Минут через пятнадцать, они сидели за круглым столом в той самой гостиной. Вчетвером они быстро накрыли на стол. Угощение состояло из большого блюда крупных вареных креветок, нарезанных овощей, того самого цыпленка, которого Юлия не позволила выбросить, прекрасного хлеба и тарелочки маринованных мидий. Но чего-то не хватало.
— Мы забыли достать из холодильника вино, — сообщил Мигель.
Юлия сидела на диване, ближе всех к кухоньке. Всего лишь несколько шагов. Ей уже не терпелось начать вечер — из тех соображений, что так он быстрее закончится. Она быстро встала, направляясь туда.
— Я принесу! — крикнула она, уже открыв дверь холодильника.
— Нет!!!
Они воскликнули это хором. Да так резко и громко, что она, вздрогнув, замерла на месте. В это время Хуан, с прытью, которую трудно было предположить в его рыхлом теле, подлетел к ней, практически перепрыгнув через стол.
— Нет! — он так вцепился в ручку холодильника, словно там, внутри, находилось, по меньшей мере, все их состояние, которое Юлия только что собиралась похитить, — не нужно, я сам… Пожалуйста.
— Да, пожалуйста…
Пожав плечами, она вернулась за стол, невыразимо сожалея о своем согласии прийти сюда. Настроение не смогли исправить даже запотевшая бутылка белого вина, принесенная Хуаном, и бутылка теплого портвейна, вынутая из буфета Хуанитой.
На вопрос Мигеля, что из этих двух напитков ей налить, Юлия, не раздумывая, выбрала портвейн. Вино сейчас точно не поможет.
Гостиная была не особенно большой квадратной комнатой с бежевыми шторами и бежевым пушистым ковром. Основную мебель в ней составляли книжные полки и стеллажи, тесно забитые разнообразными изданиями, в основном на испанском и английском языках. Еще было черное обшарпанное пианино, круглый стол, за которым они сейчас сидели, стулья и пара кресел. Свет шел от большого розового торшера, стоящего в углу. Да, еще Хуанита зажгла на столе две синие свечи в керамических подсвечниках. Все четыре стены в строгом геометрическом порядке были увешаны картинами. Чтобы не смотреть слишком долго на лица хозяев, Юлия стала с интересом разглядывать каждую из них.
— Это картины Хуаниты, — с нескрываемой гордостью сообщил Мигель.
— Да?! — искренне удивилась Юлия, — так вы — художница?
Хуанита смотрела на нее, почти не меняя выражения лица. Только в круглых глазах, кажется, лучилось некое еле заметное оживление. На редкость общительная девушка.
— У Хуаниты талант! — продолжал хвалиться сеньор Мигель, — она, закончила художественную школу здесь, в Тоссе. И все говорят, что ей нужно учиться дальше. Обязательно учиться дальше! Желательно — в Париже…
Он замолчал, словно вдруг осекся. Юлия, с интересом ждавшая продолжения — не каждый день сидишь за столом с талантливыми художниками, — смотрела на него во все глаза. Но он молчал.
— У нас не очень хорошо с деньгами, — пояснил Хуан, тихонько отщипывая не сгоревшие кусочки от цыпленка, — мы не можем себе позволить таких трат, пока мама болеет, и…
— А кстати — где она? — поинтересовалась Юлия.
— Она в своей комнате, скоро выйдет. Ей только нужно немного отдохнуть…
— С ней что-то серьезное? — спросила Юлия уже другим тоном, пожалев, что вообще завела этот разговор.
— У нее проблемы с кровью… — расплывчато ответил Хуан.
Они замолчали, преувеличенно активно занявшись едой. Все, кстати, оказалось довольно вкусным. Мидии, пряные и жирные, отлично сочетались со свежим французским батоном. Ее любимые креветки вообще, слава богу, трудно испортить. И даже цыпленок внутри, под обуглившейся корочкой, был вполне сносен — особенно в сочетании с действительно классным португальским портвейном. Юлия с удовольствием пила третью узкую рюмку, стараясь не обращать внимания на то, что все остальные лишь пригубили по капельке белого вина.
Вообще, внутри этого дома было намного лучше, чем в агентстве.
Уют, живущий в каждом жилище, где обитает дружное любящее семейство, лишь немного нарушали несколько гнетущая атмосфера и странная, необъяснимая видимыми причинами таинственность. Первое обстоятельство объяснялось, конечно, болезнью Моники, а второе, скорее всего, было связано с местным колоритом, густо пропитавшим обстановку. Но все же основное влияние на диковинную ауру, витавшую здесь, оказывали картины молчаливой Хуаниты. Жуя креветку, Юлия с любопытством их разглядывала…
Это все были большие, тщательно выписанные акварели, в основном в темно-бордовых и фиолетовых тонах. Юлия, не особенно разбираясь в стилях, любила живопись. В этой, кажется, действительно присутствовала Божья искра, но… абсолютно не в ее вкусе. Многие просто пейзажные, а некоторые и с определенным сюжетом, все они напоминали те тягостные, депрессивные сны, которые каждый ребенок видит в какой-то период, в страхе просыпаясь по ночам. Глядя на эти изображения, она вдруг так остро вспомнила свои детские ужасы… что поскорее постаралась забыть их снова.
