— Это не тот, кто нам нужен, Леций. Своим сектантам он сказал, что на контакт с ним вышел некто из Прыгунов и пообещал отдать им беременную дочь Конса. Они и сами давно хотели ее похитить, но, поскольку Адела всегда была под охраной, это было невозможно. Для них. Но не для этого Прыгуна. Условие у него было только одно: убить ее поближе к раскопкам, чтоб ее быстро нашли. Убийство напоказ, понимаешь?
— Это мужчина? — спросил Леций взволнованно, — для него многое зависело от этого ответа.
— Он был в маске и говорил через синтезатор. Так что поди догадайся. Но, Малвезу почему-то показалось, что это женщина.
— Ну что ж, — усмехнулся Леций, надежда растаяла, — по крайней мере, не призрак… а Консу ты сообщил?
— Нет. Боюсь, он в такой ярости, что убьет всех наших пленников раньше, чем мы их допросим.
— Я заберу ваших пленников. Нечего им делать в полпредстве. Сейчас пришлю отряд внутренней охраны.
— Что ты собираешься с ними делать?
— Это решит Директория.
Леций устало откинулся на спинку кресла. Глаза сами закрывались, на сердце было тяжело. Можно было поймать Малвеза, разрезать его на части, но он не сможет сказать больше, чем знает. Маска, синтезатор речи, черный плащ, капюшон… и, кажется, женщина. Эния? Сия? Или… Риция?
Риция не раздеваясь прошла в спальню, упала на кровать и обняла подушку. Ольгерд снял с нее туфли.
— Хочешь чаю?
— Не хочу.
Он молча лег рядом, обнял ее, чувствуя сквозь мерцающую черную ткань тепло ее тела.
— Сколько всего сразу, Ол, — сказала она, — я не выдержу.
— Ты же у нас сильная.
— Я сама так думала.
— И самая красивая, — улыбнулся он.
— Неправда. Ты любил богиню, вот она была самая красивая.
— Это было давно.
— Я ее помню. Правда, я была совсем маленькая тогда, но мне было так обидно, что я совсем на нее непохожа. И что я не богиня.
— Знаешь, если б все женщины были одинаковы, это было бы ужасно.
— Ты ведь все еще любишь ее? Да?
— Никого я не люблю, кроме тебя. И никого мне не надо.
— Зачем ты так говоришь? Ты все равно улетишь на свою Землю, а я останусь здесь… Нет! Давай пока забудем об этом, иначе можно с ума сойти. Ведь ты же еще тут. Со мной?
— Я с тобой, — сказал он, снимая с нее мерцающее платье, ладони заскользили по ее горячей гладкой коже, по нежной округлости плеч и груди, по гибким стеблям послушных рук, по острым девичьим коленям, — я всегда буду с тобой. Хотя бы об этом не переживай.
— А как же…
— Скажи, ты хочешь, чтобы я остался?
Глаза у Риции вспыхнули, черные, они умели метать молнии, в ней всегда чувствовался некий дьяволенок, который и пугал, и притягивал. И не давал расслабиться.
— Хочу, — решительно сказала она, — тебя, всего, всегда! И навечно!
Расстроенная девочка исчезла. На него смотрела женщина, сильная и страстная, с гибким горячим телом, с горящими глазами, с потоком пульсирующей энергии, идущей от живота. Ольгерд снова почувствовал себя белым тигром, как там, под звездным куполом, когда они, сами не веря в то, что между ними происходит, катались по пыльному полу, пока он не догадался принести из каюты одеяла… Все было прекрасно. Все могло быть еще прекраснее. Ничего больше не говоря, он стиснул Рицию в объятьях и упал вместе с ней на подушки.
Сравниться с Рицией не мог никто. Даже Анзанта. Богиня любви могла утопить в волнах своей энергии, и это было блаженством, но она неуверенно владела своим плотным телом. Ее прекрасное тело было ей непривычно, она ощущала себя как бы отдельно от него. В тонком же мире любовь имела совсем другую форму и значение.
В Риции сочеталось и то, и другое: могучая энергия и страстное тело. А может, он просто любил ее, и все в ней казалось ему совершенным? Что-то подобное было только один раз: на песке, под дождем, с Зелой. С Зелой, которая никогда его не любила…
Риция была совсем другой. И слава Богу!
— Тебе не кажется, что мы расплавили льды на полюсах? — улыбнулась она припухшими от поцелуев губами.
— Кажется, — кивнул он, — ты просто вулкан, а не женщина.
— Вот видишь, кого ты так долго отталкивал!
— Риция, ты пропасть, в которую я боялся упасть. Или просто не хотел себе признаться, что уже падаю.
— Падай-падай! — засмеялась она.
На секунду Ольгерду показалось, что он безмерно счастлив, когда он забыл о Леции, об Ингерде, о Синеле и о том, что случилось. Просто взял и отодвинул все в сторону хоть не надолго.
— Ол, я проголодалась, — заявила Риция.
Он улыбнулся.
— Это хороший признак.
Сонный Мотя поспешил на кухню и приготовил им горячие бутерброды. Из приоткрытого окна пахло прохладной и влажной, но все-таки летней ночью, звезд в сером небе не было, только зеленая круглая луна тускло просвечивала сквозь сплошную завесу хмурых туч.
Ольгерд смотрел на сидящую за столом Рицию, такую домашнюю, в его халате, с бутербродом и чашкой чая, и ему просто не верилось, что она может тут сидеть. Он подумал, что если бы вот эту женщину он видел каждое утро и с ней бы ложился каждый вечер, ему бы это никогда не надоело. Он был бы по-идиотски счастлив, что бы там вокруг ни творилось.
— Завтра пойду к твоему отцу, — сказал он.
— Зачем?
— Сдаваться, — усмехнулся Ольгерд, — надеюсь, он меня простит.
— А если не простит? — с тревогой спросила Риция.
— Честно говоря, не знаю, — признался Ольгерд, — у меня как будто руки связаны.