— А что может сделать канцлер?
Васселис пожал плечами.
— Это же Фелис, от нее можно ждать чего угодно. Ну а теперь я, пожалуй, съем один кусочек мяса. Если, конечно, ты еще не все слопал.
Роберто Дел Аглиос вместе с братом Адранисом стоял на надвратном укреплении, откуда был хорошо виден лагерь цардитов. Позади них в ранний утренний час вовсю пылали огни, обозначая лихорадочную подготовку к отражению наступления. Правда, у многих уже возникали сомнения: будет ли оно вообще?
В течение пяти дней со своего прибытия цардиты не уделили вероятному противнику ни малейшего внимания. Они расположились лагерем примерно в миле от моста и, судя по их поведению, не интересовались ничем, кроме охоты и состязаний в стрельбе из лука. В чем смысл этой странной демонстрации силы — вот что не давало Роберто покоя.
— Должно быть, я упускаю что-то очевидное, — повторил он.
Цардитские костры горели ярко. Порыв теплого вечернего ветерка донес до их слуха обрывок песни. Братья стояли прямо над воротами на артиллерийских платформах, облокотившись о парапет, вдоль всей длины которого располагались сотни матерчатых колчанов со стрелами. Новые изготавливались каждый день и в большом количестве. Платформа была завалена камнями для онагров, снарядами для баллист и бочками с дегтем — полный боезапас. В воздухе висел запах смолы, масла и свежей древесины.
— Этот форпост будет первым при атаке, — сказал Адранис.
— Будет, если она начнется. В их действиях наверняка есть какой-то смысл, но будь я проклят, если хоть что-нибудь понимаю. Очевидно, я слишком долго был дипломатом. — Роберто рассмеялся и глянул на Адраниса, снова ощутив прилив гордости. Прекрасный молодой человек, полный энергии и страсти, настоящий воин Конкорда. Уж в этом-то Роберто знал толк. — Вот что, мастер Дел Аглиос, я погряз в переговорах, а ты солдат сегодняшних легионов. Что ты думаешь на сей счет?
— Да то же, о чем вовсю толкуют в казармах, — ответил Адранис, глядя вперед. — Ясно, что их нынешней численности недостаточно, чтобы нанести нам удар. И они дали нам время укрепить позиции и расположить метательные орудия именно там, где нам нужно. Создается впечатление, будто они хотят, чтобы мы как можно лучше подготовились, что просто не может быть правдой.
— Значит, по-твоему, они не планируют нападение?
— Вероятнее всего, нет.
— Так что же они задумали?
— Видимо, отвлечь нас. Сейчас мы ждем известий с юга о приближении к границам других сил цардитов. Пока тревожных сообщений нет, но беспокоить нас должна в первую очередь Атреска. Наши силы там растянуты, оторваны от возможных подкреплений, а в самой стране царит смута.
— Опять Атреска. — Роберто почесал голову. — Знаешь, пожалуй, на эту уловку с отвлекающим маневром я не куплюсь.
— А что, есть предположение получше?
— Нет. Но мы находимся далеко на севере, и им просто нет смысла отвлекать нас на этом направлении. Ну, представь себе даже, что твои курьеры сообщили о нападении цардитов на Атреску. Пусть они угрожают самому Харогу. Ну и что? Разве это объясняет, зачем они сняли с основного фронта несколько тысяч человек и отправили сюда? Неужели только для того, чтобы Медвежьи Когти не сидели без дела?
— Может быть, они не сумели точно разведать обстановку и полагают, что сковывают здесь значительные силы?
— Граница здесь не так хорошо закрыта. Конечно, армия ее незаметно не перейдет, но несколько разведчиков? — Роберто покачал головой. — Я уж не говорю о том, что у цардитов полно сочувствующих и в Атреске, и здесь. Нет… Мы точно знаем, что сюда им на подмогу не движутся войска?
— Во всяком случае, на расстоянии двадцати дней пути ничего подобного не обнаружено. Ни твоими приятелями сирранцами, ни нашими разведчиками.
— Выходит, они притащились сюда бог знает откуда, чтобы нас подразнить?
— Ты ведь не веришь этому, да, Роберто?
— Конечно нет. Поэтому я возвращаюсь к своему первому заявлению. Мы не замечаем чего-то очевидного. Вот, посмотри на них. Никакой артиллерии и никакой кавалерии. Всего несколько быков, которые тащат повозки с припасами и фуражом. Ну не воюют так, хоть ты тресни! Если только они не планируют выставить команду лучников на наших играх в наступающем соластро, я никак не соображу, чего они хотят этим добиться. Адранис, подумай. Никому, кроме нас, они здесь угрожать не могут. Но угрожать нам такими силами бессмысленно: мы уже защищали этот мост. Лучшей позиции и быть не может.
Роберто снова глянул на Адраниса. Тот хмурился и, просунув пальцы под шлем с зеленым плюмажем, чесал голову.
— Я не понимаю, к чему ты клонишь.
