Я вышла из душа и заметила свое отражение в зеркале. Жуть.
За время пребывания в Дублине, несмотря на все ужасы, я ни разу не видела у себя такого выражения лица.
Я казалась одержимой. Загнанной.
И чувствовала себя такой же.
Я приехала сюда ради мести. Опершись ладонями на раковину, я наклонилась к зеркалу, изучая себя.
Кто там, за моим лицом? Король, готовый не задумываясь убить четырнадцатилетнюю девочку, которую я люблю? Любила. Теперь ненавижу. Она завела мою сестру на аллею к монстрам, которые ее уничтожили.
А я не могла даже понять почему. И это было не важно. Она это сделала. Res ipsa loquitur, как сказал бы мой папа. Дело говорит само за себя.
У меня не было сил сушить волосы и наносить макияж. Я оделась, сползла вниз и рухнула на диван. В свинцовом небе загрохотал гром. День был дождливым, и даже полдень казался ночью. Сверкнула молния.
Я слишком много потеряла. И мало обрела.
Дэни я считала находкой.
Осознание того, кто убил мою сестру, вернуло всю остроту боли. Я слишком ярко все представляла. Раньше я убеждала себя, что Алина умерла сразу и, что бы с ней ни делали, это было уже после ее смерти. Теперь я знала наверняка: чудовища медленно осушали ее, а моя сестра выцарапывала мне записку. Я сидела и мучила себя мыслями о ее страданиях, словно пыталась найти в этом что-то, кроме боли.
Остатки торта на столике словно насмехались надо мной. Нераскрытые подарки лежали рядом. Я испекла торт для убийцы своей сестры. Я заворачивала для нее подарки. Красила ей ногти. Что я за монстр? Как можно быть настолько слепой? Какие улики я проглядела? Дэни хоть раз оступилась? Выдала себя каким-то замечанием об Алине, а я просто не заметила?
Я уронила голову на руки, сжала виски, дернула себя за волосы.
Страницы из дневника!
— У Дэни дневник Алины, — удивленно сказала я.
Страницы, которые появлялись, не имели смысла. Они появлялись ни с того ни с сего. Например, когда Дэни приносила мне почту. В толстом конверте, который могла бы использовать корпорация Ровены.
Но зачем Дэни подбрасывала их мне? Там шла речь о...
— О том, как Алина меня любила. — Слезы жгли мне глаза.
Звякнул колокольчик.
Мои мускулы и так были напряжены, но живот сжало от предвкушения. Я откинулась на спинку.
Такую реакцию вызывал у меня только Иерихон Бэрронс.
Я потерялась в горе и боли, я ненавидела жизнь. И все равно хотела встать, раздеться и заняться с ним сексом прямо на полу. Вот и весь смысл моего существования? «Я мыслю, следовательно, я существую» было мне недоступно. У меня было: «Я существую, следовательно, хочу трахаться с Иерихоном Бэрронсом».
— Вы намусорили у черного хода, мисс Лейн.
Не так сильно, как хотелось бы. Я с радостью оживила бы этих Невидимых уродов и убила бы их снова. Как мне теперь сделать то, что я должна?
Может, просто привести Дэни на аллею и скормить ее каким-то монстрам? Ее сложно поймать, но мое темное озеро бурлило, шептало, предлагало помощь, и я знала, что сил мне хватит. На все, что я захочу. Во мне было нечто холодное. Всегда было. И теперь я радовалась ему. Я хотела проморозить эмоции до такой степени, чтобы во мне вообще ничего не осталось.
— Дождь все смоет.
— Мне не нравится мусор на моем...
— Иерихон! — Это был плач, мольба, молитва.
Он резко замолчал. Возник у крайнего шкафа и уставился на меня.
— Можешь произносить это слово в любой момент, Мак. Особенно когда ты обнажена, а я сверху.
Я чувствовала, как скользит по мне его взгляд, как он пытается! понять, что случилось.
Я не понимала себя. Я просто умоляла его не трогать меня сейчас. Сарказм меня уничтожил бы. Я молила разделить мою боль, потому что знала: Бэрронсу известно, что такое боль. Он словно стал для меня божеством. Я подняла глаза. Он был с моей предполагаемой матерью в аббатстве, сбежал с ней в ночь исчезновения Книги. И не сказал мне об этом. Как я могу его боготворить? Но у меня не было сил ему противостоять. Известие о том, что Алину убила Дэни, проткнуло меня, как игла — воздушный шарик.
— Почему ты сидишь в темноте? — спросил наконец Бэрронс.
— Я знаю, кто убил Алину.
— Ах. — Одним словом он выразил то, на что другим людям понадобилось бы несколько предложений. — Ты уверена?
— Абсолютно.
Бэрронс ждал. Не спрашивал. И я внезапно поняла, что он и не спросит. Такова его природа. Бэрронс чувствовал, и чем сильнее было чувство, тем меньше вопросов он задавал. Я улавливала его напряжение даже на расстоянии. Он ждал моего ответа. Если я не отвечу, он просто пройдет дальше и молча исчезнет из виду.