Особенно, ее поразила акварель в черно-фиолетовых тонах… там вроде бы было ночное море и полная луна… И чудовище — по-другому не скажешь, хоть оно и имело контуры человека — чудовище с кожей темнее самого мрака, с пылающими белым огнем глазами, стояло по пояс в воде. На руках у него был кто-то… или что-то, светящееся в лунных бликах. Вроде бы — ничего особенного, картинка и картинка. Только жуткое ощущение обреченности, красивой, но печальной тайны мироздания так вторгалось в душу, что хотелось закрыться, отвернуться, даже убежать от этого полотна. Но не было сил не смотреть в его сторону.
— Буэнос ночес…
Юлия вздрогнула. Оторвалась от картины, успевшей погрузить ее в плавный жутковатый транс.
— Добрый вечер…
Слабый голос Моники, вышедшей из-за закрытой темно-коричневой двери, соответствовал ее виду. Маленькая и какая-то вся ссутуленная, она выглядела изможденной старушкой, несмотря на приятную медь легких волос и ласковые голубые глаза за большими очками.
— Прошу прощения, мне немного нездоровится… Юлия поздоровалась. Хуан, вскочив, пододвинул ей стул. Хуанита стала класть ей в тарелку цыплячье мясо. Сеньор Мигель расплылся в нежной, встревоженной улыбке.
— Вы хорошо… провели… сегодняшний день? — тщательно подбирая русские слова, вежливо обратилась к Юлии Моника.
— Да, замечательно. Море такое теплое…
— А… вечер?
— О, просто отлично! — постаралась не усмехнуться она.
— Вам нужно вести себя… мм-м… осмотрительнее, — вдруг заявила Моника, ласково глядя на Юлию и не притрагиваясь к куче еды, что Хуанита навалила в ее тарелку.
— Э-э… в каком смысле? — не поняла Юлия.
Еще меньше она поняла, когда вдруг заметила, что сеньор Мигель обменялся с Моникой быстрыми взглядами.
— Знаете, мы сразу догадались — вы здесь одна… — решил объяснить Хуан.
— Да, — несколько напряженно согласилась Юлия, — и что?
— Одинокая девушка в чужой стране, да еще такая… — он чуть порозовел, что придало его коже не такой болезненный вид, — такая красивая…
— Спасибо, — благодушно улыбнулась Юлия, легко растаяв от этого непритязательного комплимента.
— И поэтому, мы немного… волнуемся за вас.
Господи, поволноваться им, что ли, больше не о чем? С каких это пор одинокие девушки в Европе подвергаются большей опасности, чем, например, не одинокие дедушки?
— Но я не одна, — чуть ли не скрипя зубами, поправила Юлия, — я с вами…
В комнате повисла тишина, нарушаемая только тихим потрескиванием свечей и громким чавканьем Чикко, которому тоже досталось, что-то вкусное. Хуан с сеньором Мигелем, не поднимая глаз, внимательно ковырялись каждый в своей тарелке. Хуанита витала где-то в высших мирах, вглядываясь исключительно внутрь себя — видимо, создавала в воображении очередную картину. За весь вечер она не произнесла ни слова, Юлия даже начала подозревать ее в аутизме. И только Моника, в своем кружевном воротничке, сидела перед полной тарелкой молча, смущая Юлию ласковым взглядом тускло-голубых уставших глаз. На ней была белая ажурная блузка с таким высоким и плотным кружевным воротником-стоечкой, что Юлия невольно опять поразилась этой очередной маленькой странности. На Хуаните, как и на мужчинах, одежда была не менее удивительная. То есть ничего особенно удивительного в ней не было. Если не считать того, что на всех были напялены дурацкие старомодные рубашки, застегнутые на все пуговицы, с длинными рукавами и плотным воротом — это в такую-то жару! Подобным образом, в американских ужастиках, изображают семейство каких-нибудь мормонов, сектантов или тайных маньяков… Несмотря на нелепость этого сравнения, Юлии стало не по себе.
— О, кстати! Не могли бы вы перевести мне кое-что?
Юлия по-настоящему обрадовалась, вспомнив о короткой записке Антонио. Как минимум, это был хороший предлог сломать неудобную паузу и оживить беседу. Не говоря уже о том, что все-таки было любопытно узнать значение этого автографа. Порывшись в сумке, она протянула клочок мятой бумаги Хуану — как наилучшему переводчику.
Удивительное дело. Пока Хуан читал три коротких слова, его лицо успело несколько раз измениться в цвете. Сначала из желто-серого оно сделалось пунцовым, а потом из пунцового — землисто-пепельным.