— Если они не нападут в ближайшие дни, я ничем не смогу оправдать свое пребывание здесь. Но уезжать, свалив разгадку этой головоломки на тебя или кого-то другого, мне очень не хочется. Здесь пахнет жареным. Когда сирранцы предупредили меня о движении цардитов в данном направлении, меня это обеспокоило. И продолжает беспокоить сейчас, причем малая численность их армии и показное отсутствие воинственных намерений ничего не меняют.
— Я понимаю тебя.
— Просто будь осторожен, вот и все. Ты драгоценный камень в короне Конкорда. Матушка ни за что не простит мне, если ты погибнешь здесь из-за чьей-нибудь беспечности, не важно твоей или моей.
— Роберто, уж не вообразил ли ты, будто я забьюсь под одеяло и спрячусь от опасности? Я кавалерист и буду сражаться. Это мой долг, так же как и твой. — Адранис напрягся и гордо вскинул голову.
— Да я тебя ни о чем таком не прошу. — Роберто обнял брата, привлек к себе и понизил голос. — Ты просто помни, кто ты такой. Потому что цардиты уж точно не дураки, и они об этом не забудут. Они наверняка выведают, что ты здесь, и ты будешь для них мишенью, поважнее любого генерала. Мне тоже приходилось помнить об этом, да и впредь, наверное, придется. Род Дел Аглиосов не должен пресечься хотя бы ради того, чтобы Конкорд оставался ведущей силой нашего мира. На нас всех лежит ответственность. На мне, на тебе и на Тулин.
— Тулин? — Адранис отстранился.
— Да, конечно. Если мы оба погибнем в бою, она станет наследницей. Ей необходимо осознать этот простой факт, и я всерьез намерен вправить ей мозги.
— Желаю удачи, — сказал Адранис. — Она служит Конкорду на свой манер. По доходящим до меня слухам, в чем она действительно преуспела, так это в мотовстве. Транжирит состояние Дел Аглиосов на тряпки, безделушки и толпу надушенных недоумков, которых ей угодно именовать друзьями и советчиками.
Роберто рассмеялся.
— Ну разве младшие сестренки существуют не ради того, чтобы их баловали, а они этим пользовались?
— Ну тут она весьма преуспела.
— Не надо недооценивать ее, Адранис. Она сообразительна и, когда ей это требуется, способна проявить подлинное политическое здравомыслие. Тулин многое унаследовала от матушки, и нашим сенаторам стоило бы это понять. Я с нетерпением ожидаю встречи во дворце Соластро, хотя и не любитель таких мероприятий. Гарантирую, это будет самое организованное и подготовленное заседание в истории Конкорда.
— Ты о ней слишком высокого мнения, Роберто. Если она — секретарь консула, то да здравствует хаос!
— Адранис, ты судишь по воспоминаниям. — Роберто погрозил брату пальцем. — Может быть, Тулин экстравагантна и позволяет себе некоторые излишества, на что матушка ей непременно укажет, но по части дел государственных у нее просто удивительные успехи.
— Тебе лучше знать.
— Я знаю.
Повисло молчание, и Роберто вновь услышал, как голоса цардитов слились в песне, звучавшей громче, чем прежде. По его спине пробежал холодок. Эту песню он знал. Она была не походной и не из тех, что распевают у лагерных костров. То была песнь победы.
Стоило Марку Гестерису войти на территорию мастерских и лабораторий Д'Алинниуса, главного ученого Конкорда, как он почувствовал особую, физически ощутимую атмосферу интеллектуального творчества. Вообще-то Гестерис бывал здесь редко, полагая, что наука не для солдата, но всегда признавал: исследования ученых и их открытия имели выдающееся значение для военного дела.
Звуки, которые он сразу услышал, войдя в небольшое здание, прилепившееся к чиновничьим канцеляриям Холма, свидетельствовали о неустанной работе. Эрин Дел Аглиос распорядился о строительстве исследовательского комплекса после войны с Цардом, что, с одной стороны, явилось свидетельством официального признания ценности научных достижений, а с другой — должно было обеспечить ученым и их делу должный уровень безопасности. Даже Гестерису пришлось потерять время на досмотр при входе, прежде чем его пропустила бдительная стража.
Гестерис заставил себя не задерживать взгляд на исписанных мелом досках, покрытых цифрами, схемами и формулами, которыми изобиловали стены, и не стал гадать, что же происходит в мастерских и какая наука может потребовать столько огня, звона молотков и окриков. В мастерской стояла невыносимая жара, кузнечные горны поддерживали пламя, и было не продохнуть от копоти.
Он направился к Д'Алинниусу, который двинулся ему навстречу, стуча тростью по каменному полу, хотя каждый шаг причинял ему боль.
— Ты хорошо выглядишь, Орин. — Гестерис постарался побыстрее преодолеть разделявшее их расстояние и избавить ученого от болезненных усилий.
Д'Алинниус остановился и оглядел его одним здоровым глазом, слегка наклонив голову, чтобы получше сфокусировать взгляд. При этом взору Гестериса предстала зарубцевавшаяся плоть на месте левого уха и проплешины там, где выжженные волосы так больше и не выросли.
— Идиотское вранье, — прошамкал Орин сквозь сломанные и недостающие зубы. — С тех пор, как это было правдой, прошло десять лет.