А если я отвечу? Что, если я попрошу его заняться со мной любовью? Не трахать меня, а именно любить?
— Это сделала Дэни.
Бэрронс так долго молчал, что мне начало казаться, будто он не расслышал. Потом он устало выдохнул:
— Мак, мне очень жаль.
Я посмотрела на него.
— Что мне делать? — Я с ужасом слышала, как ломается мой голос.
— Ты еще ничего не сделала?
Я покачала головой.
— А что ты хочешь сделать?
Я горько рассмеялась и чуть не заплакала.
— Притвориться, что ничего не знаю, и жить, словно всего этого не было.
— Вот так и поступи.
Я недоверчиво подняла глаза.
— Что? Бэрронс, великий мститель, советует мне забыть и простить? Ты никогда не прощаешь. Ты никогда не бежишь с поля боя.
— Мне нравится сражаться. Тебе иногда тоже. Но не думаю, что сейчас именно тот случай.
— Это не то... я... это... Боже, как все сложно!
— Жизнь вообще сложная штука. И временами чертовски дерьмовая. Как ты относишься к Дэни?
— Я... — Я чувствовала себя предательницей, отвечая ему.
— Давай перефразирую: как ты относилась к Дэни, пока не узнала, что она убила Алину?
— Я любила ее, — прошептала я.
— И ты думаешь, что любовь просто так уйдет? Исчезнет, как ни в чем не бывало, только потому, что тебе стало слишком больно?
Я смотрела на него. Что Иерихон Бэрронс знал о любви?
— Хотелось бы. Хотелось бы ее выключить. Но она не фонтанчик. Она чертова река со взбесившимся течением. И только природная катастрофа или дамба может остановить поток — но чаще всего просто изменить его направление. Обе меры экстремальны и так меняют картину мира, что потом удивляешься, зачем тебе это было нужно. И как теперь ориентироваться без привычных меток? Выжить можно, лишь найдя новые способы искать направление в жизни. Ты любила ее вчера, ты любишь ее сегодня. Она делает что-то, что разрушает тебя. Ты будешь любить ее завтра.
— Дэни убила мою сестру.
— По злобе? Умышленно? Из-за жестокости? Жажды власти?
— Откуда мне знать?
— Ты любишь Дэни, — прямо сказал Бэрронс. — Значит, ты знаешь ее. Когда кого-то любишь, видишь этого человека насквозь. Спроси свое сердце. Дэни хороший человек?
Иерихон Бэрронс советует мне прислушаться к своему сердцу. Странности в жизни бесконечны?
— Как думаешь, ее могли заставить это сделать?
— Она могла отказаться!
— Дети считаются недееспособными.
— Ты ее оправдываешь?! — зарычала я.
— Оправданий нет. Я лишь указываю на то, на что стоит указать. Как Дэни обращалась с тобой со дня вашего знакомства?
Мне было больно говорить.
— Как со старшей сестрой, на которую равнялась.
— Она была верна тебе? Поддерживала тебя, не глядя на остальных?
Я кивнула. Даже когда Дэни думала, что я связалась с Дэрроком, она оставалась на моей стороне. Она пошла бы за мной даже в ад.
— Она знала, что ты сестра Алины?
— Да.
— И на каждую встречу с тобой шла, как на казнь.
Я говорила Дэни, что мы с ней как сестры. А сестры прощают друг другу все. Я помню, как заметила в зеркале выражение ее лица, а Дэни не знала, что я на нее смотрю. Оно было жалким, и теперь я понимала почему. Потому что она думала: «Ага, как же. Мак убьет меня, как только узнает». И она все равно приходила ко мне. Я только сейчас поняла, что она не нашла и не прикончила тех Невидимых, чтобы уничтожить доказательство своей вины.
Бэрронс долго молчал, затем спросил:
— Она сама убила Алину? Своими руками? Каким оружием?
— Почему ты спрашиваешь?
— У всего есть своя степень.
— Думаешь, как лучше лишить ее жизни?
— Я знаю разные способы.
— Смерть — это смерть!
— Согласен. Но убийство не всегда убийство.
— Я думаю, Дэни отвела Алину туда, где она погибла.
— Не слышу уверенности в том, что Алину убила Дэни.
Я рассказала ему, что случилось ночью, что сказали Невидимые, как выглядело тело Алины и как исчезла Дэни. Когда я закончила, Бэрронс молча кивнул.
— И что мне делать?
— Ты просишь у меня совета?
Я собрала все силы, чтобы пошутить.
— Только голову мне не откусывай. У меня была тяжелая ночь.
— И не собирался. — Бэрронс присел передо мной на корточки и заглянул в глаза. — Это тебя доконало, да? Это хуже всего, что произошло с тобой. Хуже, чем состояние при-йа.
Я пожала плечами.
— Ты что, шутишь? Когда я была при-йа, у меня был регулярный секс, я не испытывала ни вины, ни стыда. По сравнению с моей нынешней жизнью это было блаженство.
Он долго ничего не говорил. Затем:
— Но это не то, что тебе хотелось бы повторить в здравом уме.
