— Вот, — Целест встряхнул напарника, — Тебе почудилось. Черт, а еще ты умолял ее о чем-то. Помнишь?
Щелк. "Он сгрызет ногти под корень", — Целест пронаблюдал, как проступает вместо выгрызенных кутикул кровь.
— Неважно. Да… ты прав. Привиделось.
— Винсенту своему не говори. Он голову тебе оторвет, — Целест продемонстрировал кулак, и угроза — реальная, куда реальнее странностей, глюков и зеленовато-блеклого призрака эвтаназии, заставила Рони фыркнуть.
— Конечно. Просто. Не буду больше расходовать ресурс на максимум, — Рони улыбнулся, и в той улыбке Целесту почудились йод и бинты.
*
— А я отыскал дешифратора. Не шарлатана, — Тао захлопнул дверь. Тон его подразумевал, что он как минимум возродил из останков родины великую Поднебесную Империю, и теперь воссядет на жадеитовый трон. А первым министром его уже назначен Авис, который по обыкновению, ухмылялся, и зубы его словно залиты топленым воском.
Причина ухмылки вскочила с кровати Целеста и неловко отодвинулась к полуоткрытому окну — от щели тянуло декабрьским холодом, свежим и пахнущим арбузами.
В Цитадель не пускали чужих, а Вербена стала исключением. "Попалась" она на третьем или четвертом визите. Целесту пришлось оправдываться, чуть не коленях умолять — не разлучайте; в конечном итоге, Гомеопаты (не последняя, наверняка, Декстра!) махнули рукой на личную жизнь какого-то рыжего воина.
"Наверное, Элоиза права", думал тогда Целест, "единственный способ примирить Гомеопатов и людей — вот он, маленький и черноволосый".
И он целовал ее — в дрожащие веки, а ресницы больно кололись, в скулу, лоб и затылок. Он был счастлив. Настолько, что одержимые — разумные или нет, нахмуренные люди — теперь Магнит рисковал получить в спину не только ругательство, но и комок грязи или гнилой томат, даже не-к-ночи-будь-помянут Амбивалент — воспринимались не страшнее детской сказки "про привидений".
С Элоизой и Кассиусом неприятную историю замяли, Рони извинился — причем с той церемонностью, на какую способен простолюдин в официальной беседе с аристократом. Было заметно, как он мечтает поговорить с Элоизой наедине, но Кассиус не отпускал ее ни на шаг, и Целест признавал: то ее воля, ни боги, ни демоны не осмелились бы командовать Элоизой Альена.
Целест провалил поручение матери… или нет, в конце концов, каждая мать желает своему ребенку счастья. И она просто ошиблась, заклеймив избранника.
Родители ошибаются так часто.
"Зато вы остались друзьями", попробовал он утешить Рони. И замолк на полуслове.
И еще он забыл о дешифраторах.
— Можешь нас не стесняться, — Авис подмигнул Вербене, — Слушай, Целест, ты удобно устроился. Развлекаешься тут, а мы изображай этих… как их…
— Такс, — подсказал Тао. — Ну, которые по норам лис ловят. Кстати, а напарник твой где? Целест пожал плечами. Рони почти всегда оставлял их с Вербеной наедине — если только девушка не хотела пообщаться со старым приятелем тоже. Целест поначалу ощущал нечто вроде вины, а потом Рони заявил, что был бы эгоистом и собакой на сене, если бы мешал.
— Скоро вернется, — ответил Целест.
"И, между прочим, он всегда стучится".
— Я могу поискать его? — предложила Вербена, она теребила пушистые кисточки на вязаной темно-бежевой кофте и смущалась.
— Великая Вербена побежит за каким-то мистиком, — Тао приблизился к ней вплотную, протянул руку — словно для того, чтобы обнять за талию, но отдернулся под взглядом Целеста. — Твои приемные родители знают, куда ты бегаешь?
