— Сказано хорошо. Это из той же мудрой книги, о которой ты рассказывала? Священной? Да — да, нет — нет… Эльфы прикидываются простыми, но все усложняют. Или, может, они считают, что как раз упрощают. Все-таки мы очень разные. Они чужие. Даже сейчас. Даже Гарвин и Милит.
— Но вывалить на нас информацию, к которой мы не готовы, тоже нельзя.
— А кто решает, когда мы готовы? Владыка поначалу был с тобой откровеннее… Наверное, пока не узнал что-то особенное или не почувствовал это. Они с Гарвином явно связывают тебя с каким-то пророчеством, но раз только они, то с пророчеством очень древним и закрытым. Не Гарвиновым.
— Ты в пророчества веришь? Только честно, Рош.
— Нет. Не верю. Мне кажется, тут Гарвин прав. Пророчества сбываются — или принято считать, что сбываются, если кто-то начинает кого-то подталкивать к каким-то действиям. Положим, примерещится Карису, что Милит должен победить южных варваров в их землях, и начнет он, допустим, втолковывать Родагу и совершенной необходимости этого, втолкует, а Родаг, скажем, призовет Милита на службу. Давал клятву служить? Вот и служи. И придется Милиту откладывать мастерок, брать меч, строить войска и разбивать наголову варваров, чего никому никогда раньше не удавалось, потому что эльфы-маги никогда войска не возглавляли…
— А они варвары?
— Им кажется, что нет. А мне кажется, что да. Магов у них сжигают или варят. В сосновой смоле. Живыми. Женщин не считают людьми. Женщина — животное, понимаешь? Она ему детей рожает, а он ее считает козой или там свиньей. Мальчиков у матери забирают, как только отнимают от груди. Девочек… ну кого интересует, если пара поросят не выживет. Любой мужчина может лечь с девочкой в любом возрасте и в любое время, когда ему захочется. Если девочка от женщины, которая ему принадлежит, он может ее убить. Просто так. Для развлечения. Воюют они хорошо, надо сказать, смысл их жизни — война.
— А почему тогда Родаг посылает эльфов на восточные границы, а не на южные?
— У нас нет с ними общих границ. Повезло, считай. Иногда они проходят сквозь наших южных соседей и добираются до нас… Но на юге у нас горы повыше Силира, потом пустыня, населения мало… Варварам там просто неинтересно. Делать особенно нечего. Поэтому последний раз война была лет сорок назад… Нет. Больше. Еще до моего рождения. И они такие были всегда, сколько вообще хранит человеческая память. Никто никогда не мог разгромить их армий. Никогда ни одному военачальнику не удавалось убить их вождя. Они несут горе всем соседям. Хочешь, я попрошу у Кариса книгу, где о них много написано?
— Не хочу. Я тебя и так поняла.
Вот лучше бы поцеловал…
Шут повернулся, притянул ее к себе и поцеловал. Прочитал мысли, не читая.
— Так что не верю я в пророчества. Верю, что каждый должен делать, что может делать, и все. Ничего особенного. И ты веришь в то же самое. Ты можешь помогать — и помогаешь. Не только нам… вообще. Ты понимаешь, что люди даже твою улыбку воспринимают как добрый знак. Ты ведь не ходишь по улицам с пасмурным лицом, Лена, даже если у тебя на душе плохо. Пока Гарвин был в клетке, ты все равно находила в себе силы быть приветливой…
— А Охранитель уверяет, что мелкая преступность растет, когда у меня плохое настроение.
— Растет. Раздражительность в людях… да и в Тауларме было не так… Нет, не спорь. Не из-за Гарвина. Это… это очень плохо, неправильно, но на Гарвина им наплевать, для них Гарвин — просто приложение к тебе. Если бы его казнили, они приняли бы это с благодарностью — ну, не мучили же. Если бы он так и зачах в той клетке, они… да они просто успели бы о нем забыть. Не любят здесь Гарвина. И, как мне кажется, до войны тоже не любили. Он как-то не располагает к любви. А тебя они любят. Больше, чем люди. Ты для них Аиллена. Или Лена… но произнести это по-эльфийски у меня не получается совсем, Милит меня учил-учил… В общем, как там говорит дракон? Уникальный концентратор. — Он выговорил эти незнакомые слова старательно и медленно. — У тебя так много… нет. Тебя так много, что хватает на всех. Только мне все равно. Если ты завтра утратишь всю свою силу, я… знаешь, я только обрадуюсь. Потому что тогда к нам точно все потеряют интерес и мы легко сможем забрать Маркуса и Гару и поселиться где-нибудь… в Гарате. Купим маленький домик, Маркус будет наниматься в охранники к богатым купцам, а я начну вечерами играть на аллели в трактирах и писать письма и прошения для тех, кто грамоты не знает. На этом, кстати, можно неплохо заработать. А ты будешь нас ждать дома…
— И неужели мне будут доверены такие важные вещи, как стирка и уборка? — засмеялась Лена. Шут повалил ее на кровать, завис сверху и строго сказал:
— И не думай!
