Меч мне пришлось нести в руках, за спиной ему места не было. Ещё пришлось прихватить ополовиненный мешок с кровью, которую Бурка считал личным имуществом и оставить отказался наотрез.
За это он согласился ковылять за нами самостоятельно, на трёх лапах. И мы с ним тащились в самом хвосте нашего небольшого отряда.
Впрочем, и люди, и волки были тяжело нагружены и шли медленно.
Лететь Ичин не рискнул, и я вполне разделял его опасения. В воздухе заметить волчий клин проще, чем выследить воинов и зверей, идущих по охотничьим тропам под защитой кедровника и подлеска.
Шасти тоже достался мешок на спину — с одеждой и оружием, что привезли мне братья. Он был всё-таки легче моего, с зубами дракона.
В мешке лежал такой же неважнецкий меч, как и тот, что подарил мне Истэчи, потому я особо не рвался его осваивать. Здешние мечи оказались капризными, по-разному сбалансированными, а я к своему коротышке уже притерпелся.
Ещё моя запасливая жена тащила кусок жареной драконятины (ещё одна обжора на мою голову) и букетик цветов, что собрала в овраге. Женщины…
Я не возражал — я же добрый муж.
Бурка с полчаса честно пытался идти сам, но скоро вымотался и лёг у тропы. Нести его было некому, разве что сгрузить с одного из волков нашу добычу?
Замыкающий воин остановился рядом со мной, но я помахал ему — иди, мол. Мы отдохнём и догоним отряд на привале.
Уже почти стемнело, но с тропы тут было деваться некуда, и воин неохотно кивнул. Велел никуда не сворачивать, тогда я приду точно к месту ночёвки.
Пока я раздумывал, не взвалить ли мне Бурку на загривок, Шасти уселась на траву и стала копаться в мешке колдуна.
— Ну и что ты там ищешь? — спросил я.
— А вот! — Она вытащила неприметный шарик, вроде гипсового и повертела в руках, чтобы я мог разглядеть. — Это хорган. Мои кончились, но тут их ещё три штуки! Свеженькие! Давай потратим один?
— Ну, давай, — согласился я, вспоминая, как Шасти в ночном бою у лагеря закрыла воину кровь. Вдруг она и тут сумеет помочь? — Это что-то лечебное?
— Ну, вроде того, — согласилась моя жена. И пояснила: — Хорган — это печать. Его необязательно использовать для закрытия раны, но можно и так.
— А-а, — протянул я, словно стало понятней.
Шасти подошла к Бурке и вдруг отшатнулась. Лежащий у тропинки волк смотрел на неё прямо-таки с человеческим подозрением. А зубки под задранной верхней губой были белые-белые, аж светились во тьме.
— Не сердись, я не обижу тебя, бала-Тенгри, — пролепетала Шасти. — ну, пожалуйста, не сердись! Ведь я поила тебя водой, помнишь?
Бурка фыркнул, но оскал не убрал.
— Печать закроет рану, и ты сможешь идти, — уговаривала его Шасти. — Нам нужно торопиться, бала-Тенгри. Верховный колдун Шудур видел меч, что носит твой друг, Кай. Он снова пошлёт воинов, чтобы забрать меч. Много воинов. Я клянусь небом, что не причиню тебе вреда! Только закрою рану.
Волк зарычал.
— И Эрликом клянусь! — поспешно добавила Шасти.
Бурка шумно вздохнул и спрятал зубы.
Ничего себе, Бурка — в богах разбирается! Или так просто совпало?
Бала-Тенгри? Дитя неба? Кажется, я уже слышал от кого-то из воинов, что так называют диких волков. Неба — это потому, что летают?
Шасти сжала шар хоргана в кулаке и опять прошептала, что-то похожее на «Камай».
В воздухе вспыхнуло, Бурка взвизгнул, но, кажется, больше от страха. Потом неуверенно пошевелил лапой.
— Вставай, бала-Тенгри, — сказала девушка. — Печать хоргана держит даже свежую рану, а у тебя она уже поджила.
Зверь неуверенно поднялся, постоял и вдруг расправил крылья. Я даже и забыл, что они у него есть.
Крылья Бурки всё время болезни были сложены и плотно прижаты к спине.
Верно, удар ножом повредил и мышцы, ведущие к крылу, и зверю больно было расправлять своё пушистое богатство.
Волк захлопал крыльями, встряхнулся. Я подумал вдруг, что если сейчас улетит — то и пусть. Привязался к нему, конечно, но зверь-то дикий, ему свобода нужна. И я не для этого его спас, чтобы он служил мне потом, как собака.
Однако Бурка помахал крыльями и снова сложил их за спиной. Сделал пару шагов, оглянулся на меня: пошли мол? И потрусил вперёд по тропе, оглядываясь и поторапливая нас с Шасти.
Мы отстали, возясь с ним, надо было нагонять собратьев-барсов.
Темнота уже затопила лес, и они должны были остановиться на ночлег. Волков без особой нужды по ночам не гоняли.
Прирученным зверям было не просто трудно без ночного зрения, но ещё и нервно. Ведь когда-то, маленькими волчатами, они прекрасно видели ночью. Вон Бурка даже доволен был, что стемнело. Раньше-то он плёлся за мной, а теперь превратился в вожака.
— А меня научишь печати накладывать? — спросил я Шасти.
У неё оставалось ещё два таких же шара, да и колдунов можно будет потом пощипать. С большими мешками.
— Тут и учить нечего, — отозвалась девушка с улыбкой. Она тоже обрадовалась, что зверю полегчало. — Энергия печати заключена в хорган. Вот печать создать — не так просто для новичка. А приложить — особого умения не надо. Ты просто смотришь на рану, видишь её «запечатанной» и произносишь: «Кай — ама».
— А что это значит?
— Это означает: «мать гор даёт оберег».
— Кай — это оберег? — удивился я.
— А ты разве не знаешь? — удивилась Шасти. — Кай — это невидимый дар, который получает тот, кто клянётся именем Тенгри и исполняет клятву.
— Тот, кто исполняет клятвы?
— Да, и Тенгри хранит его за это.
Я задумался. Кай погиб. Неужели он не исполнил какую-то клятву? Или всё это — местные суеверия?
А как же Эрлик, которым клялась Шасти?
То немногое, что я слышал про терия Вердена и его воинов, это как раз про веру. Истэчи говорил мне, что вайгальцы, так называли завоевателей, поклоняются именно богу подземного мира, Эрлику.