— Нет, — Вербена опустила голову. — Я говорю, что на репетиции, и мой наставник, господин Селио…
— Хватит, — Целест притянул ее к себе. — Еще слово, и…
— …Я что-то пропустил? — Рони остановился на пороге, словно преграда из Ависа и Тао была сродни крепостной стены. В узком переходе-коридоре мало места.
— Решали, кто пойдет тебя ловить. Монетку еще не кидали, но желающих немного… шучу. А у нас кое-что про дешифраторов, — Авис ступил вперед, позволяя Рони пройти в комнату.
"Словно какое-то совещание. Гомеопатов, а то и Сената", Целест обнимал Вербену и улыбался непонятно чему. Тао рассказывал с выражением, будто надеясь получить премию. Дешифратор отыскался на Центральном Рынке, — здесь Целест фыркнул, прошептав на ухо Вербене: вот уж где сброда полным-полно. Авис наклонился к ним, распространяя запах несвежих волос и тела:
— На блюдечке с каемочкой, рыжий. Мы выхватили все каштаны из огня… и радуйся, что я не прошу платы — поцелуя Вербены-танцовщицы.
Вербена отодвинулась, плохо скрывая отвращение. Авис расхохотался, заголяя бледные анемичные десны.
— Да уж, мне повезло, — шепнула Вербена на ухо Целесту.
Тао обещал. Если бы мог предоставить письменные гарантии, выложил бы их — с печатями, подписями и заверениями нотариуса. Дешифратор высшего сорта, любую информацию расщелкает, как фисташки.
— Послезавтра у нас дежурство неподалеку, — заключил всезнайка, и поднял короткий, но цепкий указательный палец. — Идеальный шанс. Мы выясним и найдем этого Амбивалента.
— И станем героями, — подхватил Авис.
Чтобы не рассмеяться, Вербене пришлось уткнуться в грудь, в колючий свитер Целеста.
— Я обязательно скажу Эл, чтобы притащила эти чертовы диски, — паузу спустя, проговорила она.
Многие называли Виндикар городом отражений. Рассеянные по сердцу Европы, зеркальные двойники искажались и преломлялись, будто закатные лучи в черной холодной воде. Близнецами были Сенат и Цитадель Гомеопатов, замызганными родичами роскошных клубов самозвано именовались притоны Пестрого Квартала. Фигуры и тени преследовали Виндикар. Двухцветие — королевский багрянец и темнота.
Пестрый Квартал, нахальный как его обитатели, считал себя тенью и Центрального Рынка, однако Рынок и сам мог представить все то, чем радовало — или пугало — дно; порой в слегка смягченном варианте, более законно и с меньшим риском расстаться с кошельком, а то и жизнью. Рынок тянулся от реки на юго-восток, захватывая постепенно окрестные пустыри, переваривая каждый жилой дом в лавку и лоток, а каждую тряпку и бродячую кошку — в товар. Сплоченные в гильдию обитатели, рождались под зычные вопли зазывал, вырастали, приторговывая орехами, конфетами или самодельными деревянными статуэтками, потом помогали своим отцам за прилавком, сменяли их… и в конце жизни ждала их купленная "со скидкой" в лавке соседа-родича траурная урна.
Как и везде, на Рынке властвовала их величество Эклектика. Негласная гильдия объединяла всех торговцев, иные были беднее последних оборванцев, другие — богаче сенаторов, во всяком случае, неофициально. Правда, вторые не рисковали строить многоэтажные особняки, потому как стражи за налогами приходили исправно, а демонстрировать богатство властям — дразнить сторожевых псов. И все-таки путались добротные каменные дома с грязными лачугами, первые пахли терпкими южными пряностями, вторые — затхлостью и молью; улицы казались узкими из-за вечной толпы, гудящей, как старый трансформатор.
Торговали прямо на ступенях домов, хватали за рукав и предлагали золото, ткани, свежее мясо и диковинные фрукты, живых кур и гусей, сомнительного качества технику, пряности, пластмассовые безделушки, картины — многие из которых тянули на шедевры, а другие — на бездарную мазню; предлагали свои услуги грузчики, парикмахеры, дизайнеры (мы сошьем вам уникальную одежду при вас!), проститутки обоих полов ("клубы знакомств"), сновали воры и клянчили милостыню явно профессиональные нищие. Слышался звон металла, вилок и стаканов, крики и ругань, похвальбы и приглушенные деловые разговоры. Хватало и сектантов различного толку, и шарлатанов. Но Центральный Рынок — не Пестрый Квартал, здесь все более или менее честно.
