— А тебе не приходило в голову, что война кончилась бы проклятием? — спросила Лена, не обращая внимания на то, как пальцы Гарвина поглаживают шею Странницы. Мастер пугать. Большой мастер. — Что великие эльфийские маги справились бы и без тебя? Или тебе просто захотелось попробовать свои силы? — Ее глаза метнулись в сторону, а Гарвин на секунду сжал пальцы. — Знаешь, мне искренне жаль, что Гарвин не удавил тебя еще там. Трехмирью терять было уже нечего.
— Он и сам бы погиб!
— А иначе я не погиб бы? — засмеялся Гарвин. — Владыка знает, что проклятие было твоим? Или хоть один эльф? Неужели боялась? Неужели сейчас меня боишься? Думаешь, что я задушу тебя сейчас, в этой славной Сайбии? Нет, дорогуша. Я просто скажу всем, кто ты есть. Тебя никто не обидит. Ни один эльф. Ну, разве что отвернутся при встрече или даже плюнут вслед. Но ведь это не принесет тебе никакого вреда? А хочешь, я сделаю так, что в любом мире эльфы будут знать, что ты прокляла мир — и вместе с ним десятки тысяч эльфов? А люди будут знать, что ты прокляла мир, в котором жили миллионы людей. Как тебя станут встречать? Не придется ли тебе бегать слишком быстро — нет, не от стрел или камней, только от взглядов?
Из желтой она стала синей.
— И никакой Корин Умо тебе уже не поможет, — сказала Лена. Хорошая вещь — интуиция. Она знала это имя. — Кстати, увидишь его, скажи, чтоб отвалил. Ведь надоедает, ровно осенняя муха. Прихлопну рано или поздно. Не ему противостоять мне, сестрица. Кишка тонка.
Гарвин захохотал. Ну вот, опять специфический эльфийский юмор.
— Двух часов на сборы тебе хватит? — приветливо спросил он. — Думаю, моего терпения хватит как раз на два часа. Зайди в дом Владыки, там сегодня таких замечательных булочек напекли, возьмешь в дорогу. Ноги-то идут?
Странница не вставала минут пять, даже когда он убрал руки, но все же встала и торопливо пошла в город. Ох ты господи, на платье у нее сзади было мокрое пятно!
— Фу ты, — поморщился Гарвин, — убирай теперь за ней. Интересно, а моча Странницы никакого вредного действия не оказывает?
Он провел рукой над скамейкой, потом нагнулся и повторил жест над землей и сел рядом.
— И что ты предлагаешь? — проворчала Лена. — Мне, например? Терпеть? Не сумею. Зачем тебя Владыка звал?
— Несколько вопросов задал о том чудовище. Представь себе, что может случиться, если Корин впустит его в другой мир.
— Тогда я его убью. Своими руками.
— Не убьешь. Кишка тонка, — он улыбнулся. — А я — убью. Владыка хочет подумать, что сможет сделать… Лена, он — сможет. Я рядом с ним вместе со всей своей запретной магией — щенок. — Он подумал и добавил? — Слепой еще, но уже не новорожденный. Уже сосать научился и даже ползать.
Маркус начал вставать через три дня, только категорически отказывался надевать рубашку, шевелился осторожно, но явно не страдал от чего-то невыносимого. Шут ему завидовал, потому что ему каждое движение причиняло боль. Лена кормила его с ложечки и радовалась вполне нормальному аппетиту. Гарвин чувствовал себя хуже, накатывала слабость, он быстро уставал и компенсировал затраты энергии за столом — плотная еда действительно восстанавливала силы магов. Лиасс только головой качал: магия Гарвина возвращалась. Практически без участия Лены. Обычно на это уходили годы и десятилетия, у Гарвина — дни.
Через две недели они приняли предложение Кариса пожить в доме его покойного брата, далеко в лесу, далеко от всех, просто чтобы восстановить силы, расслабиться, как следует отдохнуть. Карис без труда открыл проход, помог перетащить припасы, вещи и шута, потом показал, где найти постельное белье, полотенца, поцеловал на прощанье Лену и исчез в проходе. Милит, задумчиво глядя вслед, произнес:
— Интересно… Гарвин, ты видел когда-нибудь такой способ?
— Не видел. А ты видел когда-нибудь человека, которому Кольцо эльфов давало магию?
— Он того стоит.
— Само собой, — пожал плечами Гарвин, — стоит.
— А к нему не могла попасть и…
— Моя некромантия? Не знаю. Могла, вероятно. Ты, главное, ему не говори. И поверь наконец, что сама по себе некромантия не зло.
Милит промолчал, конечно, а Гарвин, конечно, не обиделся. Или не показал обиды. Скрытностью Гарвин мог посоперничать с кем угодно — и перещеголять. С Леной он бывал относительно откровенен, потому что даже Гарвину это необходимо. В какой-то степени Лена заменила ему Вику… Хотя вряд ли он откровенничал с Викой. Он ее берег. А Лену слово «некромантия» не пугало.
— В раньше считала, что некромант — это тот, кто может поднять покойника, — сообщила Лена. — И заставить его что-то сделать.
— Могу, — пожал плечами Гарвин, заставив вздрогнуть Маркуса и шута. Милит мрачно смотрел в пол. — А смысл? Никакой поднятый покойник не сделает того, что я могу сделать, времени на это тратится черт знает сколько. Зачем? Кстати, сами заклинания несложные, только длительные. Милит бы тоже справился. Для этого не нужно быть некромантом, Аиллена.
