Он погибнет сегодня, и она станет вдовой, так и не познав мужчину.
Зачем он захотел, чтобы она стала его женой, если не может быть с ней? Мужчины — такие глупые. Но они одержимы дурной силой и в руках у них зачарованное железо.
Что она могла сделать? Отказаться принести клятву? Так он убил бы её.
А теперь обратной дороги нет. Клятва на драконьем мече — самый древний обряд, его не перечеркнёшь.
Хотелось плакать, и Шасти ещё выше вздёрнула подбородок.
— Уведи девушку в убежище, — приказал шаман смешливому парню, что сражался вчера коротким мечом как дубиной.
— Заодно и волка попоишь, — сказал воин, что сидел рядом с шаманом. — Я насыпал ему сухого мяса, он, вроде ел. Наверное, пить теперь хочет.
Шасти вздохнула. И у шамана, и у мужчины на камне — были короткие простые мечи, вроде тех, что выдают в святилищах Горы.
Будь у мужа только такой меч, она не ощущала бы себя связанной, как старый дракон, посаженный на цепь у порога. Она бы сейчас… Эх…
Смешливый парень схватил её за руку и потащил в сторону оврага.
Шасти попробовала выдернуть руку, но мужчины — сильнее женщин. Это было обидно и больно. У неё и без этого дёрганья болело всё тело, избитое ночью камнями.
— Ты не бойся, хорошо, да? — болтал парень. Кажется, он вообще не затыкался, если не ел и не спал. — Там Бурка, он тебя в обиду не даст!
— Что за «бурка»? — выдавила Шасти.
Муж ночью тоже говорил про какого-то «бурку». Слово было незнакомое и какое-то странное.
Шасти не хотела говорить с этим противно-весёлым парнем, но она очень устала молчать. Всё равно этот парень скоро умрёт. Отец страшен в мести, он не оставит тут камня на камне.
К тому же язык дикарей был почти такой же, как и её собственный. За ночь и утро Шасти насчитала едва ли десяток незнакомых слов, кроме этого «бурки». И ещё некоторые слова дикари исковеркали.
Наверное, у них и нет своего языка, и они просто воруют чужие слова: у воинов терия Вердена, у караванщиков. Не могут же они быть таким же народом, как её собственный? Одно слово — дикари!
— Бурка — это раненый волк. Он сидит в убежище. Хорошо!
Шасти вздрогнула. Она вспомнила, что видела в темноте глаза дикого зверя. Они светились, как у пустынных, бескрылых волков, когда луна заглядывала в убежище через дыру входа.
Этого волка не поили специальными снадобьями, чтобы он позабыл свою природу и покорился всаднику. Он был диким, как и все эти воины! И как она раньше не догадалась!
— Он же, наверное, бешеный! — испуганно воскликнула Шасти и остановилась. — Я не пойду!
Но парень снова больно дёрнул за руку и потащил за собой в овраг.
Чтобы не упасть, Шасти хваталась свободной рукой за камни.
Зачем она только поклялась на драконьем мече? Она бы сейчас просто изжарила этого наглого дикаря!
Еда и отдых здесь были скудными. Но онемение в пальцах прошло ещё утром, и молнии снова подчинялись девушке. Вот только…
Она поклялась на мече. И меч принял клятву.
Если она нарушит её, то молнии, что живут внутри у колдуний, покоривших огонь, испепелят хозяйку. Она сгорит, словно факел. Жутко и, наверное, очень больно.
Ничего. Нечаянный муж скоро погибнет, и данная ему клятва потеряет силу. Жалко только аптечки и амулетов уже не вернуть. Ужасно жалко, но тут уже ничего не поделаешь. У неё есть молнии, она справится с дикарями.
Муж погибнет, и она убьёт этого смешливого парня и убежит. Иначе отец вернётся за нею, и… И…
Он обещал, что кожу с неё сдерёт, если она не согласится стать четвертой женой Пангера. Как будто толстый колдун берёт её не для того, чтобы убить!
Каждый год одна из его жён умирает, чтобы он мог взять следующую! Ведь больше четырёх нельзя взять с собой в нижний мир, это грех. И Пангер обвиняет в измене ту, что ему уже надоела. И её сбрасывают вниз со скалы.
Немногим лучше, чем смерть от внутреннего огня!
А ещё Пангер стар и скоро умрёт. И тогда с ним похоронят всех четырёх его жён!
Но отец не верит, что Пангер просто больной извращенец. Он думает: все девушки рождены, чтобы любить мужа и умереть вместе с ним.
Отцу нужно золото и серебро для своих эликсиров, а Пангер хорошо платит. А она — такая бездарность! Дома она не нужна! Всё, что она умеет — жалкий десяток молний! Кому сдалась такая плохая дочь?
— Смотри: вот он, Бурка! — сказал смешливый. — И никакой он не бешеный. Это — чистый, жертвенный зверь! Один наш воин сошёл с ума и ударил его ножом. А э-э… твой муж попросил зашить волку рану, кормит его из рук и поит.
— З-зачем? — выдавила Шасти.
Дикий волк смотрел на неё пристально и оценивающе. И не очень-то он ослаб от болезни: даже сделал навстречу пару шагов, слегка припадая на левую переднюю лапу.
— Чтобы взять себе волка, одного нужно отдать духам — такой обряд, — болтал парень. — Но душу воина захватил чёрный колдунский «глаз». Воин ударил Бурку ножом, чтобы духи не приняли зверя. Он не знал, что твой муж всех спасает! Бурку спас, тебя спас. Тебя по всем правилам тоже надо было убить. Так было бы хорошо. Но э-э… муж твой сказал, что жена. И воины хмурятся, но молчат!
— Почему молчат? — безучастно спросила Шасти.
— Потому что он убил демона. И духи гор помогают ему. Иначе мы бы тебя всё равно убили. Это очень плохо — баба в военном лагере!
Шасти замерла, пытаясь переварить сказанное смешливым парнем.
Да, она понимала, что если бы не поклялась на мече, её изнасиловали бы все воины, что были в убежище. Но смерть?..
Значит, муж пытается спасти её этой клятвой?
Ну конечно! Ведь он же совсем мальчика! Ему ещё не нужна жена! И волк ему дикий не нужен…
Он просто спас волка. А потом просто спас её. А она…
Слёзы опять побежали из глаз.
Смешливый парень не замечал. Он усадил Шасти на камень возле убежища, принёс воды из ручья и стал неумело поить волка, поливая ему на морду из бурдюка. Наверно, боялся острых зубов.
— А ну, дай я! — Шасти отняла у парня бурдюк, плеснула воду в ладонь, поднесла к морде зверя.