— Я хочу понять, что ты намереваешься делать дальше? — начал я в лоб.
— А ты уверен, что будет какое-то дальше? — Ичин перестал смотреть вниз и обернулся ко мне.
Под глазами у него залегли тени, глаза потухли.
— А почему ты уверен, что не будет? — нахмурился я.
Мне не нравилось потерянное выражение лица шамана и тёмные провалы его глаз.
— Ты не поймёшь, — сказал он. — Ты ещё слишком юн, Гэсар.
— А ты расскажи, и я постараюсь понять. Только расскажи с самого начала? Может, я забыл что-то важное?
Ичин покачал головой, губы его сжались, словно он не хотел выпускать слова.
Я ждал.
Шаман снова посмотрел в пропасть.
— Мы все умрём здесь, — сказал он. — Очень скоро умрём. Армия разбита, Гэсар. Мы проиграли.
— Люди вообще смертны, — легко парировал я. — Разве это причина для уныния? Пока мы живы — надо сражаться! Ведь ты же сражался, я знаю! И страха в тебе не было! А теперь смотришь, как болван китайский, на то, что творится среди барсов и головой киваешь! Разве ты перестал быть их вождём? Чего ты бродишь словно потерянный?
— Я не смог провести барсов через перевал, — глухо сказал Ичин, не поворачивая головы.
Он не хотел меня видеть, спорить со мной. Может, хотел умереть?
— И что? — не отставал я.
— Духи отказались повиноваться мне. Перевал не открылся. По всем обычаям я должен сложить с себя обязанности вождя и шамана. Но какой смысл передавать власть, если скоро мы всё равно погибнем?
— Да что за бред ты несёшь! Да, нас осталось не так уж много. Но зато хрен нас в этих горах поймаешь!
— И как мы будем воевать против огромного войска терия Вердена? Против десятков драконов и сотен волчьих всадников? Враги сжигают сейчас наши деревни, убивают мужчин, детей, женщин. Забирают мальчиков, чтобы они стали воинами и бились против своих отцов и братьев!
— Это означает лишь то, что жителей деревень нужно уводить в горы, а мальчиков забирать, чтобы научить их сражаться!
— И кто их будет учить?
— Если уведём в горы стариков, не способных воевать — будет, кому учить молодых. Есть же в других деревнях ветераны?
— А где они будут жить в горах? Что они будут есть, когда придёт зима, это ты представляешь?
— Представляю, — кивнул я. — Логистика, связь, обеспечение продуктами и боеприпасами. Обычное дело, вообще-то. Нам нужно не просто увести людей в горы, а разбить стоянки и наладить снабжение. Охотники у нас есть. Они могут прокормить и себя, и группу учеников. А ещё нужны летучие партизанские отряды. И оружие. И хрен тогда кто-то пройдёт по нашим горам!
— У терия Вердена — сильные маги, — не согласился Ичин.
— Ну, так и оружие — это не только мечи! Есть, например, биологическое оружие.
— Что это значит? — Ичин повернулся и уставился на меня.
— Заразные болезни. Есть в долине Эрлу могильники после массового падежа скота и гибли людей? Лучше людей. Чума, оспа?
— Оспа? — Ичин смотрел на меня, не скрывая удивления. Кажется, он знал это слово — впервые я видел в его глазах живой интерес.
— Оспа — прекрасно передаётся через заражённые предметы. А ещё можно отравить воду в долине, где стоит войско терия Вердена. Спалить урожай ячменя на полях. Нарыть охотничьих ям! Пусть попробуют тут зазимовать, гады.
— Откуда же ты такой взялся? — прошептал Ичин и поднял к небу глаза.
— Во-во, — сказал я. — Оттуда и вывалился. С неба! Ты что, забыл, что Майа нашла меня раненым на поле боя? Лучше давай сядем как нормальные люди, и ты мне расскажешь, всё, что знаешь. Медленно и подробно! Почему сражение было проиграно, есть у тебя какие-то мысли? И почему вы не смогли уйти через перевал?
Глава 31
Обращенная стрела
Шаман нахмурился и смерил меня взглядом.
Что ж мне так не повезло с возрастом? Будь Камаю хотя бы пятнадцать-шестнадцать, мне бы не пришлось сейчас ломать голову, как объяснить Ичину, что намерения у меня самые серьёзные.
Я читал про шестнадцатилетних полководцев. И он, может быть, тоже слышал, что малолетки могут командовать отрядами. Но не в двенадцать. В этом возрасте здешние мальчишки только готовятся стать воинами.
Кусты затрещали, и к обрыву вышел Ойгон. В одной руке он держал бурдючок с аракой, в другой — кое-как обжаренный здоровенный бараний бок, брат едва не волок его по земле.
Я улыбнулся невольно. Видно, мужики решили тут грустно посидеть у обрыва и выпить, чокаясь с вечностью, а тут я.
Ойгон заметил меня, остановился. Посмотрел на Ичина. Тот махнул рукой: да иди мол, чего тут теперь.
Брат подошёл, бросил мясо на камень. И мы втроём уселись прямо на краю пропасти, болтая ногами.
— Вот. Крепкая! Хойтпак мать делала, — сказал Ойгон, вытаскивая деревянную пробку из горлышка бурдючка с аракой.
Я вспомнил, что в аиле Майи самогонный аппарат занимал довольно почётный угол. Видимо, алкоголь люди ценят везде, где его можно добыть.
Брат протянул бурдючок Ичину.
Тот глотнул и кивнул:
— Крепкая!
Ойгон в свою очередь тоже сделал глоток, расплылся в улыбке и протянул бурдючок мне.
Я покатал араку во рту — на моё имхо выходило градусов двенадцать-пятнадцать, у шаманки покрепче была. Но тоже кивнул: не годится ругать женщину, которая мне как мать. Раз крепкая — это достоинство, пусть будет крепкая!
— Гэсар говорит, старый я стал, — начал Ичин. — Говорит — война ещё только начинается. Воевать надо — а мы в горах сидим. Кровь у него молодая играет.
— Только давай без лозунгов? — попросил я. — Сам вижу, что дело плохо. Но, пока мы живы — отступать рано.