Вчера вечером Марк не только добрался до кровати, но даже разделся. Утром, проснувшись, как обычно, в шесть утра, притворился спящим, подождал, когда мадам Ветинг Ходне выйдет из комнаты, потом быстро скользнул в очиститель. Полюбовался там на неровные шрамы с засохшей, почти черной корочкой. Еще одна метка на нем. Память об Александре, Филиппе и Бенни. Он пытался заглушить чувство вины обычными доводами. "Бенни не виноват, что его родители погибли. Так ему определил кто-то свыше: родиться больным, потерять родителей, погибнуть на свалке. Александра уродилась такой, что не могла с этим смириться и этим тоже предопределила свою судьбу. А Ле Пан… Филипп оказался слишком ответственным". Но слова не успокаивали. Голос внутри настойчиво твердил: "Ты хотел пожертвовать одним ребенком ради других, а в результате погубил двух лейтенантов и сломал жизнь Славику…" Марк и раньше знал, что детям в приюте не нравится, как он поступает с Бенни, но он даже предположить не мог, что кто-то попытается воспрепятствовать. Но именно это вызывало гордость. Он воспитал детей, не желающих мириться с жестокостью, готовых отдать жизнь за другого. О просчете с Тендхаром он жалел гораздо сильнее. Возможно, сегодня, он узнает, где еще просчитался. А может и нет.
Левицкий торопился убедиться, что сяньшень не угадал. Воры не появятся никогда, напрасно они купили этот порошок. Но он не упрекнет сяньшеня за трату еды. То, что он ошибся — большая радость.
Марк оделся и как мог быстро спустился вниз. С сяньшенем Дэном он столкнулся на первом этаже.
— Опять встали, — заворчал старик. — А я как раз к вам.
— Что? — замер Левицкий.
— Украли два ящика. Компенсация за те дни, что просидели без дела. А может, обрадовались, что в воскресение много ящиков принесли — об этом все знают.
Радужное настроение майора тут же исчезло. Заметив, что Марк побледнел, сяньшень подумал, что ему стало хуже.
— Вам надо вернуться к себе! — он шагнул ближе, чтобы поддержать майора, но тот отверг помощь.
— Нет. Я закончу это дело, сяньшень. Сейчас, я иду в раздевалку. Вы поднимитесь к Эрику, проверьте его руки. Если все в порядке пусть помогает. Сначала пусть пригласит ко мне старших лейтенантов. Потом пусть сам проверит руки у младших лейтенантов. Те, кто чист, помогут проверить руки у воспитанников, начиная с добытчиков. Всех, с черными руками, пусть запирает пока в библиотеке. Мы должны успеть все сделать до построения.
— Чтобы после построения казнить виновных?
— Именно, — подтвердил Марк и направился в раздевалку.
Через десять минут к нему стали подходит лейтенанты. Марк как обычно сидел на стуле между двумя рядами скамеек у стены. Он облокотился на локоть и закрыл лицо рукой. Лишь по слуху определял, сколько лейтенантов зашло в комнату. Он насчитал десять — Эрик оповестил даже тех, кто находился в этом звании всего один день. Что ж так лучше. В конце концов, младшие лейтенанты тоже могли быть в этом замешаны.
Он поднимает голову, но смотрит так же вниз, чтобы даже мельком не увидеть руки своих парней.
— Я собрал вас сегодня раньше, потому что у нас в приюте опять произошло чрезвычайное происшествие. Пропало два ящика еды, — среди лейтенантов проносится вздох. Марк спокойно продолжает. — Но на этот раз мы с сяньшенем Дэном тщательно подготовились к краже. И сможем точно узнать, кто крадет, — он поднимается со стула. — Встаньте в шеренгу, — отдает приказ он.
Лейтенанты выстраиваются вдоль скамейки. Марк подходит к первому.
— Дэйл, покажи руки, — он слышит свой голос как бы со стороны, будто чей-то чужой.
Во взгляде Манслифа вопрос, он протягивает руки не сразу. Левицкий выдыхает — ладони чисты. Делает следующий шаг.
— Тед… — ладони Армгрена такие же белые.
Еще один шаг.
— Такаси… — Марк втайне надеется, что виноват именно Итиро. Наверно, из-за Клео. Руки старшего лейтенанта смуглее остальных от природы. Но не черные, нет.
Еще один шаг.
— Степан, — в глазах Головни упрек. "Ты нас подозреваешь, майор?" — говорит он. "Я не хотел вас подозревать, — отвечает ему мысленно Левицкий. — Видит Бог, я не хотел". Еще один невиновный. Еще один камень с плеч.
— Славик… — этот протягивает руки спокойно. Надо, значит, надо. Майор просто так ничего не делает. Марк бросает на него благодарный взгляд. Тот грустно улыбается краешком губы.
