Так и вернулись Вася и Минька из царского дворца не солоно хлебавши.
Уселись опять на поленнице, где Васин восьмиэтажный дом будет стоять. Сидят, вздыхают.
Жалко Миньке Васю. Уж солнышко садится, а монета ещё не разломана. Да и нет её. Ворона унесла. А куда - неизвестно.
- Ворона монету принесёт, - угадав Минькины грустные мысли, сказал Вася.
Хотел Минька возразить: мол, ищи ветра в поле, да прикусил язык, чтобы товарища зря не расстраивать. И так ему худо!
Тут захлопали рядышком крылья, и прямо на Васино плечо села седая ворона. В клюве монету держит.
- А я что говорил! - крикнул Вася, и лицо его просветлело. - Ворона не подведёт!
А ворона весело захлопала крыльями, сделала над ребятами круг и улетела.
- Ну и ворона. Вот так ворона! Никогда таких ворон не видал! - сказал Минька.
А Вася внимательно посмотрел на лежащую на ладони монету. Головы орла щурились на заходящее солнце.
- Как же нам её разломать? Минька ничего не успел ответить.
- Минька, Минька!..
- Мамка кличет. Погоди немного, - Минька кивнул и исчез за поленницей.
Вася присел на дрова и стал следить, как угасает день. Как один край неба всё густеет и густеет, становится тёмным. А другой, где закатывается солнце, разгорается ало, будто там пожар, и лёгкие перистые облака над тем местом, как подкрашенный пламенем дым.
Запахло дымком, - верно, в какой-то избе затопили печь. Кругом стало тихо-тихо. Даже редкие птичьи голоса умолкли. Даже листва на берёзках перестала шептаться. А Минька всё не шёл.
И Вася так остро почувствовал одиночество, ему стало так жутко, что он, ударяясь коленками об острые края дров, торопливо перебрался через поленницу и побежал к Минькиному дому.
Навстречу из скрипучей калитки вышел Минька, лицо озабочено.
- Вася, - сказал он шёпотом. - у дяди Вани - товарищи. Стачечный комитет. Посторожить велели. А то ф-фараоны нагрянут - всех в тюрьму.
- А кто это дядя Ваня?
- Угловой жилец. Угол у нас снимает. Мы у хозяина - комнату, а дядя Ваня у нас - угол, - и добавил шёпотом: - Он большевик.
- Большевик? - обрадовался Вася. - Мой дедушка был большевиком. Большевики - это коммунисты.
В этот момент, приглушённый стенами избы, до них донёсся уверенный голос:
- Мы не можем отступать ни на шаг. Мы должны день за днём, час за часом готовиться к великому дню, когда разгневанный народ свергнет царское самодержавие, разобьёт ненавистного двуглавого орла и подымет над свободной Россией свое красное знамя!
Минька схватил Васю за руку:
- Пойдём на дрова. Не надо на виду торчать.
Они забрались на поленницу. Минька стал наблюдать за пустынной улицей.
- Слышал, как он сказал: народ разобьёт ненавистного двуглавого орла!.. - с жаром сказал Вася. - И так будет, Минька! Так будет! Будет Великая Октябрьская социалистическая революция!
И только сейчас он по-настоящему понял эти слова: «Великая Октябрьская социалистическая революция!»
Это значит - построят прекрасное Автово, в котором он живёт. И станут учить детей в новеньких школах. Это значит - обуют и оденут Миньку, и никто не посмеет его обидеть. В царском дворце откроют музей. Папа станет знатным токарем на тракторном заводе. Великая Октябрьская социалистическая революция - это то самое будущее, в котором он, Вася, жил.
И сделают революцию вот эти самые рабочие, которые собрались сейчас в Минькином доме у дяди Вани. Простые люди.
Сердце Васи забилось часто-часто от волнения, от гордости за этих людей, от благодарности к ним.
Ну что ж, если никто не может разломать злосчастную монету пополам и ему, Васе, суждено остаться здесь, в этом времени, он знает, что ему надо делать! Он будет помогать этим людям готовить революцию. А в 1917 году, через десять лет, они с Минькой не пропустят ни взятия Зимнего дворца, ни караула в Смольном, ни выступления Владимира Ильича Ленина на съезде Советов. И, может быть, даже удастся попасть потом в Чапаевскую дивизию, драться с белыми и предупредить Чапаева, что на его штаб нападут ночью. И Чапаев останется жив.
На глазах Васи выступили слёзы.
Вася совсем забыл про монету, которая лежала у него на ладони двуглавым орлом вверх.
- Минька, - сказал он.
- Что?
- Я, кажется, - Вася хотел сказать «останусь здесь навсегда», но взглянул на монету и замер: головы орла словно корчились в алом свете заходящего солнца. Монета тускнела на глазах. Зеленела. Становилась всё тоньше и тоньше. Слеза словно обожгла её. Ведь жаркие слёзы гордости не пустые слёзы.
- Минька! Смотри! - шепнул Вася. Минька повернулся к нему.
- Спасибо тебе за всё, Минька. Я сейчас, наверно, смогу разломать монету. Смотри!
Вася захватил монету пальцами обеих рук. Нажал легонько. Монета хрустнула…