Потом все начнется сначала.
— Пригнись!
Даваров присел. Роберто метнул еще одну флягу, которая, пролетев над его головой, упала примерно на середину лестницы. Громыхнувший взрыв отдался звоном в металлическом шлеме, застрявшие на ступенях тела разметало во всех направлениях. Кровавые ошметки брызнули Даварову в лицо. Десять, а то и больше мертвецов были разорваны в клочья, все вокруг заляпало кровью, забросало потрохами и обгорелой плотью. Посреди лестницы образовался пролом. Бетон треснул еще в результате воздействия земляной волны, а взрывчатый порошок расширил трещину. Но мертвецы уже двигались, чтобы возобновить атаку.
— Много еще осталось, Роберто?
Даваров оглянулся через плечо. Роберто стоял перед клетью с флягами. Позади него тонкая линия легионеров и механиков держалась с мужеством отчаяния, страшась не погибнуть, но превратиться в таких же ходячих мертвецов, как те, кому они противостояли. Их атаковали цардиты, погибшие при прохождении волны. Скверна овладела их телами, и Гориан заставил их подняться. Мертвецы были сильными. Свеженькие трупы.
Мертвые пытались вскарабкаться наверх всеми возможными способами. Их штурмовые лестницы волна обратила в гниль, но они взбирались по обвалившимся камням, впиваясь пальцами в любые трещины, цепляясь за крышу и силясь дотянуться до живых.
Клинки Конкорда отрубали сотни пальцев и рук, но за одними мертвецами лезли другие. Более того, они начали громоздить камень на камень, возводя из обломков вал, помогавший подняться на крышу. Он становился все выше, так что в конце концов у них могла появиться возможность орудовать клинками. Однако Даваров полагал, что натиск мертвого воинства на том направлении можно будет сдерживать еще довольно долго. Самым уязвимым участком обороны сейчас представлялась лестница. Он и отважный Харбан Квист, сменяя друг друга, орудовали длинным мечом и топором и блокировали опасный подступ. Но это не могло продолжаться вечно.
— Роберто? — повторил он вопрос.
— Четыре. Маловато.
— Но, может быть, и хватит. Нацелься на то самое место, куда ты угодил в последний раз. Лестница треснула, глядишь, и обвалится.
Мертвецы, расчистив путь к подножию лестницы от тел, снова двинулись на штурм. На сей раз навстречу им выступил Харбан, вооруженный боевым топором. Крепкие ноги и коренастое телосложение позволяли ему наносить горизонтальные удары на уровне пояса, причем разил он в обе стороны, как лезвием, так и обухом.
На глазах у Даварова первый же удар начисто смел мертвеца с лестницы в кишащую массу. Возвратным движением топор почти перерубил бедро другому мертвецу, который, обезножев, повалился вперед. Харбан отступил на полшага и размозжил ему голову. Вырвав топор из черепа еще шевелившегося тела, он снова шагнул вперед, ткнул бобышкой в лицо третьего врага и махом назад перешиб предыдущему хребет.
Все это побоище происходило в полном молчании, что придавало ему особенно жуткую окраску. Тысячи мертвецов неудержимо рвались к цели, и при этом ни один из них не издавал ни звука. Лишь горящая смола исторгала у них вопли, причем такие ужасные, что Даваров не смог бы забыть их до самой могилы. Живые удерживали в своих руках только крышу разрушенного форта, и их голоса вместе с топотом и глухим стуком оружия звучали над растерзанной землей неестественно громко.
Харбан поднырнул под рубящий взмах меча, резко выпрямился и нанес прямо перед собой мощный удар ногой. Мертвец потерял равновесие и полетел назад, сбив с ног еще четверых. Возникла недолгая пауза.
— Роберто!
Роберто отступил в сторону, прицелился и метнул очередную флягу. Взрыв заставил содрогнуться камни форта и тела людей. Пролом на середине лестницы расширился и сейчас достигал в ширину примерно фута, многих мертвецов раскидало, разворотило и разорвало в клочья. Взметнулась туча кровавых брызг, взлетели и опали щупальца внутренностей.
— Славный бросок, — одобрил Даваров. — Ладно, пора мне снова поработать клинком. Харбан, моя очередь.
— Как тебе угодно, генерал, — отозвался карку.
— Мне угодно. Еще как угодно.
Даваров подступил к верху лестницы, поигрывая мечом.
— Ну, давайте, цардитские ублюдки! Лезьте! С каждым сброшенным подонком наш казначей на шаг приближается к своей добыче.
— Неплохо бы ему добраться до нее побыстрее, — приглушенно буркнул Роберто.
Но Даваров расслышал.
Джеред опустил Оссакера на землю. Пока Миррон застыла в горестном ошеломлении, казначей пытался сделать что мог. Ардуций с огромным усилием приподнялся на здоровой руке и, не веря своим глазам, уставился на то, что предстало его взору. Это был Гориан — но в то же самое время и Кессиан. Миррон, поняв, что именно она видит, осела наземь, простирая вперед руки в бессильном, разрывающем душу жесте отчаяния.
Гориан находился позади Кессиана, оба они стояли. Ардуций хорошо видел их глаза, более-менее мог разглядеть лица. Но и только. Из тел, покрывая их почти полностью, прорастали корни. Извилистые, перекрученные, узловатые, переплетающиеся древесные стебли выступали прямо из их щек и висков, тянулись к макушкам, оплетали тела, пронизывая их в разных местах сплошным коконом, и уходили в почву. Мало того, эти сросшиеся с человеческими телами корни прямо на глазах Ардуция давали побеги — раскрывались почки, набухали цветочные бутоны.
