– Лелия, Лелия, – шептали бледные губы самого могущественного человека Северной империи. – Родная, держись… уже скоро, любимая…
Императрица не слышала его – женщину все глубже затягивало в водоворот боли. С каждым мгновением, с каждым стоном из нее по капле уходила жизнь. Страдания давно убили волю и жажду жизни. Ей хотелось, чтобы муки окончились, даже если после них ничего не будет. Не будет ее…
– Лелия, не смей оставить меня одного, – он словно читал в ее душе, впрочем, так всегда и было, ведь они – две половинки одного целого. – Борись, если не ради меня, то ради нашего малыша. Слышишь, родная?..
Голос Константина срывался, в глазах застыли непролитые слезы.
– Да, Тин… слышу, – тихонько отозвалась роженица, с трудом двигая искусанными губами.
И тут же застонала, когда начались схватки.
– Время, – напомнил блондин в нелепых пестрых одеждах и настороженно приблизился к императрице с розоватым питьем в стеклянном бокале.
Константин вздрогнул – о постороннем он забыл, для него существовала лишь жена. Шут позволил больной отпить ровно один глоток и вернулся на свое место.
Тот, кому положено веселить окружающих, не выглядел веселым. Он видел то, на что закрывал глаза Константин. Императрица умирала. Ей не помогала даже кровь богов, несколько капель которой добавлено в воду. Из подаренного Благой Семеркой Сосуда отмерили ровно половину, даже меньшего количества хватало, чтобы вытянуть умирающего из-за последней Грани. Но не в данном случае, когда причина крылась в родовом проклятии на крови, перед которым бессильны порой даже боги…
Страшно, когда предают. Еще страшней, когда предают родные. Младшая сестра, принцесса Донна, не согласилась с выбором Звездного венца и подняла восстание. Мятеж императрица подавила ценой полугодовой гражданской войны, тысяч погубленных жизней и ослабления державы. Сестра простила мятежную принцессу, а вот императрица – нет. В день казни младшая прокляла старшую двойным проклятием на крови: «Чрево замкну – горе сломает печати. Смерть твоя – плата за жизнь дитяти». Благодаря покровительству богини Судьбы императрица смогла забеременеть, а вот разрешаться от бремени не получалось…
В комнате золотистым обозначился контур портал. Константин с надеждой наблюдал появление Регины, второй сестры императрицы, и Тристана, придворного мага.
И женщина, до дрожи похожая на его Лелию, и чароплет выглядели изможденными и печальными. Нет… только не плохие новости!
– Тристан, Регина, что скажете? – голос императора сорвался.
Лицо жрицы Судьбы скривилось, Регина бросилась к сестре, сжала ее левую руку, горячую и влажную, и заплакала:
– Прости, милая, прости! Богиня отказала!
– Нет! – император издал стон, похожий на рык зверя-подранка. – Нет! Она должна была согласится! Мой Дар в обмен на их жизни! Нет!
Лелия вяло улыбнулась.
– Тин, такова воля богов… а твой Дар пригодится, чтобы защитить нашего ребенка…
– Без тебя мне не нужен этот ребенок! Я выбираю тебя…
Новые схватки, но императрица сумела высказать протест:
– Нет, ты выберешь его, потому что наш малыш должен жить.
Он снова застонал. Отпустив ее руку, император уперся лбом в колени и в такой позе стал раскачиваться взад-вперед.
– Я не смогу жить без тебя! Пусть лучше умрет он! Не ты! У тебя есть на кого оставить империю… Откажись от него! Это всего лишь кусок плоти!
– Моей плоти, – сердце Лели разрывалось от горя – она боялась, что муж возненавидит ребенка, отобравшего ее жизнь. – Моя дочь будет следующей императрицей…
Услышав подобное заявление, разъяренный император подскочил к Тристану.
– Убей плод, пока не поздно!
Маг растерянно смотрел на Лелию. Женщину затрясло от ужаса. Приподнявшись на локтях (откуда и силы взялись?), она прохрипела:
– Не смей… ты дал слово!
– Не слушай ее – у нее родовая горячка, – шипел император. – Убей его, пока он не убил ее!
Шокированная Регина застыла, а Лелия завыла, не веря своим ушам.
– Давай! Чего стоишь? – Константин дернул мага за рукав серого плаща. – Потом подправишь ей память и…
Константин не договорил – Локки, о котором все забыли, сделал пас рукой, и несостоявшийся детоубийца окаменел. Только полные отчаяния и боли глаза выдавали в нем живого человека.
– Ты твердо решила? – шут нежно провел рукой по пылающему лбу императрицы, отводя тяжелую прядь. – Главный удар ты должна нанести сама.
Слезы бежали по ее щекам. Лелия светло улыбнулась и кивнула.
– Регина, – обратилась императрица к бледной сестре. – Обещай, что будешь любить мою дочь, как собственную.
– И даже больше… клянусь именем Предвечной, – сквозь рыдания зареклась жрица.
– Отдашь ей, когда она подрастет, – прошептала роженица и вложила в ладонь сестры свой прощальный подарок той, которую никогда не увидит.
– Тристан, – перевела Лелия взгляд на мага, – ты клялся присматривать за ней и позаботиться о безопасности, если увидишь малейшие признаки.
Тристан кивнул, его лицо было серым, почти как плащ.
– Я готова, мой друг, – губы ее дрожали, но кривились в улыбке. – Да исполнится воля Всеблагих…
Локки, пряча взгляд, вынул из потайного кармана нож с узким лезвием и черной рукояткой из рога марапана. Некромантский кинжал – единственное оружие, с помощью которого самоубийцы уходят из жизни достойно.
Тонкие пальцы обхватили шершавую рукоять. Приподняв нож над левой грудью, прикрытой тонкой сорочкой, императрица сделала пробный замах.
– Я люблю тебя, Тин, – она смотрела на оцепеневшего любимого в последний раз и улыбалась. – Люблю тебя больше жиз…
Блеснула сизоватая сталь – кинжал вошел в плоть полностью, точно в сердце.
Один шут знал, что императрица тренировалась каждый день на протяжении всей беременности.
Когда ее глаза остекленели, заклинание спало – и мужчина, рыдая, кинулся к мертвой жене.
– Убери его! – шипел Локки на мага. – Иначе ее жертва напрасна!
Придворный маг вырубил своего повелителя со спины, использовав ослабленное боевое заклинание.
Тем же некромантским кинжалом, который отнял жизнь у матери, шут дал жизнь ее ребенку, вырезав его из утробы…