— Ким… — Адольфссон смотрит куда-то в противоположную стену поверх плеча майора. Протягивает руки ладонями вниз. — Ким, — повторяет майор, глядя ему в лицо. Тот, помедлив, поворачивает ладони вверх. Тут же сжимает их в кулак и опускает. На этот раз смотрит в глаза майору. Губы кривятся в усмешке. Марк быстро отворачивается, не желая смотреть в лицо предателя. Тут же рычит громко. — Всем кроме Адольфссона выйти!
Как только лейтенанты выходят, он не выдерживает, хватает Кима за грудки, прижимает к стене:
— Ты!
Тот нисколько не пугается, та же кривая ухмылка на губах.
— Я, — отвечает он, не отводя глаз.
— Зачем?! — требует Марк.
— А ты не знаешь? — он горько смеется. — Ты не знаешь, Марк? — спрашивает он еще раз.
Левицкий отпустил его, сел на скамью у противоположной стены, сжал виски руками. Ким остался стоять. Тишина казалась звенящей.
— Майор… — заговорил, наконец, Адольфссон. — Еду я верну. Ту, что не съели мои. Ведь моих всех сегодня повяжут, да? Я верну все, что осталось, если ты выполнишь одну мою просьбу.
— Не смей торговаться со мной! — зло крикнул Марк.
— Я прошу только об одном, — Ким будто и не услышал угрозы. — Не говорите Лейлани, что меня казнили. Позволь мне попрощаться с ней. Я скажу, что ухожу в город, чтобы заработать на врача, — он с тревогой ожидал ответа от Левицкого.
— Иди, — после минутной паузы услышал он. — Через полчаса построение. Жду тебя там.
Адольфссон кивнул и вышел из раздевалки.
Ким знал, что все произойдет именно так еще до того, как Эрик предупредил о встрече в раздевалке. Он ласкал жену, а она спросила удивленно:
— Ким, что у тебя с руками?
Он тогда отмахнулся. Позже, пошел в очиститель и долго тер ладони. Они оставались черными. Вот тогда он и понял, что руки испачкались неслучайно. Что сегодня, возможно, последний день, когда он видит Лейлани. Только после этого в дверь постучал Эрик.
После прихода Жманца, Ким еще минут пять сидел возле жены, запоминая ее лицо. Его пугало, не то, что он должен умереть. В каком-то смысле это даже легче, чем пережить смерть любимой. Его угнетало то, что никто не позаботится о ней. Не купит лекарство, помогающие заглушить боль, не принесет лишнюю бутылку воды. Может, попросить об этом Славика? Он поймет. Должен понять. Он всегда первый вступался за него и Лейлани…
Сейчас он поднимался на пятый этаж, обдумывая, что скажет жене. Он должен придумать какие-то волшебные слова, чтобы она не плакала.
Но Лейлани почувствовала неладное, едва он открыл дверь.
— Что случилось? — она выпрямилась на кровати, даже попыталась вскочить, но Ким остановил ее.
— Сиди-сиди. Что ты так переполошилась? Сиди, — он опустился на кровать. Так, как делал каждый день до сих пор, перед тем как уйти. Взял ее руку, поцеловал.
Лейлани смотрела так же тревожно.
— Что случилось, Ким? — повторила она.
— Пока ничего, — улыбнулся он так безмятежно, как только мог. — Но у меня есть новость. Она одновременно хорошая и плохая.
— Так не бывает, — покачала головой девушка.
— Бывает, — мягко возразил Ким. — Я нашел способ собрать еду, чтобы заплатить за твою операцию.
Он говорил так тихо как никогда и молился про себя, чтобы Лейлани поверила. Чтобы тревога ушла из ее глаз.
— Да? — недоверчиво спросила Лейлани.
— Да. И это хорошая новость, правда?
— Не знаю, — пожала она плечами. — Смотря какой способ.
— Это хорошая новость, — Ким убрал прядку с ее лица. — А плохая она потому, что мне придется уехать в город для этого.
— То есть как уехать в город?
— Я буду жить в Токио. Работать охотником. Накоплю еды и вернусь к тебе. Сделаем операцию в Москве. И будем жить долго и счастливо.
Лейлани молчала. Так долго молчала, что Ким испугался. Но другие слова, которые могли бы утешить жену, в голову не приходили. Он всматривался в бледное лицо Лейлани, слыша, как все громче стучит его сердце.
— Ким, — глаза Лейлани потемнели, казалось, она постарела сразу лет на десять. — Ты ведь будешь приходить ко мне? Хотя бы раз в неделю? — Ким понимал: она спрашивает, заранее зная ответ. В этом вопросе последняя надежда. Она и смотрит так: с отчаянием и надеждой.
— Нет, милая, я не смогу, — он отвел взгляд. "Господи, хоть бы поверила!" — Мне придется много работать, чтобы успеть накопить еды. Чтобы спасти тебя…
Он вновь взял ее руку и поцеловал. Потом еще и еще. Может, так она лучше почувствует, как сильно он любит, как она нужна ему. Он на все готов ради нее…
— Ким, — она опустила голову, боясь встретиться с ним взглядом. — Ким, ты не любишь меня? — спросила почти беззвучно.
