью, отвернулась и закрыла глаза.
Через полчаса они были на космодроме. Дул промозглый северный ветер, небо было серым. Их рюкзаки лежали в ногах, на мокрых от прошедшего дождя плитах. Риция поправляла растрепавшиеся волосы. Ольгерд смотрел на нее.
— Летим ко мне?
— Не могу.
— Риция…
— Мне надо подумать. Обо всем.
— Ясно, — усмехнулся Ольгерд.
Она сверкнула черными глазами.
— В конце концов, мы уже простились с тобой. Чего тебе еще?
— Ничего, — сказал он, — я получил сполна.
Конс широкими шагами шел по дворцу. Леций не отмокал в своем бассейне, он ждал его в кабинете, одетый в торжественный черный костюм с золотым оплечьем и поясом. Хмурый день был за раскрытым окном, хмуро было в кабинете, хмурым было и его лицо.
— Поговорим? — ледяным тоном спросил Конс.
— Разумеется.
— Ты уже все знаешь?
— Да. Кера передал в деталях.
— И что ты на это скажешь, брат?
— Этого следовало ожидать, вот что я скажу.
— Ах, вот как?
Леций смотрел холодно, без сочувствия.
— Доигрались со своими экспериментами, — медленно и зловеще проговорил он.
— Вот так ты все вывернул?
— Я ничего не вывернул. Это твое безрассудство, Конс. И безумство твоей Флоренсии. Давно надо было понять, что никто вам не позволит родить смешанного ребенка. Это дело уже не семейное.
— Да? — Конс смотрел на него с каменным лицом, у него и в душе уже все окаменело, рвать и метать уже не хотелось. Хотелось исполнить свой долг и уничтожить чудовище, — а, по-моему, как раз семейное. Убийца среди нас. Он Индендра. И ты его прекрасно знаешь.
— Не уверен.
За окном строем стояли громадные черные ели, подпирая серое полотно пасмурного неба. Царственный брат сидел в высоком кресле как на троне, возложив руки на подлокотники. Он вел себя отнюдь не как пострадавший. Конс уже понял его теперешнюю роль: возмущенный хозяин, в государстве которого устроили бардак. Точно так же возмущалась Сия, которая считала себя главой рода Индендра. Ей не столько жаль было Аделу и ребенка, сколько ее возмущал скандал в благородном семействе.
— Подумай сам, — сказал Конс, — это Прыгун. И вдобавок тот, которого Адела прекрасно знала и любила. К тому же тот, кто был заинтересован в ее смерти. И тот, у кого была такая возможность. Не так много кандидатов остается, не правда ли?
— Я все это знаю, — поморщился Леций, — все равно никаких доказательств нет.
— Придется обойтись логикой.