10715.fb2
1. Реставрация дворянской литературы.
а) Лаппо-Данилевская.
б) С. Фонвизин.
2. Кризис индивидуализма.
а) Арцыбашев.
б) Поэзия безволья (Зайцев, Гиппиус).
в) Неживые люди (Инбер, Северянин, Лидия Лесная, Кремер, Вертинский).
3. Побежденный индивидуализм.
а) Поэт безвременья (Маяковский).
б) Александр Блок ("12").
4. Ложнопролетарская поэзия.
а) Поэты борьбы и разрушения.
б) Имитация Уитмена.
Как же смотрит на эту "предреволюционную литературу" молодой критик?
Он пишет:
"Как же странно и как болезненно преломилась в сердце русского писателя идея, созданная индивидуализмом, - о свободном и сильном человеке!
С одной стороны - арцыбашевский Санин, в котором "сильный человек", которому все позволено, грядущий человек-бог, обратился в совершеннейшего подлеца и эгоиста. А радость его жизни - в искании утех и наслаждений. И бог любви - в культе тела". "...Лишь один сильный человек во всей литературе арцыбашевский Санин".
"Но Санин - это меньшинство, это лишь одна крайность индивидуализма, другая страшнее, другая - пустота, смертная тоска и смерть".
"С другой стороны - безвольные, "неживые" люди".
"Вся почти литература наша современная о них, о безвольных, о неживых или придуманных, - Зайцев, Гиппиус, Блок, Ал. Толстой, Ремизов, Ценский все они рассказывают нам о неживых, призрачных, сонных людях".
Критик подробно анализирует творчество Бориса Зайцева - "поэзию смерти и безволья", книги "Земная печаль", "Полковник Розов", "Студент Бенедиктов" (по методу раннего Чуковского, на которого немного позднее он напишет пародию "Чуковский о Пильняке").
Он доказывает, что герои Зайцева: Ивлев, Катя, Маргарита - люди, "влюбленные в смерть", идущие к ней нелепо и ненужно, без всяких к тому основательных причин, со страстным желанием "уничтожить, истребить себя", люди, у которых "нет совершенно желания жить, и нет воли, нет даже инстинкта к жизни".
И об этих людях - "прекрасных, умных и интеллигентных" - с нежностью и любовью рассказывает Зайцев.
Статью свою Зощенко кончает так:
"Арцыбашев и Зайцев - два русских интеллигента с двумя крайними больными идеями свободного от всякой морали человека.
И первый создал "подлого Санина", второй - влюбленного в смерть.
И влюбленный в смерть стал жить в каком-то бреду, во сне.
Тогда казалось, что вся жизнь - призрак и все люди - призраки.
Тогда сначала быт, а потом реальная жизнь ушли из литературы.
Бред, измышления своего "я" родили какую-то удивительную, ненастоящую, сонную жизнь. Поэты придумали каких-то принцесс, маркизов и "принцев с Антильских островов". И мы полюбили их, мы нежно полюбили виденья, придуманных маркиз и призрачных, чудесных Незнакомок.
Жизнь окончательно ушла из литературы".
Так смотрел на современную ему литературу молодой Зощенко - "поэзией смерти и безволья" называл он ее.
И эту литературу, этих "героев" он начисто отвергал.
И о таких безвольных и слабых и об их закономерной гибели писал он впоследствии в своих ранних вещах.
Это и "длинноусый" из раннего рассказа "Любовь", от которого уходит жена к сильному и цельному, простому, "новому человеку" - "большевику", это и Аполлон (из повести "Аполлон и Тамара"), и Борис Котофеев из "Страшной ночи", и Белокопытов из повести "Люди", и, наконец, Мишель Синягин из одноименной повести.
Следующая главка раздела "Кризис индивидуализма" - "Неживые люди".
Ей предпослан эпиграф:
"Так торжественно и помпезно в присутствии принцев крови и надушенных маркиз кончал свою жизнь индивидуализм".
В главе "Неживые люди" автор говорит о странной тяге предреволюционного "обывателя" к "изысканной поэзии - принцесс, маркиз, принцев с Антильских островов", о стремлении уйти от серой, нудной, будничной жизни в другой "красивый, сказочный" мир:
"Мы презираем нашу нудную жизнь (плюем на нее).
Наш идеал - жизнь сказочного принца,
наше счастье - мечта о принцессе,
наша любовь - маркиза, греза,
наша тоска - серая наша жизнь".
"Так появились "поэзы" Северянина, песенки Вертинского, Изы Кремер, так появились кинофильмы с участием королей и графов.
А дальше появилась "любовь к пороку", изломанности, извращенности, даже патологии - Лидия Лесная, Анна Map
"Мы такие усталые,
Мы такие порочные.
Мы извращенные..."