— Лейлани, как ты можешь…
Ким потрясенно замолчал. Девушка вырвала руку, спрятала под покрывало.
— Тогда неужели ты не понимаешь? — она заговорила громче, с надрывом. — Неужели ты не понимаешь, — девушка вскинула голову, — что мне не нужна операция? Мне надо, чтобы ты был рядом!
— Лейлани…
— Если ты любишь меня…
— Не надо, Лейлани, — перебил Ким. Он напрягся, чувствуя, что еще немного — и не сможет сдерживать чувства. И тогда жена поймет, что он лжет и будет еще хуже. — Пожалуйста, Лейлани, не надо. Я уже все решил. Я делаю это, потому что люблю тебя. Потому что не могу жить без тебя. Ты поймешь это когда-нибудь…
Он с трудом сдерживал дыхание. Пристально смотрел ей в лицо. Оказывается, это так больно, когда в твою любовь не верят.
— Ты любишь только себя! — она не выдержала и зарыдала. Тут же прижала кулачок к губам, чтобы прекратить плач, но ей это не удалось, рыдания сотрясали ее. Она выкрикнула. — Уходи!
Он встал на колени перед кроватью, взял ее руку, прислонился к ней лбом и постоял так с минуту. Плач постепенно стихал. Она осторожно коснулась другой рукой ежика светлых волос.
— Ким, не уходи… — успокаиваясь, прошептала Лейлани.
— Прости меня, если сможешь, — ответил он и, быстро поднявшись, вышел, пока она не успела заметить слез.
Классы уже построились в спортзале. Там где обычно стоял один майор, теперь стояли пятеро подопечных Кима, воровавших сегодня ночью: Златкаускас, Калафати, Зорич, Берзиньш, Хачатурян. Только Оливер увернулся.
Майор тоже пока не вышел в зал. Эрик подошел к Киму. Не глядя в глаза, сказал, что Левицкий еще в раздевалке.
— Иди туда, — распорядился он.
Когда Ким вошел, Марк даже не поднял головы.
— Убирайся! — негромко произнес он.
— Что? — не понял Ким.
— Немедленно уходи из приюта. Чтобы я тебя здесь не видел.
— Марк…
— Иди в город, на свалку — куда хочешь. Но сюда ни ногой. Захочешь что-нибудь передать жене — оставишь у порога. Лейлани может уйти к тебе, если хочет. Ты к ней — нет. Убирайся. Покажешь Эрику, где украденная еда — и убирайся.
Ким ничего не сказал. Пока майор не передумал, хотел выйти из раздевалки, но у выхода столкнулся с Эриком.
— Иди с ним, отнеси еду в столовую, — обратился к Жманцу майор. — Потом отпусти.
Они вышли вместе.
Майор подошел к провинившимся. Повернулся к приюту, оставив воров за спиной.
— Доброе утро, воспитанники приюта! — обратился Марк к классам.
— Доброе утро, господин майор, — как обычно откликнулись они. Только те, что стояли позади, промолчали. Но ему показалось, будто сейчас приют отвечает не так громко, как неделю назад. Потому что нет Эрика, Кима, Тендхара, Дианы, Александры, Филиппа… Их голосов он не услышит. Даже Эрика — он уйдет сегодня в Нью-Йорк
— Сегодня мы, наконец, поймали тех, кто воровал у приюта еду, — заставил себя говорить Марк. — Они стоят перед вами. Какого приговора они заслуживают?
— Смерти! — откликнулись воспитанники.
"Это я их так научил? — подумал майор. — Да, все правильно. Я сам их предупредил, что убью виновных. Так может, и с Тендхаром произошло так же? Может, если бы не я, то и не казнили бы его. И Диана осталась бы жива…"
— А где главарь? — выкрикнул кто-то. — Его тоже казнить!
— Отставить, — оборвал Марк. — Сегодня приговор вынесу я. За воровство еды в приюте, старший лейтенант Ким Адольфссон приговаривается к изгнанию из приюта. Все, кто помогал ему, независимо от возраста и физических данных переводятся в класс добытчиков.
Возглас то ли ужаса, то ли недовольства пронесся по залу, но Марк не собирался объяснять свои действия.
— После завтрака в спортзале пройдет похоронное служение, а затем проводы Эрика, — продолжал Марк. — Разойтись! — скомандовал он.
Когда воспитанники, оживленно обсуждая происшедшее, направились в столовую, Арташес, стараясь не привлекать внимания, подошел ближе к Тимо. Тот дернулся и хотел сбежать, но Арташес поймал его за локоть, и негромко сказал:
— Думаешь, смог выбраться? Я теперь буду следить за тобой. И если что…
Увидев, что на них смотрит старший лейтенант Манслиф, он похлопал Оливера по плечу и, широко улыбнувшись, обогнал его, чтобы войти в столовую.