- Ну? - спросил он. Горгас поднял голову: - А, это ты. Сделай мне одолжение, съезди в Торнойс и...
- Что? Сегодня? В Торнойс?
- Да, сегодня. В Торнойс. Зайдешь в "Милосердие и Воздержание" - тебе ведь не нужно объяснять, где это, верно? - и спросишь капитана Малло, отправляющегося в Ап-Эскатой. Отдашь ему вот эти письма и вот эту стрелу...
- Зачем ему всего одна стрела? Что...
- Твое дело - передать ему эту стрелу, - проговорил Горгас таким тоном, что Зонарас застыл с открытым ртом. - Он знает, что с ней делать. Когда освободишься, - добавил он, опуская руку в карман, - и ни при каких обстоятельствах не раньше, можешь выпить за мой счет. - Он протянул брату пару серебряных монет, которые Зонарас поспешно сунул в карман, не говоря при этом ни слова. - Ты все понял?
Зонарас кивнул:
- У мерина отвалилась подкова.
- Что? Когда?
Зонарас пожал плечами:
- Позавчера.
Горгас вздохнул:
- Ладно, возьми моего коня, только не съезжай с дороги. О мерине потолкуем, когда вернешься.
Зонарас нахмурился:
- У меня и так дел невпроворот, а тут...
- Хорошо, я сам его подкую. А теперь шевелись. Запомни, капитан Малло, идет в Ап-Эскатой, "Милосердие и Воздержание". Запомнил?
- Хм.
После того как брат ушел, Горгас задумчиво уставился в окно. Если кто и способен все перепутать и не справиться с самым простым поручением, так это Зонарас. С другой стороны, тот факт, что именно Зонарас отправился в Торнойс и упьется до бесчувствия в "Милосердии и Воздержании", ни у кого не вызовет подозрения, потому что такое случалось с завидной регулярностью на протяжении последних двадцати лет. То, что знакомо, не привлекает внимания, а следовательно, остается как бы невидимым.
Прежде чем покинуть кабинет, Горгас задержался у двери - как обычно - и посмотрел на прекрасный и могучий лук, висевший на стене на двух крючьях. Лук сделал для него Бардас, как и крышечку для чернильницы, и пресс-папье, и складную линейку из самшита, которую Горгас всегда носил с собой. Она сломалась в Перимадее, но он хранил кусочки, и через много лет мастер снова склеил их с помощью отличного клея из рыбьего пузыря и скрепил крошечными серебряными гвоздиками, почти незаметными для постороннего глаза; тот же мастер изготовил для линейки пенал из серебра с золотом, чтобы вещица уже никогда не сломалась.
Глава 19
Рассчитывая принудить Темрая к неосторожному шагу, Бардас распорядился продолжать бомбардировку еще три дня. На расспросы своих офицеров он отвечал, что это называется "рихтовкой неприятеля". Они не поняли, о чем идет речь, но уже увидели, в чем смысл операции. Главным препятствием на пути к победе по-прежнему оставался численный перевес противника, и в случае необдуманной вылазки кочевников появлялся шанс устранить диспаритет. Это вполне соответствовало имперскому образу мышления и было встречено с одобрением.
Тем не менее армии приходилось нелегко. Треть алебардщиков и пикейщиков постоянно находилась в охранении, на случай, если Темрай организует очередной ночной рейд; еще одна треть занималась тем, что добывала и перевозила камни для требушетов - их запас таял гораздо быстрее, чем того хотелось бы Бардасу; два эскадрона кавалерии пришлось направить в помощь артиллеристам, что вызвало недовольство и первых, и вторых. Одни жаловались на унизительное понижение их статуса, другие - на неловкость новоявленных помощников, от которых вреда было больше, чем пользы. Сами орудия от длительного и непрерывного использования расшатались, а достать запасные канаты и дерево было негде. В качестве крайней меры Бардас пошел на то, чтобы разобрать несколько осадных башен, перспективы применения которых были крайне туманны.
Помогало то, что рядом был Теудас, без которого нехватка опытных писарей и счетоводов превратилась бы в серьезную проблему. Бардас не любил заниматься писаниной, а вот юноша брался за любое поручение и, похоже, даже находил удовольствие в составлении отчетов, графиков, расписаний и накладных.
- Обо мне не беспокойтесь, - говорил Теудас. - Меня вполне устроит, если я помогу убить Темрая счетной доской или чернильницей.
Он легко решал возникающие споры из-за горсти гвоздей или нескольких досок, определял очередность выделения материалов и никогда ни в чем не путался.
- Сделай это, хорошо, - просил Бардас, сталкиваясь с очередной задачей.
- Легко, - бодро отвечал Теудас и принимался за дело. Обычно Бардас улыбался и, кивая, говорил:
- Приятно видеть, что ты нашел занятие по душе, делая то, что нужно. Надо сказать, что с луками у тебя выходило намного хуже.
- Правда? - Теудас пожимал плечами. - Что ж, каждому свое.
Двое мужчин встретились на окраине Ап-Эскатоя, у громадного склада имперской армии. Было темно. Они не знали друг друга.
Некоторое время они изучающе смотрели друг на друга, словно два кота, потом один сунул руку под плащ и извлек сверток, обмотанный куском мокрой ткани и перевязанный бечевкой.
- Срочная доставка? - спросил он.
- Да, это я. - Второй протянул руку к свертку. - Надеюсь, вам известно, куда это отвезти, потому что я ничего не знаю.
- Здесь все написано. - Первый указал на клочок бумаги, засунутый под бечевку.
- Ладно, - ответил второй, - и что тут говорится?
Первый пожал плечами.
- Не знаю, я не умею читать.
Второй вздохнул.
- Давайте сюда. - Он осторожно взял сверток. - Похоже, какая-то палка. Как вы думаете, что здесь?
Второй покачал головой:
- Не знаю.
- Вам нравится ваша работа, да?
- Что?
- Ничего.
На следующее утро второй обманом получил лошадь из конюшни службы курьерской связи, предъявив подложный документ. Немногочисленные свидетели сообщили, что неизвестный ускакал в направлении, прямо противоположном тому, которое было указано в подсунутой им бумажке. В погоню никого не послали из-за нехватки людей, а донесение о происшедшем подшили к журналу, в котором фиксировались все возможные происшествия, чтобы заняться этим делом позднее.
Темрай привык держать глаза закрытыми. В последние дни - как долго, он не ведал - толку держать их открытыми все равно не было. Видеть можно было только пыль, которая вдобавок лезла в глаза, а ориентироваться помогали другие чувства. На первое место вышел слух; уши превратились в тончайший инструмент, позволявший не только определять, откуда исходит звук и каково расстояние до источника, но и куда упадет очередной снаряд. Правда, абсолютной гарантии слух все же не давал, что и подтвердилось однажды, когда посланный вражеским требушетом валун ударился о дорогу в нескольких футах от Темрая, и вождя засыпало землей и щебнем.
Странно, я думал, что сначала нужно умереть.
Он открыл глаза, но ничего не увидел. Ни рук, ни ног, ни туловища. Дышать стало трудно, и вдох занимал столько времени, что на выдох его уже не оставалось.
Ничего, подумал Темрай, сейчас кто-нибудь придет и откопает меня; надо лишь немного подождать.
Правда, лишь при условии, что кто-то знает, где он и что его завалило. Шансы на то, что вождя заметили до обвала, были невелики: если кто-то в крепости и держал глаза открытыми, то все равно не видел ничего дальше собственной вытянутой руки.