— Ну чего ты Милита все время дразнишь? — спросил Маркус недовольно. — Не можешь ему простить, что его пугают твои таланты? Так они и меня пугают.
— Я не могу простить? — горько усмехнулся Гарвин. — Нет, что ты. Я и сам не знаю, на что способен. Вот, как оказалось, могу не только выжить после двух преобразований, но и магию потихоньку восстановить.
— Ты думал, что умрешь там?
— Не думал. Знал. Два подряд — убивают. Без мучений. Я уж и не знаю, почему. Одно — нормально, даже не выжигает, а два… В общем, до сих пор никто не выживал. Но зверушка нам встретилась… Это не Корина создание. — Он улыбнулся. — Кишка у него тонка.
Милит хрюкнул. Да и Маркус расхохотался. Ну ужасно смешно.
— Мне другое интересно, — тихо сказал шут. Он пока говорил осторожно и тихо. И дышал тоже осторожно и неглубоко. И двигался очень плавно и неохотно. — Мы видели там кострище. Чье? Неужели там живут люди или эльфы? Или вообще кто-то разумный? Рядом с таким…
— Это мог быть и Корин.
— А Кориным бы оно не пообедало? — удивился Гарвин. — Я, конечно, не знаю всех способностей Корина, но меня он однозначно превосходит только в умении скакать по мирам.
— Не зазнавайся, — проворчал Милит. — Ты, конечно, великий маг, но…
— Великим магом я был до войны, Милит. Теперь я гораздо больше. Не хочешь верить мне, спроси Владыку. Ему я, конечно, уступаю… ну вот как мне уступает Маркус.
— В магии-то? — засмеялся Маркус. — Хорошо сравнил.
Лена смотрела на них со своего места. Она замерзла, потому поставила тяжеленный и неудобный стул прямо у очага, где Милит уже развел огонь. Теперь спине было жарко, а руки и ноги все равно мерзли. Гару подкатился поближе: он любил, когда Лена подсовывала ноги под его теплый живот или ставила их сверху.
Шут полулежал на кровати и улыбался. От его улыбки становилось теплее и светлее. Очень хотелось устроиться рядом с ним, обнять за шею, голову на плечо положить и не дышать с ним вместе, но у него еще болели бывшие переломы, потому он старался делать поменьше движений, а Лена старалась его на движения не провоцировать. Вот вчера он ее поцеловал, а потом она ему пот с висков вытирала — вдохнул поглубже… Маркус тоже рукой пока особенно не размахивал, хотя уверял, что чувствует себя исключительно замечательно. Милит продолжал поглощать сладкое, восстанавливая магию, а скорее просто получая удовольствие. Ну сластена человек… то есть эльф, что уж тут особенного. В их багаже имелись и мед, и варенье, и пряники, а Лена намеревалась попробовать испечь эти пряники или на худой конец песочное печенье. Гарвин имел томно-утомленный вид, а ведь по уверениям всех на свете должен был вовсе в гробу покоиться. То есть быть развеянным над рекой.
Нет. Только не это. Они не должны умирать. Я жуткая эгоистка. Я не хочу терять. Пусть лучше они меня потеряют, потому что у них отношение к смерти философское, а у меня — человеческое, даже детское: я боюсь. Самой умереть не страшно, потому что нереально, они меня все равно спасут, вытащат, придумают что-нибудь непридумываемое и реализуют нереализуемое. И при этом сами…
— Эй, ты чего? — заглянул в глаза Маркус. — Опять сочиняешь какие-нибудь страсти? Ну-ка хватит!
— Почему хватит? — сказал вдруг Гарвин. — Может, пусть лучше выскажется? Аиллена, только честно, как на духу.
— Не станет, — прошептал шут. — Потому что думает о смерти. О нашей смерти.
— А кто-то умер? — удивился Маркус. — Или намеревался? Шут, ты собирался помереть?
— Не дождешься, — фыркнул шут осторожно. — В ближайшие лет… много — не собираюсь.
— Мы ее не убедим, — с неожиданной для него горечью проговорил Милит. — Потому что если начнем объяснять, что будем жить вечно, она не поверит, а насчет того, что рано или поздно кто-то из нас умрет, мы уже… и зря. Она боится смерти.
— А я не боюсь? — пожал плечами и уже даже не поморщился Маркус. — Не боялся одно время. Потом вот опять начал. Когда смысл в жизни появился. И не смотри на меня так. Да, смысл — служение тебе.
— А у меня — служение вам, — сипло заявила Лена. Милит снова хрюкнул. Смешно ему, видите ли.
— Думаю, у тебя нечто большее, — возразил Маркус. — Никто из нас не смог бы сделать то, что делаешь ты. Ну да, Аиллена, Странница, Светлая… изначально твои слова воспринимают как истину. Или что-то к ней близкое. А какая разница? Разве не результат важен? Да сто раз я скажу, что эльфы и люди должны жить в мире, или вон Милит скажет! Ну, послушают, хмыкнут: ну и дурак мужик — и забудут. А тебя послушают — и задумаются: а ну как и правда?
— Это ей тоже сто раз говорено было, — махнул рукой Гарвин. — Всеми и в разных случаях. И мягко, и грубо. Она не понимает, что не все, кому что-то дано, это «что-то» используют. И тем более на благо. Я вот — не использовал, хотя мне дано… ну, так скажем, больше, чем Милиту. А Владыка — использовал. И Родаг тоже. Мог не впустить эльфов? Мог. В самом страшном случае на него обиделась бы Аиллена. Даже Маркус и шут не удивились бы.