должно быть расследовано, преступник изоблечен, пойман и осужден. Ты как
раз пример того, что настоящий сыщик не должен бояться никаких сложностей
связанных с расследованием. Ты согласен со мной?
— Абсолютно.
— Так вот, — Шайер был явно доволен. — Как я уже говорил тебя чем-то
напугать сложно. Сегодня, например, ты не испугался и по собственной инициативе
поехал на «глухаря». Мы вообще ходим на службу для того, чтобы такое понятие
как «глухарь» перестало существовать. Именно поэтому я решил, что лучше
тебя никто не справится. У тебя на столе лежат дела с тридцатого года
и по сей день. Предварительное заключение у них общее. Самоубийство. Как
я говорил, раньше было не до них — забот хватало, хотя… еще пятьдесят
лет назад самоубийство фербийца было чрезвычайно редким событием. Просмотри дела, изучи и отдели как говорится зерна от плевел.
— Не понял, — озадаченный Салис наморщил лоб и свел брови.
Но на самом деле удивления не было. Он уже догадался о причине сдавленных
улыбок сослуживцев. Это на самом было деле смешно.
— Я хочу, чтобы ты дал заключение по каждому делу из той стопки, которая
лежит у тебя на столе, — теперь голос Шайера был тверд и властен. — Просмотри
их и выскажи свои соображения.
— Но… это же нереально…
— Нереально когда преступник остается безнаказанным, — ответил Шайер.
Вариантов было не много и Салис, подумав секунд десять, согласился. Что
он, в сущности, теряет? Абсолютно ничего. Неделя работы в душном кабинете
и его соображения, все вместе, поместятся на десятке машинописных листов.
Ну не уходить же из сыска в самом деле.
С такими мыслями инспектор Салис вошел в свой кабинет. На его столе возвышалась
стопка тощеньких папочек. Их количество его несколько ошарашило. За соседним
столом сидел Шальшок и почти смеялся.
— Слушай, по-моему, полковник к тебе неравнодушен.
— Это гораздо смешнее, чем ты думаешь, — ответил Салис.
Он открыл ящик своего стола, достал рулетку и замерил высоту стопы. Один
метр двенадцать сантиметров. Инспектор нашел деление в пятьдесят шесть
сантиметров и разделил стопу поровну. Шальшок все еще улыбаясь, смотрел
за манипуляциями Салиса практически не моргая. Теперь на столе возвышалось
две стопки.
— Любая твоя, — сказал Лоун, жестом руки приглашая Монлиса выбрать свою долю.
Монлис почему-то перестал улыбаться и, медленно вставая, тяжело вздохнул.
Взяв левую стопку, он перетащил ее на свой стол и направился к чайнику.
Этот ритуал, наверное, не изменится, даже если начнется новая имперская
война. Прежде чем приступить к просмотру уголовного дела Шальшок заваривал
огромную кружку крепкого чая. Салис взял из стопки первую папочку и, открыв
её, плюхнулся на диванчик.
Дежурство выдалось отвратительное. С неба весь день падало жалкое подобие
дождя, капли которого были немногим крупнее, чем если бы его распыляли
из аэрозольного баллончика. Возможно, с этим и удалось бы смириться, если
бы не противный холодный ветер, который насквозь пронизывал Салиса даже
через дождевик. Часам к четырем Шальшок начал чихать.
Из больших неприятностей за этот день были два выезда. На бытовое убийство,
пьяная драка — удар табуретом по голове, и на осмотр «духанчика». «Духанчик»
был молодой, не более четырех недель как прилег в канаву, по всему было