Донесение Этьена в тот же день легло на стол Бертье. Инспектор читал и перечитывал каждое слово. Особенно значимым ему казался конец разговора Люси Клермон с Этьеном.
— Вы не заметили, кто сидел рядом с вами?
— До этого мне было!
— Вспомните.
— Оскар! Мой Оскар!..
— Мадам Люси, это очень и очень важно!
— Впереди, через два ряда, — вернулась Люси к рассказу, сидела парочка. Справа от нас был проход. Слева, на самом конце ряда, пожилая дама…
— Позади, мадам Люси, позади!
— Я не оглядывалась.
— Вспомните.
— Да, да… Старик. Худой, в черной шляпе.
— Еще, мадам Люси.
— Ничего не помню.
— Высокий старик? — подсказывал Этьен. — Полный, седой?..
— Рыжий! Рыжий! — вспомнила Люси Клермон. — Ненавижу рыжих!..
Очень слабая нить, думал Бертье: худых стариков в Париже полмиллиона. В черных шляпах полмиллиона…
Но случай с женой и мужем Клермон давал кое-что. Во-первых, определенность места — кинотеатр «Ирабель». Во-вторых, старик был рыжий.
Подумав над этим, Бертье нажал клавишу общего вызова, чтобы отдать распоряжение.
Вечером, перед уходом домой, инспектор получил еще одно донесение — разговор, услышанный в вагоне подземки:
— Этот паршивец Мишель начал вдруг рисовать, как Брайан!
— Мишель Комбье? Идиот?..
— О ком я еще могу! Неожиданная говорят, вылечился. И знаешь, манера, ну точно как у Брайана! К+раски, полутона!
Инспектор наклонился над пультом и отдал второе распоряжение — о Мишеле Комбье.
Утром следующего дня в кабинет инспектора без стука ворвался Франк:
— Новости, шеф!
— Жду, — поднял глаза Бертье.
— Возродилась Мадлен Прево!
Франк подал инспектору экземпляр «Паризьен» со стихами на первой странице.
— Под чужим именем? — полувопросительно, полусогласно сказал Бертье, взглянув на подпись под колонкой стихов.
— В том и штука, Бертье! — воскликнул Франк. — Стихи Мадлен, подпись — Клотильды Флоранс! Наконец у нас ключ к этому делу.
— Отмыкайте им двери, Франк.
— Отомкну!
Телефонный звонок прервал диалог.
— Мишель?.. — спросил Бертье, переключил телефон на динамик. Донесение они стали слушать вдвоем с Франком.
— Двадцать два года, — продолжался доклад через динамик. «Леклюз, девятый участок, площадь Вогезов», — отметил Франк. — Умственно дефективный с рождения. Нигде не учился, — продолжал говорить Леклюз. — Неожиданно обнаружил талант в живописи. Манера, краски — как у Брайана. Будут приказания, шеф?
— Пока никаких. — Бертье отключил связь. — Слышали, Франк?
— Слышал.
— Bот вам и вторая дверь. Отмыкайте.
Франк был человеком действия. Бертье — мыслитель. В этом Франк всегда отдавал приоритет начальнику. Но получив нить в руки. Франк становился гончей и бульдогом одновременно. Это свойство помощника Бертье знал отлично. На подвижного энергичного Франка он всегда полагался в подобных делах.
Переодевшись в штатское, Франк поехал на улицу Буланже, в особняк коммерсанта Флоранса.
— Полиция, — сказал он Жюли, открывшей дверь на звонок.
Представился хозяйке дома:
— Морис Франк, из полицейского управления.
— Боже! — воскликнула госпожа Флоранс. — Что-нибудь с крошкой Кло?
— Об этом я хотел бы у вас спросить, мадам.
— Отвечайте же — с дочерью?
— Ничего плохого, мадам Флоранс.
— Слава богу!
Разговор был бестолковым, и Франк это чувствовал.