Может быть, и дешифраторы тоже.
— Целест… а кто они вообще такие? — все-таки задал вопрос Рони, и тут же смутился. Столько разговоров и таинственных лиц, а он толком не понял, к кому они идут. Оглянулся по сторонам: скоро должна появиться Элоиза — на условленном месте возле шеста-спицы — на его вершине сидели в подсобке пожарные, а под ним дремали стражи и Магниты. Виндикар обеспечивал безопасную торговлю.
— Вчера из Пределов приехал? — вытаращился Тао. И как обычно, замолк под взглядом Целеста.
— Люди-машины, — чуть подумав, сказал тот. Целест читал о дешифраторах давным-давно, и отнюдь не только в семейной библиотеке, но и на тех дисках, каковые добывала из Архива покойная банда Пирата. В современном Мире Восстановленном дешифраторов считали помесью гадалок со старыми компьютерами, но правда, как всегда, проще… и сложнее.
— В общем, это началось в середине двадцатого века… а кое-кто считает, что военные и раньше такие штуки вытворяли, только неофициально, — последнее явилось прямиком из запретной секции Архива, но какая разница? Целест закурил и чуть понизил голос. Он чувствовал себя не то лектором, не то пророком: Рони ловил каждое слово, и даже неразлучная ехидная парочка заинтересовалась.
— Военные надеялись остановить эпидемию с помощью людей-машин. Брали обыкновенных парней покрепче, вроде нас — ну, не вроде нас, Магниты еще не рождались ведь. И заменяли им половину органов искусственными. Там, армированное сердце, позвоночник из титана. Вшивки на скорость, точность стрельбы и на все остальное. Тогда их называли киборгами. Может, слышали такое слово?
— Нет, — отрицательно мотнул головой Рони. И почему-то поправил толстый шарф. Губы обветрились от холода, он закусил и сдернул тонкий слой кожицы.
— Киборг — кибернетический организм. Живой и машина одновременно. А в мозги им встраивали мнемо-порты — теоретически, должно было во-первых защитить от "психов"-одержимых, во-вторых — быстрее соображать и так далее… Рефлексы-то все здесь, — Целест постучал себя по рыжей макушке, — Но, конечно, ничего хорошего не получилось. Часть "вшитых" перемерли во время экспериментов, большинство уничтожили… Да, одержимые все-таки были сильнее, ну и числом брали. А потом стало не до киборгов этих. В так называемые "темные декады" — несколько десятилетий полной разрухи, люди страдали как от одержимых, так и от киборгов — у многих заклинило программу, всякие сбои пошли, а то и просто умом двинулись… Они же оказались почти бессмертными. Органы искусственные, кости из титана, как тут своей смертью помрешь?
Рони зажмурился. Он представил развалины старого мира, ржавые остовы домов с грузным вкраплением серого бетона — плиты висят, словно переспелые ягоды и норовят свалиться на неосторожного прохожего. По битому стеклу, оплавленному пластику и каменному крошеву шныряют крысы, а под сводами-обломками, словно в пещерах, прячутся последние люди — они ловят и едят крыс, убивают друг друга за лишнюю тряпку или ампулу антибиотика, и молятся, молятся, чтобы среди них не пробудился очередной одержимый.
А еще в ледяном запустении бродят странные "киборги". Их жизнь вечна и пуста, их мозг помнит все, каждую боль и каждую смерть. Люди не принимают их. Люди ненавидят их почти так же, как одержимых — вы провалили миссию, кричат киборгам, и они уходят — переступая, а иногда тяжко раздавливая распухшие трупы, замирают среди камней и ржавого железа, смотрят на гаснущее солнце, и мерно тикает в груди неумолкаемое сердце…