Ночью мне приснился сон.
На мне белые одеяния. В теле легкость и расслабленность. Знакомая белая комната, уютный диван, вальяжно лежащая на нём волчица. Пока я озиралась, волчица заговорила первой:
— Хорошие сказки ты рассказываешь.
От легкости не осталось и следа:
— А что еще прикажешь мне делать? Что за тело вы мне подсунули? Серьезно? Да я же даже не подросток! Я карлик! Вот в этом мне идти менять историю? Серьезно?
Волчица смотрит спокойным, пробирающим до костей, взглядом, и слова словно замерзают в горле.
— В теле девочки, которое тебе досталось, спит сильный дар. При длительном контакте ауры с кольцом, родовая сила начинает оживать. Если бы Анна при жизни носила это кольцо, она бы смогла себя защитить.
— Получается, в кольце все дело? Без кольца я беззащитна? Прекрасно…
— Сила в ауре. Твоя аура сейчас словно треснувшая скорлупа, через которую пробивается росток. Лишь крохотные отголоски силы ты можешь почувствовать сейчас.
— Я каким-то образом заморозила мужика, который мне угрожал. Раньше я так не умела. Я стану еще сильнее?
— Тебе нужно учиться.
— Чему? Это гипноз, да? Или что? Я бы и рада! Где же мне найти учителя?
— Скоро ты собираешься принять участие в испытании. Все это, конечно, ерунда. Но там ты встретишь своего будущего учителя.
— Там будут сотни людей. Как я его узнаю? Это мужчина?
— Он сам тебя узнает. Он давно тебя ждет. Ты выбрала правильный образ и правильную историю. Только помни: если ты не умеришь гордыню, не будешь уважать своего учителя — он уйдёт. На этом свою миссию в этом мире можешь считать проваленной. Как бы ты потом ни спешила все исправить, не успеешь. Слушайся его во всем. Учись слышать.
Комната начала медленно таять.
— Подожди! Насчет той девочки…
— Это неважно.
— Мне важно! Помоги!
После недолгого молчания я услышала:
— Порча на ней сильная. Ее мать мужа у ведьмы увела. Если не снять порчу — девочка умрет. У тебя нет опыта. Слишком опасно.
— Я готова рискнуть. Что мне делать?
На некоторое время наступила тишина. Волчица и так общалась со мной, не размыкая рта, как это привычно у людей, слова словно транслировались напрямую в мой мозг.
Я уже решила, что продолжения не будет, как в голове появился ответ.
— Какому богу ты поклоняешься? — Ответить я не смогла, но, видимо, мои мысли были настолько громкими, что и не требовалось. — Иди в его дом. Надень его оберег. Каждый раз роняя кровь, девочка теряет жизненные силы. Купи отраву для крыс, окропи ее кровью ребенка и разложи в ее комнате по углам. Прочитай на каждый угол комнаты молитву.
Капец… она серьезно?
— Крысу, что сдохнет, отнеси на пустырь за домом и сожги. Все время пока горит пламя, читай молитву. Божье слово и вера оберегут от перекидывания порчи на тебя.
И… я проснулась.
Твою мать… что за бред? Что за бред, я спрашиваю? А если это мои глюки и ничего не получится? Где сон, а где реальность? В принципе, подумаешь, со мной разговаривает волк, так-то я и сама нахожусь в чужом теле.
Ну, сожгу крысу под молитву. Эка невидаль.
Кажется, у меня начал дергаться глаз…
В церковь я шла, намотав на голову платок и надев большие солнцезащитные очки. Мне казалось, что все знают, чем я собираюсь заниматься, и смотрят осуждающе.
Я не верю в Бога. В прошлой жизни, пройдя нелегкий путь, видя страдания и смерти сотен, может быть, даже тысяч людей, без конца молящихся и просящих легкой смерти, я бы сказала, что никакого Бога нет. Да, в периоды глобальной задницы в моей жизни я молила о пощаде, о милости, но не конкретно и адресно к кому-то обращаясь, скорее для успокоения души. Ведь ситуации были безвыходные и неразрешимые.
Допустим, есть некие высшие силы, и я должна им полностью довериться. Но если веры нет, как же все это сработает?
Тяжко вздохнув, я толкнула дверь церкви.
