новостей. Я говорила по телефону с сестрой. Как только я положила трубку
телефон снова зазвонил. На этот раз спрашивали Румлона. Он взял трубку
и мне показалось, что… Румлон отвечал каким-то странным голосом.
— Странным?
— Я никогда у него не слышала таких интонаций.
— А какими были его интонации?
— Как будто он был чем-то огорчен что ли… Даже нет. Он говорил, словно
соглашался с приказом. Я ждала, когда он закончит разговаривать и зайдет
в комнату, чтобы расспросить его.
— Что он вам сказал?
— Ничего он не сказал. Я услышала, как он открывает дверной замок и вышла
в коридор. Румлон уже шагнул за порог. Я спросила: что случилась и куда
он собирается идти? Он ответил, что скоро вернется. Больше я его не видела.
— Во сколько Румлон ушел?
— Около десяти. Точно я не помню.
Монлис слушал и никак не мог понять, каким образом слесарь наладчик попал
ночью на территорию хорошо охраняемого завода. Что-то не стыковалось.
— Люмала, а в каких войсках служил Румлон?
— В танковых.
— Спортом он занимался? Знаете, сейчас модно всякие там клубы каратэ,
бокс, школы выживания.
— Нет. Нигде он не занимался. Почти каждую неделю на рыбалку ездил. С
соседом.
— А из министерства обороны или департамента законников на его имя повестки
не приходили?
— Нет. Ничего не было.
— Вы не помните, кто просил подозвать Румлона к телефону? Мужчина или
женщина?
— Женщина? — удивилась Люмала.
— Де нет, я не о том…
— Не о том… — хмыкнула Люмала. — Мужчина ему звонил. Приятный такой голос,
шелковый.
— Нда, — подняв брови сказал Монлис. Он искренне ничего не понимал. —
Еще раз примите мои соболезнования и извините, что именно сейчас задал
вам эти вопросы. Вас проводить?
— Нет, спасибо. Я сама доеду.
Из морга Монлис поехал в управление имперского сыска. Всю дорогу ему не
давало покоя произошедшее час назад. Хорошенький поворот событий. Ехал
опознавать самоубийцу, а узнал имя ночного вора. Да к тому же тот оказался
не шпионом-разведчиком, не спец агентом и даже не преступником со стажем.
Обычный слесарь, в армии танкистом был. Правда пока что это со слов его
жены, но внутренний голос говорил Монлису, что все, сказанное Люмалой,
окажется правдой.
Шальшок вошел в кабинет с видом маршала Кордаса, сразу после подавления
солапурского восстания. Он гоголем прошествовал к своему столу и сел в
кресло. Салис оторвался от стопки справок и запросов, и внимательно наблюдал
за тем, как вышагивает юноша, которого однажды он сам окрестил как «молодой,
но ранний».
— Так, — сказал Лоун. — Судя по маршу, ты что-то узнал про нашего самоубийцу.