Можно было начинать с кого угодно: с себя, с Ричарда, с Ольгерда, с самой Ингерды, с ее земного мужа, с Энии, а лучше с Синора Тостры, с Азола Кера, который своими речами сеет раздоры на планете, с маньяка, который изнасиловал Рицию, а может даже, с тех негодяев, которые, преследуя свои выгоды, загубили атмосферу на планете, вызвав повальные мутации и превратив всех аппиров в безнадежных уродов.
— Мы — больной народ, — сказал Леций, — мы только выкарабкиваемся из болезни, с кризисами, с ошибками, с болью. Нам еще не до любви, девочка. Нам бы выжить.
Риция кивнула, села к нему на пол и обняла его колени.
Пассажиры и почти весь экипаж были уже отправлены на корабль. Шестьсот человек удалось разместить с трудом, под каюты были переделаны даже грузовые отсеки, пришлось жестко ограничить и размер багажа. Это создавало столько мелких проблем, что было не до своих, крупных.
Ингерда покидала планету с последним посадочным модулем. Ее провожали Ольгерд, Флоренсия с Консом и Миранда. Порывистый северный ветер мешал разговаривать и бесцеремонно трепал волосы. Хмурое небо просачивалось мелким дождем. Планета словно нарочно хотела прикинуться неуютной, чтобы легче было ее покинуть.
На космодроме было людно, все прощались, сновали репортеры с камерами, норовили взять прощальное интервью. Ингерда что-то сказала им о вместимости корабля, обещала, что в следующий раз пришлют три или пять кораблей, чтобы уместить всех желающих, и это случиться уже зимой… Она? Нет, она больше сюда не прилетит. Капитанов на Земле достаточно. Правда ли, что планета названа ее именем? Правда. Но об этом скоро забудут. Мало ли на свете Ингерд…
Леций прилетел позже всех. Вполне официально, со свитой. Он был в белом костюме и белом плаще, толпа расступалась перед ним. Он остановился, чужой, царственный, отстранено учтивый, глухо затянутый в свои белые с золотом одежды. Как будто и не он вжимал ее в перину своим обнаженным, горячим телом, не он обреченно зарывался лицом в ее волосы, словно прячась от всего мира, не он смущенно спрашивал, можно ли ей позвонить.
Репортеры бросились к нему. Как он относится к бегству землян? Считает это вполне естественной реакцией. Смогут ли аппиры обойтись без земной поддержки? Об этом говорить еще рано, но когда-нибудь смогут. Наведет ли он когда-нибудь порядок на планете? Для этого надо превратить всю планету в казарму…
Он отвечал и смотрел на нее. Она обнимала Миранду и смотрела на него.
— Летим со мной, Ми? Будешь жить в моей каюте. Уместимся как-нибудь на одной кровати. Ну что тебе здесь?
— Здесь все, — сказала Миранда, — его работа, его квартира, его могила и его убийца. И я отсюда никуда не полечу.
— Ты же остаешься совсем одна.
— Мне уже все равно, Герда. Меня как будто нет. И мне никто не нужен.
— Мы ее не оставим, — вмешалась Флоренсия, — не волнуйся.
Миранда отошла на шаг и тревожно огляделась по сторонам. Ее пышные и мягкие белые волосы раздувались ветром, делая ее похожей на цветок одуванчика. Но что-то сломалось в этом одуванчике, как будто она постарела лет на сто. Кроткие серые глаза стали холодными как сталь, вместо любопытства и доверчивости в них была только боль. И почему жизнь предпочитает хлестать самых ранимых?
— Кого ты ищешь? — спросила Ингерда.
— Так… никого.
Конс тоже огляделся вокруг.
— Ладно, — усмехнулся он, — придется принести себя в жертву, чего не сделаешь ради младшего брата.
Он подошел к толпе репортеров, которых только что далеко послал, и отдал себя на растерзание. Леций наконец смог подойти к Ингерде.
— Я надеюсь еще когда-нибудь тебя увидеть, — сказал он, глядя ей в глаза.
— Лет через двадцать, — сказала она.
— Я люблю тебя, Ингерда.
«Смотри на меня», — думала она с отчаянием, — «смотри, как я хороша, смотри, кого ты теряешь навсегда, навсегда, навсегда!»
Она знала, что будет эта последняя встреча и последний разговор. Она постаралась быть неотразимой. Ни на что, впрочем, не надеясь. Просто, чтоб ему было больнее. Еще больнее!
— Эта мысль, — усмехнулась она, — будет согревать меня в пустом холодном космосе.
— Прости, — сказал он, — я такой, какой есть.
— Я давно это знаю, Леций. Но я тоже такая, какая есть. О чем же нам еще разговаривать?
— Ты права.
Он взял ее руку, коротко пожал и поднес к губам. Тут же налетели репортеры.
— Прощайте, госпожа Оорл, — сказал он вполне официально, — счастливого пути.
— Спасибо, — сухо проговорила она, в последний раз взглянула на всех и поднялась по трапу в посадочный модуль.
За ней последовала и ее команда. Ингерда села в мягкое кресло у лобового экрана, рядом с пилотом. Впереди было бесконечное серое поле космодрома, разноцветные купола ангаров вдали и подковой изогнутые цепи гор у горизонта.
— Летим, Кей, — вздохнула она, — мы и так уже задержались.
— Как прикажете, капитан, — жизнерадостно ответил третий пилот и задраил люк.
30.12.95