В помещении царил приятный полумрак, не было ни единой живой души. Это меня воодушевило. В церковной лавке купила два самых простых крестика и две свечи. Обойдя зал по кругу, нашла таблички «для тупых», где ставить за здравие, а где за упокой, прочитала молитвы, тут же заботливо приклеенные на стене.
Но покоя мне это не добавило.
Непонимание и ощущение неправильности нервировали. Пометавшись от иконы к иконе, в сердцах махнула рукой и собиралась уже уходить, как меня окликнули.
— Здравствуй, дитя. Тебе помочь? — ко мне обратился батюшка, стоящий у одной из икон, которого я сперва не заметила.
Я несколько растерялась.
— Да, — слова вылетели быстрее, чем мозг оценил ситуацию, — моя подруга умирает, мне сказали, что помочь ей может только вера. Но ни она, ни я не верим. Я не знаю, что делать, — протянула к нему разжатую ладонь, на которой лежало два крестика.
Батюшка, взяв меня за руку, подвел ближе к свету.
— Знаешь ли ты, дитя, что обозначает христианский крест? Это орудие смерти. Сын божий Иисус умер, распятый на нем в страшных муках. Крест — это символ, напоминающий нам, какой ценой прощаются наши грехи. Это символ воскрешения и вечной жизни. Тело даровано нам, чтобы при жизни мы благими намерениями обелили свою душу, укрепили веру. Душа наша бессмертна. — От его слов я вся сжалась, мне стало жутко, казалось, он видит меня насквозь. — Открой свое сердце Господу нашему. Вера, она в твоем сердце. Она и охранит тебя и твою подругу. — Он надел крестик мне на шею. — Иди с миром, дитя.
На негнущихся ногах я поковыляла на выход. Сама не поняла, почему так сильно на меня подействовали слова этого человека.
Но выйдя из полумрака во двор, освещенный ярким весенним солнышком, вдохнув полной грудью сладкий воздух, я испытала наконец облегчение.
***
Какими глазами на меня смотрела мама Машеньки, когда я попросила порезать той палец и покапать кровью на отраву для крыс, не передать. Правда, после некоторого замешательства, та словно сдалась и рукой махнула, мол, куда уж хуже. Делайте что хотите.
Маша же преисполнилась энтузиазма и готова была хоть руку, хоть ногу резать. Нанесение легких телесных перенесла стоически.
А когда я закончила с ритуалом возложения чудо-средства по углам и немного стушевалась, не зная, что же делать дальше, Маша предложила посмотреть ее работы. В свободное время девочка рисовала.
Не прошло и пяти минут, как Маша крепко схватила меня за предплечье. Я была увлечена разглядыванием рисунков и не поняла, что произошло. Когда Маша с расширенными от ужаса глазами одними губами лишь прошептала:
— Там…
Каких усилий мне стоило не заорать во всю мощь легких, одному богу известно. В середине комнаты лежала огромная крыса. Если бы не мерзкий длинный хвост, я бы подумала, что это небольшая кошка.
Мы замерли, схватившись друг за друга.
Крыса не двигалась.
Шли секунды. За дверью раздались приближающиеся шаги:
— Девочки, вы закончили? Я печенье испекла, — в комнату вошла жизнерадостная хозяйка квартиры, но, завидев крысу, запнулась на полуслове и нещадно завопила.
И тут плотину прорвало. Следом заверещала Маша. А потом и я. А что я, не девочка, что ли? Мне тоже страшно! Не каждый же день такая дичь творится.
Не знаю, сколько мы так орали и кто опомнился первым. Но шуму наделали знатно. Надеюсь, соседи на работе и полицию не вызовут.
А мне ведь ее выносить и жечь. Фу, мерзость…
***
Когда я вернулась с поля, на меня уставилось два немигающих вопрошающих взгляда.
— Я не знаю. Вы сами все видели! Что увидела во сне, то и сделала. Я первый раз такое жгу!
И тут, видимо, маму Маши окончательно отпустило. И она подошла ко мне с обнимашками.
— Прости меня, девочка, такая чертовщина творится, уже не знаешь, во что и верить. Будем надеяться на лучшее.
Наконец-то можно выдохнуть.
Итог дня: добрые дела делать очень утомительно.