И чмокнул в нос. Потом лег рядом и обнял.
— Не будет у нас этого, потому что ты — Светлая. Хочешь или не хочешь. И ты не сможешь иначе. Тебя ведь не заставляют, ты сама понимаешь, что должна. Потому что можешь. У тебя иначе не получится. Если ты что-то можешь делать… то не можешь не делать.
— Рош, — примерно через четверть часа жалобно спросила Лена, — а хотя бы несколько дней вот так… вдвоем? Не сможем?
— Не дадут, наверное. А давай завтра просто уедем куда-нибудь. На денек. В лес. Или к Силиру. Или лодку возьмем… нет, потом обратно грести трудно, течение пока сильное очень… Очередных разбойников на себя ловить будем.
— Бомба три раза в одну воронку не падает, — проворчала Лена. — Ты думаешь, братья Умо действительно не собираются нас с тобой убивать?
— Хотели бы — убили сто раз. Иссушающий огонь — не самое страшное заклинание. Его даже Карис знает. А на тебя магия не действует вовсе.
— Именно потому и говорю: убить хотели тебя. А если они то пророчество знают? А касается оно тебя?
— Нас, — поправил шут. — Ну и что? Ну думаю, что для них это так уж важно. Им надо людей и эльфов поссорить, а для этого… В общем, скорее король им мешает. Или Владыка. Но убивать Владыку…
— А если мы сходим в тот самый мир? Светлых там умеренно чтят, а ты полукровка…
— Зачем? Рассказать, что братья Умо плохие и злоумышляют на Владыку? А что им Владыка, если им не нужно объединение?
— Не знаю, — вздохнула Лена, — ничего умного придумать не могу, одни глупости в голове. Думала даже одно время в каждом мире рассказывать эльфам о братьях Умо, которые против Владыки умышляют.
— И против тебя. А что ж не стала?
— А если от этого станет хуже? Предотвращая войну эльфов и людей, я не хочу спровоцировать войну между эльфами.
— Может быть, именно потому Владыка и не пошел в тот эльфийский мир. Он ведь может. Ты не согласна?
— Я подумала, что ему там просто грустно станет… ведь захочется туда, а он перед собой этакую цель поставил…
— Грустно? — усмехнулся шут. — Всего лишь? Владыка на такие чувства не разменивается, Лена. Я как-то вообще не очень верю в его чувствительность. Нет, он любит, например, Кайла или Ариану. И тебя тоже… Только все равно он — Владыка. И тут все ясно. Когда каждый эльф твой сын, то мало дела до каждого, есть дело только до всех.
— Ну а что? не верится, что кто-то способен думать о судьбах народов? или даже решать их?
— Он — может, — признал шут. — Но я-то мельче, а судить привык по себе. Как все мы. А ты меня еще яркой личностью обзываешь.
— Вот погоди, великим магом обзывать буду, — пригрозила Лена. Шут напрягся. — Рош, ну что такое? Ты так расстроен? Почему? Я понимаю, ты об этом не мечтал и не хотел, но разве я хотела?
— Не в этом суть.
— А в чем?
— Чтобы научиться вообще хоть как-то ее использовать или хотя бы почувствовать, нужны годы. Чтобы научиться хоть как-то пользоваться — десятилетия. А всерьез — я уж и не говорю. Что, сидеть на месте столько лет? Разве ты сможешь? Разве ты захочешь?
— А Милита с Гарвином тебе мало? — удивилась Лена. — Разве они не научат?
— Не хочу я учиться у некроманта, — вздохнул шут. Лена расстроилась.
— Ты не веришь Гарвину? Совсем?
Шут неожиданно задумался и удивленно произнес:
— А ведь верю… Как же ты права: слово получается важнее смысла… А я опять сглупил. Совсем плохо соображаю. Неправильно. Я верю Гарвину, готов на него полагаться… в общем, не побоюсь повернуться к нему спиной, хотя я по природе недоверчив. А такое вот сморозил…
— Ты просто немножко не в себе.
— Немножко? Ничего себе — немножко! Я вообще… никакой. Понимаешь, Лена, так не бывает: прожил полжизни и вдруг — хрясь! — маг…
— Не бывает. Бывает так: прожил полжизни и вдруг — хрясь! — другой мир и массовое поклонение и вера чуть не как в бога. Ты же хотел быть магом, чтобы меня защищать.
— Защищать тебя я научусь лет через сто, — усмехнулся шут. — Этому с детства учат. Ну, с юности. А мне, по каким меркам ни считай, уже больше сорока.
— Мне тоже. И учить меня совсем некому… Хотя ты прав, у меня вообще все как-то само собой идет. Мне заклинаний зубрить не надо и вообще… Ты есть не хочешь?