Сила земли втягивалась через эти корни и протекала через обоих людей. Ардуций попытался было прощупать сознанием сотворенную Горианом энергетическую карту, но она оказалась непроницаемой, надежно огражденной медленно пульсирующей решеткой из мощных коричневых и зеленых силовых каналов. Это была естественная энергия земли, но преображенная и искаженная каким-то извращенным, неведомым ему способом. Ардуций не мог сказать, имел ли Гориан это в виду, когда творил волну, либо же данный результат являлся неожиданным, побочным эффектом. Ясно одно — в настоящий момент Гориан и Кессиан были теснейшим образом, до уровня почти полного взаимопроникновения связаны друг с другом и с землей.
— Гориан, — с трудом вымолвила тяжело дышавшая Миррон. — Пожалуйста, отпусти его. Отпусти моего сына!
— Не могу, — ответил Гориан мягким, мелодичным голосом, обманчиво облагороженным тембром той особой красоты, что присуща живой природе. — Мы выбрали другой путь. Присоединяйся к нам.
— Ну уж нет! — сплюнул Джеред. — Мы сами его возьмем.
Казначей действовал быстро. Годы не уменьшили стремительности его движений, а клокотавшая в нем ярость усугубила ее. Удар клинка обрушился на тесное переплетение корней, прикрывавшее шею Гориана. Кессиан издал жалобный вопль. Корни спружинили, клинок отскочил и, вырвавшись из руки Джереда, упал на землю, оставив на корнях лишь неглубокую царапину. Гориан рассмеялся.
— Ты не понимаешь, казначей, — проговорил он. — Невозможно убить землю. А я и есть земля, так же как земля — это я. И все, что ходит по ней. Все, что растет из нее, и все, что погребено в ней, — все принадлежит мне.
Джеред отступил на шаг и огляделся. По краям поляны толпились люди. Мертвые, безмолвные, с пустыми взглядами. Ардуций физически ощущал давление их неживой серой энергии, все возраставшее, по мере того как они подтягивались сюда. Невиданной ранее, чуждой природе энергии, созданной Горианом неизвестным Ардуцию способом. Листья начали вянуть, ветви сохнуть и скрючиваться. Трава чернела и умирала. Очень скоро живым остался лишь небольшой кружок почвы вокруг самих Восходящих. За его пределами, на сколько они могли видеть, все пожухло и потемнело.
— Послушай меня, Гориан, — сказал Ардуций. — Не надо тебе этого делать. Ты, по-моему, сам не понимаешь, что творишь. Не может быть, чтобы ты действовал осознанно. Ты ведь один из нас. Ты Восходящий.
— Я шагнул дальше и уже взошел, мой дорогой хрупкий братец. Я сожалею, что тебе больно, но это пройдет. Я делаю именно то и только то, что должен делать. Работа богов в том и заключается, чтобы созидать рай для своих чад.
— Ты не бог!
Ардуций повернулся на голос. Оссакер пришел в сознание и даже выпрямился, опершись на дерево, ожившее благодаря одному лишь его присутствию. Он находился на расстоянии вытянутой руки от прикосновения смерти.
— Разве нет, мой болезненный приятель? — Смешок Гориана дрожью разнесся через землю. — Ты боролся со мной. Ты оказался упорней, чем я думал. Но ты не обладаешь безграничной силой. А я обладаю. Для того чтобы управлять природными стихиями, мы должны слиться с ними, стать ими. Бог должен обладать абсолютной властью.
— Если кто тут и болен, так это ты, — вмешался Джеред. — И именно ты умрешь.
Гориан моргнул и воззрился на Джереда. Тихий вздох пробежал по рядам окружавших их мертвецов, продолжившись в траве у них под ногами.
— Ты смертный, и я могу прервать твою жизнь в одно мгновение. Мой народ ожидает лишь моего повеления, и даже хваленый казначей Джеред не сможет устоять против такого количества.
— Ну так чего ты ждешь? Чего ты хочешь?
— Иди к нам, мама. Тогда он отпустит меня. Он обещал. — Слова Кессиана прозвучали жалобно и повисли в воздухе.
Слова невинного ребенка. Грудь Миррон вздымалась и опадала.
— Нет-нет, любовь моя, нет! Он лжет тебе. Не верь ему, сразись с ним. Пожалуйста!
Джеред подскочил к ней, чтобы хоть как-то утешить, стараясь в то же время не упускать из виду мертвых. Между тем Ардуций уловил в жизненной карте Гориана новую пульсацию — пульсацию желания.
— Но это то, что должно случиться, — изрек Гориан. — Мы должны воссоединиться и стать семьей, как и должно быть. Мы те, кому предначертано править этой землей, и мы можем позволить себе милосердие. Можем щадить тех, кого любим. Миррон, приди ко мне. Приди к нам.
— Не двигайся! — закричал Джеред, увидев, что Миррон подалась вперед. — Не шевелись! Он всех нас убьет!
— Нет, если Миррон придет ко мне, — возразил Гориан, уже без недавней вкрадчивой мягкости — сейчас его голос куда больше напоминал прежнего заносчивого юношу. — Тогда мы не причиним вам вреда. И вообще, неужели ты хочешь помешать Миррон прикоснуться к ее сыну?
Миррон, обвисшая в объятиях Джереда, шепнула ему что-то на ухо, и он разжал руки, хотя его взгляд умолял ее остаться. Она оглянулась на Ардуция, на ухитрившегося-таки доковылять до него Оссакера. Глаза ее были полны безграничного отчаяния.