Ева уже двое суток боролась с собой. Сначала, когда она нашла Йоргена лежащим в коридоре, она испугалась. Когда позвонил Клюев и предупредил, что полицейские кого-то ищут и если у Йоргена есть какие-то раны на лице, пусть Ева его загримирует, а то долго еще придется в полицию таскаться. Когда она слушала это, в ней умерли чувства, остался только холодный расчет. Если полицейские докопаются до правды…
Она помогла мужу привести себя в порядок, и только когда полиция ушла, дала волю чувствам. Воскликнув: "Я тебя ненавижу!" — она сказал правду Йоргену: в тот момент преобладала ненависть. За то, что он предал ее, дочек. За то, что опять солгал. За то, что какой-то город значит для него больше, чем безопасность семьи…
Перед тем как уйти на свалку, зашла в спальню и увидела мужа спящим на диване. В одно мгновение все перевернулось внутри. Острая жалость к Йоргену наполнила сердце. Ева поняла, что не может не любить его: слишком много прожито за эти годы, чтобы легко отмахнуться от всего, развестись и забыть. Даже если она уйдет — забыть не сможет, будет плакать о нем долгими бессонными ночами, а тогда зачем она делает это?
Если бы Йорген сделал хоть шаг навстречу, попросил прощения, она бы все забыла, простила, только чтобы вернулись прежние отношения. Но он принимал ее заботу и участие отстраненно, даже заподозрил, что она притворяется. Кто бы говорил!
Снова проснулась ненависть. Так значит, он и не чувствует себя виноватым? Может, даже считает, что это она неправа. Ева мгновенно замкнулась в себе. Вернулись мысли о разводе, только на этот раз другие: она красивая молодая женщина, а самоуважение важнее мифического благополучия. Она сможет жить и на минусовых этажах, видеть дневной свет только когда будет работать на свалке. Может быть, тогда и девочки не будут мусорщиками, а получат какую-нибудь менее опасную работу внутри города. Может, Бог допустил это, чтобы их жизнь стала лучше?
Когда Йорген заговорил о вещах, которые она отобрала — захлестнуло возмущение. Так это все, что его беспокоит? Только когда он договорил до конца, постепенно начала открываться истина.
Во-первых, Йорген беспокоится о ее безопасности, а не о своей.
Во-вторых, он ввязался в такую авантюру, что единственный шанс спасти семью, а значит и детей — это сдать его полиции.
Эта истина оглушила. В оставшееся до теста время и она, и Йорген старательно делали вид, что ничего особенного в семье не произошло. Они так натурально играли, что ни Доминика, ни Беата не почувствовали ничего необычного, спокойно легли спать, а утром ушли в школу.
Ева продолжала совершать какие-то обыденные вещи: убралась на кухне, привела в порядок комнату девочек, села рядом с мужем смотреть телевизор. А в голове билось: "Я не могу его предать. Я должна его предать". Только поэтому она не подсела к мужу ближе, не пошла провожать. Это казалось лицемерием: сейчас обнимет и поцелует, а как только дверь закроется, соберет шпионские штучки и пойдет в полицию. Но она должна это сделать ради детей.
Чтобы не передумать, как только дверь за мужем захлопнулась, Ева начала собираться: надела строгое коричневое платье с длинными рукавами и воротником-стойкой — она в нем обычно ходила на похороны; собрала в пакет вещи мужа… Но, подойдя к входной двери, поняла, что не сможет переступить порог. Зажмурилась, стала себя уговаривать. Поняла, что ничего не выйдет, тогда стала разжигать в себе ненависть к мужу. "Он предатель. Он предал не только Лондон. Он предал тебя, детей. Он много лет использовал вас, искусно играя роль доброго отца. Он достоин самого худшего наказания". Это она снова и снова твердила себе, но помогало слабо. Остался один аргумент: "Его все равно арестуют. Следом за ним и тебя. А девочек отдадут в приют или выбросят на свалку. Он знал, на что идет. Думай о детях, а не о нем"
Она решительно захлопнула за собой дверь. Ноги понесли мимо лифта к лестнице. Но она остановилась. Спускаться вниз двадцать этажей — значит, оттягивать неизбежное. Нет, надо на лифте, пока не передумала. Несколько секунд и она на этаже минус три, а там уже обратной дороги не будет.
Показалось, что на этот раз лифт двигался быстрее, чем обычно.
Сжимая в руках пакет с вещами Йоргена, она вышла в коридор и остановилась. Ева не знала куда идти, а спрашивать — не осталось сил из-за долгой борьбы с собой. Она мелко вздрагивала, чувствуя, что еще немного и потекут слезы. Страшно хотелось убежать обратно, но страх за детей приковал к месту. Кто знает, чем бы это закончилось, если бы на нее не обратил внимание пробегавший мимо молоденький рядовой:
— Добрый день, миссис… У вас что-то случилось?
— Мне надо увидеть капитана Сингха, — голос дрогнул, слезинка все-таки выскользнула и потекла по щеке. Она быстро смахнула ее, но тут же поняла, что не сможет остановить этот поток.
— Боюсь, его сейчас нет, — улыбнулся парнишка. — Может, проводить вас к кому-нибудь другому?
— Нет! — она уже плакала, не сдерживая себя. — Мне нужен капитан Сингх!
— Хорошо-хорошо, — испугался рядовой. — Успокойтесь, пожалуйста, давайте я пока провожу вас в его кабинет. Вы там подождете немного, а я его вызову. Если, конечно, у вас срочное дело.
— Срочное, — всхлипнула Ева.
Кажется, парнишка, заметив ее отчаяние, и сам уже понял, что происходит что-то необычное.
— Хорошо-хорошо. Пойдемте, — он осторожно взял ее под локоть и повел в центральное крыло.
Кабинет Сингха был не маленький, а крошечный — около четырех квадратных метров. Говорят, на верхних этажах есть кровати такого размера, а Сингх умудрился уместить мебель серого пластика: книжный шкаф, письменный стол с компьютером и стул для посетителей. Вернее, для одного посетителя. Второй мог только встать рядом — стул уже не умещался. Окон здесь не было, но лампы дневного света освещали комнату так ярко, что почти не оставалось теней. "Как в больнице", — подумала Ева.
Рядовой усадил ее на стул.
— Простите, а как вас зовут? Что передать капитану?
— Я… — едва успокоившись, Ева снова заплакала, пытаясь выговорить. — Я… я… Е…
Она опять напугала парнишку.
— Хорошо-хорошо, — пробормотал он. — Вы успокойтесь, через пять минут капитан придет, вы ему все расскажете, — он пулей вылетел из комнаты.
Ева положила пакет на стол, рядом с компьютером, вцепилась пальцами в стул и зажмурилась: "Пять минут, мне надо подождать всего пять минут…" По лицу продолжали течь слезы.