Ну, это я потом разберусь. На сердитых воду возят. Только тут ещё об этом, похоже, не знают.
Помахал рукой приятелю и показал на волка. Мне нужны были тряпки, чистая вода, иголка с ниткой.
А есть ли у них вообще привычные мне иголки?
Старшие воины потащили тушку жертвенного ягнёнка по охотничьей тропе.
— Зачем? — спросил я одного из молодых, поджидая приятеля. Тот обещал принести что-нибудь для перевязки.
— Они повесят тушу над пропастью. Это — пища для духов, — удивлённо ответил тот.
— Гэсар, смотри! — приятель был уже тут как тут. Он принёс старую рубаху и указывал мне на коршунов над тропой. — Духи слетелись уже. Они приняли барана. Хорошо!
Он стал помогать мне переворачивать волка, не переставая трещать.
— Духи съедят барана, растащат косточки. Может, и бура тогда выживет. Или умрёт. Зашить нечем!
— Почему? У вас что, иголок нет?
— Раны зашивать умеет только Ичин.
— Так попроси у него!
— Шаман не будет зашивать дикого зверя! Это плохо!
— Всё у тебя — то хорошо, то плохо, — пробурчал я и крикнул, разглядев рану: — Ичин! Дай иголку? Пожалуйста! Жалко тебе, что ли?
Рана оказалась колотая, но небольшая. Похоже, я был прав — ударили под рёбра ножом, целясь в сердце. Но зверь крупный, может, и не достали до мотора?
Шаман подошёл и мрачно уставился на меня. Он был занят, когда я его позвал. Чего-то втолковывал воинам насчёт того, как поправить испорченный обряд.
Однако Ичин оставил своё занятие, сел рядом со мной на корточки.
— Уйди, — оттолкнул меня плечом.
Осмотрев рану, шаман покачал головой:
— Не выживет зверь.
— Выживет. Я ухаживать буду. Дай иглу, если есть, а? Сам зашью.
— Тебе нельзя, — отмахнулся Ичин. — Ты грязный сейчас, рана от твоих рук воспалится.
— Ну, так сам шей, б… лин! — я выругался, и Ичин посмотрел на меня с интересом, словно я озвучил какое-то незнакомое ему заклинание.
Потом шаман снял с пояса мешочек, вынул оттуда костяные иголки и что-то, похожее на жилы или тонко нарезанные и скрученные кишки животных. Короткие такие «ниточки».
— Истэчи! — позвал он.
Мой приятель тут же всунулся между нами и умело прижал пальцами рану на боку волка. Тот всхлипнул совсем как человек.
Я сел рядом, положил морду зверя себе на колени и стал гладить, уговаривая:
— Ничего. Потерпи, братишка. Всё заживёт, ага? Раз сразу не помер, надо выкарабкиваться. Подумаешь — бок подрезали…
Шаман принялся зашивать рану, ругая меня:
— Какой тебе брат — волк, назначенный духам? Это бура — на нём духи должны ездить. Придётся большое очищение делать, ловить другого волка…
— Ты шей, давай! — огрызнулся я.
Истэчи, приятель мой, посмотрел на меня снизу вверх, сделав большие глаза. Мол, ну ты и дерзкий. Разве можно так на шамана кричать?
— Я бы не закричал — он бы не подошёл. А братишка бы помер.
— Значит, духи так захотели! — возразил Истэчи.
— Духи его, что ли, ножом ткнули? — Я погладил волка между ушами. — Вот найду этого духа — оленьи рога ему обломаю!
— Если бы духи захотели взять бура — нож не повредил бы ему! — не согласился Истэчи. — Человек не сможет взять то, что хотели взять духи. Значит — не понравился им твой волк.
— Не взяли — мой будет! — рассердился я. — Бурка он или не Бурка — это потом разберёмся.
— Бура! — поправил Истэчи.
— Это он был бы бура, а теперь будет Сивка-бурка, — отшутился я. — Пусть оклемается, в общем. Тогда и решим.
— Опасно давать ему жить, — включился в наш спор шаман. И пояснил, возясь с нитками. — Если зверь не смог улететь — духи не приняли дар. Они могут рассердиться на тебя. Не дать тебе крылатого волка.
— Да меня и этот устраивает. — Я почесал Бурку за ухом. — Только он маленький ещё. Или другой породы?
Истэчи засмеялся.
— Нормальный он, — пояснил шаман, мрачно всматриваясь в меня: не шучу ли? — Волка, чтобы он вырос и смог носить на себе воина, нужно поить молоком белой горы. Ты забыл, что ли?
— Забыл, — повинился я. — Очень много забыл. Руки что-то иногда помнят. Как меч держать, куда бить. А про волков — всё забыл. Как лечить-то его теперь? И где брать это горное молоко?
Глава 14
Мерген
На три дня мне выделили тот же аил, где я ждал обряда. Запретили выходить к общему костру, запретили есть что-то кроме кое-как смолотого ячменя и лесных ягод. И то, и другое мне выдали в небольших холщовых мешочках.
К ручью — он был недалеко от охотничьей тропы — ходить было можно. На охоту — нет. Да я и не умел.