— Это было... — Мне не хватало слов.
Он ждал.
— Как Хеллоуин. Когда начались беспорядки. Люди взбесились. Безумствовали.
— Ты хочешь сказать, что, став при-йа, ты была в отключке?
Я кивнула.
— Так что же мне делать?
— Вытащить голову из... — Бэрронс оскалился в беззвучном рычании и отвернулся. И снова надел маску цивилизованности. — Решить, с чем ты можешь жить. И без чего ты жить не сможешь. Вот что.
— Ты хочешь сказать, смогу ли я жить, убив Дэни? Смогу ли примириться с собой после этого?
— Я имею в виду, сможешь ли ты жить без нее. Убив Дэни, ты уничтожишь ее навсегда. Ее больше не будет. В четырнадцать лет ее жизнь закончится. У нее были возможности, она облажалась, проиграла. Ты готова стать ее судьей, присяжными и палачом?
Я проглотила комок в горле и уронила голову. Мне на лицо упали волосы. Хотелось спрятаться за ними.
— Хочешь сказать, что я себе не понравлюсь?
— Я думаю, ты отлично с этим справишься. Найдешь, по каким полочкам все разложить. Я знаю, как ты рассуждаешь. Я видел, как ты убиваешь. Думаю, смерть О'Банниона и его людей далась тебе тяжело только потому, что это было впервые. Но в итоге ты смирилась с их смертью. На этот раз все будет иначе. Это будет преднамеренное убийство. Сознательное. Ты станешь по-другому дышать. И чтобы плавать в этом море, придется отрастить жабры.
— Я не понимаю. Ты советуешь мне убить Дэни?
— Некоторые вещи изменяют тебя к лучшему. Некоторые — к худшему. Прежде чем что-то сделать, реши, с чем ты готова смириться. Смерть для Дэни необратима.
— А ты убил бы ее?
Этот вопрос был неприятен Бэрронсу, но я не поняла почему. После долгой паузы он ответил:
— Если ты этого хочешь, то да. Я убью ее для тебя.
— Я не это имела... нет, я не просила ее убить. Я спрашивала, что бы ты сделал на моем месте.
— Мне сложно представить себя на твоем месте. Я слишком отвык от подобного.
— То есть ты не скажешь мне, что делать?
Я хотела, чтобы он дал мне совет. Хотела избавиться от ответственности, иметь возможность винить кого-то, кроме себя.
— Я слишком тебя уважаю.
Я чуть не рухнула с дивана. Я убрала волосы, но Бэрронса уже не было возле меня. Он поднялся и зашагал прочь.
— Мы вроде бы разговаривали?
— А ты вроде бы слушала меня непредвзято? Если это так, то да, мы разговаривали. Возможно, ты этого не поняла, ведь обычно я получаю в ответ лишь враждебность и обвинения....
— Ох! Это я от тебя получаю лишь враждебность и...
— Вот, опять. Она шипит, я вздыбливаю холку. Проклятье, я чувствую, как у меня растут клыки. Вот что я вам скажу, мисс Лейн, — тихо добавил Бэрронс. — Если вы захотите со мной поговорить, отбросьте ту гору вещей, которыми имеете мой мозг вне моей пещеры, заходите и посмотрите, что вы там обнаружите. Вам может понравиться.
Он отвернулся и направился к черному ходу.
— Стой! Я все еще не знаю, что делать с Дэни.
— Значит, пока что это и есть ваш ответ. — Он остановился у двери. — Сколько еще вы собираетесь лукавить?
— Ну кто использует такие слова?
Бэрронс прислонился спиной к двери, скрестив руки.
— Ждать я буду недолго. А вам даю последний шанс.
— Не знаю, о чем ты.
Что он имел в виду? Бэрронс решил уйти от меня? От меня? Он никогда от меня не уходил. Он хранил мою жизнь. И всегда хотел меня. Я привыкла рассчитывать на это, как на воздух и еду.
— Во время отключки люди делают то, чего всегда хотели, но подавляли в себе это желание из страха перед расплатой. Боялись, что подумают о них другие. Боялись того, что могут обнаружить в себе. Или просто не хотели получить наказание от управляющего ими общества. Вам все равно, что думают о вас люди. Никто не станет вас наказывать. Отсюда вопрос: почему вы все еще боитесь меня? Что вам во мне неясно?
Я смотрела на него.
— Я хочу женщину, которую в вас разглядел. Но вы лицемерите, и я начинаю думать, что ошибся. Увидел то, чего нет.
Я сжала кулаки и проглотила протест. От слов Бэрронса меня разрывало на части. Одна Мак порывалась крикнуть: «Ты не ошибся я — это она!», вторая хотела оборвать все связи и сбежать, пока дьявол не заполучил остатки ее души.
— В том подвале была истина. Так я живу. Было время, когда мне казалось, что вы живете так же.
«Да, — хотела сказать я. — Живу».
— Некоторые вещи священны. Ровно до тех пор, пока вы не начинаете делать вид, будто это не так. Тогда вы их теряете.
Дверь за Бэрронсом беззвучно закрылась.