Марк провел бессонную ночь. Только что зажившие раны не болели, но немного ныли, напоминая о себе. Однако Левицкий понимал, что уснуть он не может от беспокойных мыслей. Мир приюта, который он с таким трудом приводил в порядок, начал рушится. Он снова восстанавливал в памяти одиннадцать лет своего пребывания в приюте. Пытался найти ответ: в чем он допустил ошибку, что сделал неправильно? Почему раньше не хотел замечать, что с Павлом не все в порядке? Почему не смог убедить Кима в правильности своих действий? Возможно ли было изменить что-то?
Ответ напрашивался только один. Он привык командовать, а не разговаривать. Внутри себя он любил лейтенантов, но наружу выпускал только команды. Ему казалось все очень просто: они должны доверять его опыту и слушаться беспрекословно и упустил тот момент, когда они начали принимать самостоятельные решения.
Может, тогда не стоило принимать на себя такую ответственность? Он с горечью осознал, что приют помог ему выжить, и все, что он сделал здесь, он делал не для детей — для себя. Он поступал так, как считал правильным и ожидал, что остальные будут верить в него. А тех, кто не верит, он просто сломает. Тысячу раз были правы старушки, когда пытались его вразумить…
Сейчас самое честное было бы уйти. Может, вернуться в город, получить койку в комнате общежития вместе с тридцатью юнцами, еще не создавшими семьи, вновь работать охотником? Раз он так и не смог сделать из этих детей настоящих людей, даже разбираться в других не научился…
Но Марк понимал, что это будет предательством по отношению к ним. Прежде чем уходить, надо воспитать замену. Того, кто сможет заботиться о приюте, не повторяя его ошибок. Славика, например… Зверев руководил бы приютом гораздо лучше, чем он.
Под утро Марк принял решение: как только он поймет, что Славик справится без него, он покинет приют. Это и Звереву поможет выжить, и… И для всех, кто живет здесь, принесет облегчение. Он попытается начать третью жизнь.
Расставив все по местам, он заснул.
Вновь открыл глаза, когда время приближалось к обеду. Спустившись вниз, убедился, что приют живет обычной жизнью: проводятся уроки, тренировки, работают дети в мастерской, дежурные готовят еду… Нет, его, нет Эрика, который помогал, а ничего не изменилось. Значит, не так уж он и нужен здесь. До отъезда осталось совсем немного.
В столовой Марк нос к носу столкнулся с Клео. Девушка взглянула на него сначала робко, а потом с надеждой. Но он отшатнулся и, подняв голову, прошел мимо. Только игр с ней не хватало. Кажется, он все ясно объяснил.
Внезапно он вспомнил ночные размышления и рассмеялся. Он привык командовать, а не разговаривать. Разве не так же он вел себя и с Клео? Приказал выйти замуж, а когда она отказала, приказал не появляться у него. А может, стоило поговорить?
Разговоры давались трудно. В приюте он привык быть лидером, так же как, будучи охотником привык подчиняться. Марк иногда разговаривал с лейтенантами, но всегда с позиции старшего. Он говорит, они слушают. Даже не слушают, а — как говорят в церкви — внимают. Потому что он старше и опытней, он лучше знает, как надо поступить. Он во всем разбирается…
Левицкий привык быть сильным и никогда не показывать, что на самом деле ему тоже бывает страшно, что иногда он тоже не знает, что делать, что ему не с кем поделиться сомнениями. В городах для этой цели существовали священники, которые были и врачами, и психологами. Полагалось являться к ним хотя бы раз в месяц для личной беседы. Теперь он понимал, что это делалось скорее для профилактики. Потому что они жили в таком мире, что запросто могло "снести крышу". Но даже когда он приходил к священнику, разве он разговаривал? Нет, он привычно исповедался в "нечистых" мыслях, потому что никаких других грехов за собой не чувствовал.
Внезапно Марк его осенило: он разговаривал с Лизой. Чаще перед сном, на подушке. Они говорили обо всем: о работе, о сыне, о городе, о священниках, о сомнениях, о Боге, даже о страхах. Иногда она спорила, иногда соглашалась, но никогда не смеялась, не унижала. Поэтом он и чувствовал себя с ней свободно. Знал, что может рассказать все, что есть в нем…
Может, стоит так поговорить и с Клео? Он поднял голову от тарелки и нашел глазами девушку. Она опять разговаривало с Итиро. Не так как раньше, очень серьезно, даже строго, но все равно, это отбило охоту пытаться что-то объяснить ей и открыться.
Нет, зря он это задумал. Никто и никогда не сможет заменить Лизу.